Гарри Гаррисон - Сеть миров

Дорога и дальше вилась по широкой долине, и путники шли по ней, предпочитая не срезать через изрытые бороздами поля. Ближе к вечеру зима закончилась.

Пожалуй, никакими другими словами это и не описать. Только что Грант с Эйкером брели по щиколотку в снегу, а вокруг степенно падали крупные хлопья, как вдруг небо впереди посветлело. Словно выросла на пути невидимая стена, за которой солнце ярко сияло над зелеными полями. Юноша и наемник беспрепятственно пересекли эту границу, зато снежинки преодолеть ее не могли, тут же таяли, исчезали.

Грант растерянно огляделся: на три стороны простирался живописный цветущий пейзаж, а позади царили холод, снег да ледяной ветер.

Солнце и теплый ветерок пришлись Эйкеру по нраву. Наемник расстегнул ворот куртки и полной грудью вдохнул напоенный летними ароматами воздух.

— Армия, к которой мы прибьемся, уже недалеко. Люблю, когда солнце припекает, поэтому часто сражаюсь за доброго герцога Дарика. У него подагра, и он не переносит холод. Дарику всегда светит солнце, так здесь говорят.

— Ты имеешь в виду, что он создает лето?

— Нуда. С помощью чар, им самим и состряпанных четверть века назад, и они до сих пор действуют. Не важно, какое время года на дворе, — вокруг Дарика всегда середина лета.

Они поднялись на пригорок, с которого открывался вид на широкий луг, где и разбила лагерь армия герцога. Пестрели палатки и шатры, сновали люди в кожаных доспехах и кольчугах; некоторые, в позлащенных и посеребренных латах, восседали на шестиногих лошадеобразных скакунах. Стоял сильнейший гам: выкрикивались приказы, звенела сталь, трубили рожки… Недалеко от дороги была разбита сторожевая палатка, подле которой слонялось с полдюжины пикинеров.

Воин, что стоял ближе всех к дороге, загородил путь и сонно проговорил:

— Ни шагу дальше! Назовись! Чего надо?

— Мы наемники, идем служить доброму герцогу Дарику.

Удовлетворенный ответом, воин опустил пику и крикнул в сторону палатки:

— Эй, капрал, тут еще двое хотят завербоваться.

В палатке засуетились, и через секунду наружу высунулся молодец с длинными вьющимися усами. Он презрительно осмотрел новичков и задержал взгляд на Гранте: хилом, сутулом, бледном, женоподобном, светловолосом, с прозрачными бровями. Капрал криво усмехнулся и велел пикинеру:

— Не бог весть что, но ты отведи их к герцогу… он всяких берет.

Эйкер плюнул капралу в лицо и потянул из ножен меч.

— Ты прав, сынок, потому что Дарик взял тебя. Я сражался за доброго герцога, когда ты еще под юбкой у няньки прятался. — Сказав это, наемник пошел дальше. Потом вдруг обернулся и с улыбкой спросил: — Подраться не желаешь ли?

Капрал залился пунцовой краской, утерся и, открыв было рот, снова закрыл — ни дать ни взять рыба на суше. Он получше присмотрелся к Эйкеру, отметил мощный торс под поношенной курткой, могучие руки. Решив не рисковать, усач скрылся в палатке, и его подчиненные довольно заулыбались. Двое даже самовольно оставили пост и пошли следом за Грантом и Эйкером.

Они пересекли лагерь и приблизились к самому большому шатру — разноцветному, с висящим над входом штандартом: кулак в черной кольчужной перчатке на белом фоне, выжимающий капли крови. Пикинеры отсалютовали флагу, их примеру последовали и Грант с Эйкером, и только после этого вошли.

Внутри по периметру стояли вооруженные воины, а в середине — два заваленных бумагами стола. За первым тощий писарь чернильными пальцами перебирал листы пергамента, за вторым разместился старик в золотом венце. Эйкер выступил вперед и торжественно стукнул себя кулаком в грудь:

— Приветствую, герцог! Я пришел послужить тебе.

— Здравствуй, здравствуй, дьявол тебя задери, — раздраженно ответил старик и чуть пошевелил на подушке забинтованной ногой. — Кто ты и кого привел?

— Я Эйкер Амен, а это мой раб-копьеносец.

Грант чуть было не запротестовал против такой рекомендации, но вовремя прикусил язык. Наверняка Эйкер знает, что делает. Вон как ловко он поставил на место капрала.

Писарь раскрыл огромную книгу в кожаном переплете, нашел нужную страницу и ткнул в нее пальцем:

— Амен, Эйкер. Урожденный инин, мастер мечного, топорного и кулачного боя. Также безупречно владеет кинжалом, булавой, саблей, метко стреляет из арбалета…

— Довольно, довольно! — не сменив раздраженного тона, прервал писаря герцог. — Два золотых энна в день, доля в добыче и для тебя, и для раба, трофейное оружие и доспехи — обоим. По рукам?

— По рукам! — взревел Эйкер. — Мы бьемся насмерть!

В знак заключения сделки он от души хлопнул ладонью по столу. Герцог тоже хлопнул и скривился — подагрическая нога отозвалась болью. Грант только и успел подумать, не требуется ли и от него стукнуть по столу, но Эйкер уже выталкивал его из шатра.

Снаружи Грант заметил, что все идут в одном направлении. Войско герцога выстраивалось в очередь к огромному котлу с похлебкой. Грант с Эйкером встали в конец, и в ожидании трапезы юноша успел обдумать недавние события.

— Эйкер, — обратился он к мечнику, — ас кем… мы собираемся вдевать?

— Не знаю. Да какая разница? Ты лучше бери жратву — наша очередь подошла.

Получив по костяной миске с дымящейся похлебкой, Эйкер и Грант отправились искать место, чтобы разбить палатку. На ходу мечник с набитым ртом предложил:

— Можешь спросить у командиров, вдруг знают?

— Успеется, — ответил Грант. Греясь на солнышке и вдыхая густой аромат мяса, картошки, риса и незнакомых овощей, он постепенно стал проникаться философией Эйкера. — Недурной супчик, кстати…

Лишь пятый по счету командир сумел ответить Гранту, на кого идет войной Дарик, — на тирана Хельбиду. Ну, на Хельбиду так на Хельбиду, кто бы это ни был. Правда, когда выдвигается войско, не ведал никто, даже сам герцог. По лагерю ходил слушок, что якобы каждый вечер, на закате, его светлость кидает на шелковую скатерть пару двенадцатигранных астрологических костей. И до сих пор кости не дали желанного ответа, что-де пора выступать, а потому армия проводит время за возлияниями, праздным шатанием по лагерю, спорами и совершенствованием воинских навыков.

Дважды в день командиры и бывалые бойцы сгоняли обленившихся рекрутов на ристалище, где они с оглушительным лязгом и грохотом сходились в учебных схватках. Ветераны дрались на настоящих клинках, тогда как новичкам выдавали деревянные мечи и жерди вместо копий.

Рекрутам без дозволения офицера покидать ристалище запрещалось, но за ними никто особо не приглядывал, поэтому Грант самовольно перебрался от копейщиков к мечникам. Новобранцы молотили друг друга, злясь и ругаясь; подгоняемые окриками командиров, они набивали синяки и шишки. Снова и снова поднимаясь из пыли, Грант быстро понял, что такое плохая защита. Всякий раз он собирал волю в кулак и пускал в ход мозги, внимательно следил за движениями и техникой оппонента, учитывал собственные ошибки… и продолжал заниматься даже после того, как большая часть рекрутов покидала ристалище.