Саймон Грин - Охотник за Смертью — Наследие

— Я уверена, что достопочтенный Представитель не имел в виду ничего подобного, — сказала Рут Ли, Представитель Золотой Горы, плавно поднимаясь на ноги. — Но он не одинок в своих заботах о будущем. Не нужно быть Нейманами, чтобы понять, что ничем неограниченное влияние чужих может превратить Империю в то, чем она никогда не должна стать.

— В справедливую, честную и равноправную? — спросила экстрасенс.

— Мне кажется, — быстро вмешался Дуглас, и его голос перебил нарастающий гул всё более разгневанных голосов, — существует вполне очевидный компромисс, если Палата пожелает его обсудить.

В Палате Парламента внезапно стало тихо, в силу того, что все её Представители объединились, с тревогой подозревая, что Спикер собирается ступить на их поле. Мишель дю Буа огляделся и осторожно прокашлялся.

— Если у Вашего Величества есть решение этой безусловно спорной проблемы, я уверен, что мы все были бы рады его услышать.

— Почему бы не позволить чужим голосовать раздельно, но только по вопросам, связанным непосредственно с ними? — спокойным голосом сказал Король. — Наши друзья-инопланетяне стали бы лучше понимать, как вообще работает Парламент, в тоже время позволяя Парламентариям изучать их решения и определять, как лучше интегрировать их в нашу систему.

Это был язык, который Парламент мог понять — компромисс, который не нравился никому, но с которым можно было жить. Это решение позволяло добиться прогресса в отношениях с чужими, при этом не обязывая ни к чему обе стороны. На тонкой грани компромисса можно было услышать несколько недовольных голосов, но они, как правило, быстро замолкали, когда камеры поворачивались в их сторону. Депутаты быстро проголосовали за то, чтобы предоставить каждой нечеловеческой расе отдельный Голос (если не отдельное Место) по вопросам, касавшимся сугубо чужих. Это было хорошее начало для Короля как Спикера и все это понимали. Дуглас проявил мудрость, хорошее понимание политики и готовность работать в команде, а не против неё. Вся Палата Парламента, казалось, немного расслабилась.

А затем Суббота начал свою первую речь и всё испортил. Пока он говорил, можно было практически увидеть, как испарялась доброжелательность. Рептилоид начал с того, что очень поэтично отозвался о том, насколько его виду нравится сам акт кровопролития, похвалил Человечество за разработку увлекательной идеи войны и в завершение уверил Палату Парламента, что рептилоиды никогда не нападут на Человечество, потому что не сражаются с любителями.

Когда он наконец закончил, единственным раздававшимся звуком в Палате Парламента был негромкий смех Сварт Альфаира.

****

У Финна Дюрандаля была своя ложа на Арене, совсем рядом с песками, дабы не упустить ничего из происходящего. Арена была окружена гигантскими экранами, которые позволяли рассмотреть в повторе каждую деталь, каждый удачный удар в замедленной съёмке, но когда зрелище происходило прямо у тебя на глазах — это ни шло ни в какое сравнение. Подобные ложи стоили целого состояния, но никто никогда не просил Финна заплатить за неё. Уже само его присутствие здесь было для них честью. И это нисколько не удивляло Бретта. Всякому имеющему дастся и приумножится. Он всегда это знал. Бретт расположился рядом с Дюрандалем, не чувствуя ни малейшего комфорта от подобного соседства. Пока на Арене проходили разогревающие бои, Бретт уминал бесплатный арахис и кидался им в самых медленных бойцов. Он никогда не понимал очарования Арены. Жизнь сама по себе уже была болезненной и опасной, и сама идея добровольно подвергать себя опасности ради острых ощущений была для него совершенно чужда. Платить большие деньги, чтобы смотреть как люди страдают и даже умирают... иногда Бретт думал, что остался единственным разумным человеком в Империи. Поэтому он наблюдал за Финном, а не за происходящем на песках и был удивлён тем, что тот судя по всему скучал.

— Не нравится шоу? — спросил он наконец ртом, полным арахиса.

— Любители, — ответил Финн. — Клянусь, некоторые из них пользуются пакетами с поддельной кровью. С таким же успехом можно было послать клоунов, чтобы те дрались пирогами. А я ненавижу клоунов. Какой смысл в насилии, если при этом никто не страдает?

Бретт решил воздержаться от новых вопросов на эту тему.

— Полагаю с той вершины, с которой ты смотришь, ты способен оценить умения только по-настоящему опытных бойцов.

— Мастерство в любом виде интересно, — сказал Финн. — Но я бы всё равно не назвал это представлением. Тут всё очень... наигранно, вплоть до реплик, не говоря уже о боях. Они сражаются, скованные правилами и предписаниями, имея все возможные средства защиты, к тому же рядом всегда находятся регенерирующие капсулы, спасающие большинство жертв. Это скорее игра в сражение, где шансы всегда на твоей стороне, неважно проигрываешь ты или побеждаешь. С настоящим боем и рядом не стоит.

— Тогда... зачем тебе здесь ложа?

— Потому что от меня этого ожидают. Одна из глупостей, которые я вынужден делать, чтобы поддерживать популярность. Им нравится видеть меня здесь, разделять удовольствие вместе со мной. Это всё часть имиджа. А теперь заткнись и смотри внимательно. Скоро начнётся первый бой. Пора Дикой Розе с Арены продемонстрировать нам на что она способна.

Бретт перевёл взгляд на песок и увидел как бойцы на разогреве мигом испарились, в то время как Роуз Константин шла в центр Арены. Одета она была в уже ставшую визитной карточкой одежду — в плотно облегающую тело от бёдер до высокого воротника кожу цвета засохшей крови. Кожа её была мертвенно бледной, коротко стриженные волосы черны, как ночь, глаза ещё темнее, а похожий на бутон розы рот был ярко-алым. Около двухсот пятнадцати сантиметров ростом, мускулистая, с пышной грудью...

Бретту показалось, что он никогда не видел ничего более сексуального... и страшного в своей жизни. А видел он достаточно. С открытым ртом он наблюдал, как Роуз Константин шла по песку со смертоносной грацией хищницы. Меч в её руке смотрелся настолько естественно, что казался продолжением тела, неотъемлемой его частью.

Толпа приветствовала её, но в приветствии не чувствовалось теплоты или признания, которую Бретт ожидал услышать к столь давнему победителю кровавых песков. Дикая Роза пришла на Арену в возрасте пятнадцати лет. Порочная, маленькая милашка с ненасытным аппетитом к сражениям во всех возможных его проявлениях. Она сражалась мечом и топором, энергетическим оружием и силовыми щитами, в полной броне и обнажённой, но никогда не проигрывала. С тех пор прошло десять лет, но её никто так и не смог победить. Она сражалась с любым оппонентом в независимости от того, какие были шансы на победу, и однажды на показательном матче с коэффициентом пятнадцать к одному не в её пользу, она менее чем за десять минут убила всех. Публика не раз видела, как она истекала кровью, но никогда не видела, чтобы она дрогнула перед лицом врага. Роуз восхищались, но не любили. По мере того, как росла её слава, становилось все труднее найти кого-то, кто вышел бы против Дикой Розы, независимо от того насколько большой был гонорар. Толпе нравилось смотреть на бой равных соперников, когда матёрый противник бился с не менее опытным бойцом, или по крайней мере когда один из оппонентов не трусил перед лицом безвыходной ситуации. Всё, что могла предложить Роуз — это то, что её оппонент обязательно будет убит. И тем не менее люди приходили увидеть её — Дикую Розу Арены, мрачно обаятельную, бесконечно завораживающую. Безжалостный кроваво-красный ангел смерти, который апеллировал к тёмным, низменным потребностям толпы.