Михаил Шабловский - От тёмного истока

В прогале зарослей скрывались старые поржавевшие столбы ворот с перекладиной наверху. На правом столбе ещё висел старинного образца дорожный знак с едва различимым изображением перечёркнутого сигнального рожка. Лагерь был заброшен совершенно и уже очень давно. Кусты и деревья разрослись здесь настолько буйно, что я едва мог продраться сквозь ветви. Деревянные строения развалились полностью, только лишь веера досок с лохмотьями голубой краски указывали, где раньше стояли спальни, столовые, административные корпуса и прочее. Здание трансформаторной будки сохранилось и кирпичным скелетом с пустыми глазницами окон стояло среди деревьев. Я подошёл к нему, положил руку на ободранную кладку и включил «истинное зрение».

Жуткие образы колоссальными, разновременными, наслаивающимися потоками нахлынули на меня. Настолько мощный отпечаток ужаса и боли лежал на этом месте, что и теперь видение полностью затмевало реальность слоёным множеством убийственно-ярких застывших картин прошлого.

Деревянные корпуса лагеря стояли целые, а в них и на кроватях, и на полу лежали какие-то огромные красно-жёлтые куклы, и лишь присмотревшись — мозг отказывался осознавать такое — я понял, что это дети, живые дети с искажёнными в безмолвном крике лицами, дети, по всей поверхности тел которых сочился кровавый пот. В коридорах лежали и взрослые — вожатые и воспитатели, их кожа также была вся в крови, головы запрокинуты, руки и ноги сведены в пароксизмах страшной боли. Метались по палатам ещё не заражённые, перепуганные нянечки и врачи в белых, испачканных красным халатах, тащили окровавленные простыни, вёдра с горячей водой… Но уже стояли у ворот странные серые цельнометаллические автофургоны с синими полосами и надписями «Аварийная» (это был уже иной слой видения), и от этих угловатых машин к корпусам бежали люди в чёрных куртках, с чемоданами, шлангами и иными странными устройствами в руках, и среди этих людей я вдруг узнал очень молодого Зиновьева. Вот он уже со страхом и жалостью на лице выносит окровавленных детей к фургонам. Но многим уже не помочь, и мертвые тела валяются повсюду, там, где их застигла страшная участь. А вот где-то далеко на заднем плане следующим слоем фантасмагории видны бело-красные кареты «скорой помощи», желто-синие милицейские «уазики» и, ещё более далеко и одновременно близко, — колонна тёмно-зелёных армейских грузовиков, и солдаты в общевойсковых защитных костюмах и противогазах приходят и заливают всю территорию лагеря блестящей жидкостью из распылителей, и идёт время, и все строения разрушаются, всё зарастает кустарником и деревьями, и надо всем воцаряется тлен…

Страшные видения вызвали у меня почти физическую боль. Мне едва не стало плохо. Я вынужден был присесть на жухлую траву, опершись спиной о кирпичную стену и потратить несколько минут на то, чтобы отдышаться. Продержи я «истинное зрение» включённым ещё минуту, и обессиливающий ужас наверняка преодолел бы мою волю. И так я уже воочию видел себя ползущим скорее к выходу с заражённой территории лагеря, видел, как бросаю в канаву пистолет и ружьё, как бегу, удираю прочь, на опорный пункт, к своим, в Москву, под защиту начальства, под защиту Организации, и как тихо и мирно живу дальше со своей избранницей и не помышляю даже о выступлениях против всесильной Тьмы.

Но пока ещё воля моя не была покорена. Сделав над собой усилие, я прогнал из сознания предательские мысли о покое. И снова вспыхнула светлая, укрепляющая волю ярость. Поступить так с детьми! Ну нет, граф Залесьев, шалишь! Ты ли сам виной произошедшему здесь, или овладевшие тобою дьявольские силы, но я не испугаюсь и не сверну с выбранного пути. Я иду, иду за тобой и за теми, кто верховодит злом, беспредельно царящим в этой омрачённой долине!

И я встал, вновь вскинул дробовик стволом на плечо, вынул из кобуры пистолет, взяв его в левую руку, и так, готовый к немедленному бою (ибо я помнил о собаках и мрёнках), решительно зашагал к дальней ограде лагеря, за которой начинались залесьевские охотничьи угодья. Прямо за покосившимися старыми бетонными столбами, ясно обозначая границу графских земель, высилась электрифицированная тускло блестящая металлическая сетка с колючей проволокой поверху. Я прошёл сквозь сеть и двинулся вдоль неё влево, поскольку помнил, что где-то здесь должны были быть яхромские ворота поместья. Я рассчитывал найти там то или иное средство передвижения, поскольку добираться до дежурной части охраны пешком было, разумеется, далековато. Вскоре среди деревьев впереди мелькнул просвет, послышался говор людей и шум двигателя. Я деволюмизировался, выглянул из-за кустов и затрясся от беззвучного смеха. На въезде перед шлагбаумом (этот контрольно-пропускной пункт был оборудован точно так же, как приснопамятный икшинский) стоял тот самый трейлер «Evergreen Products» с площадки — цифры номера были те же, да и физиономия водителя была мне вполне знакома. Что ж, придётся дальнобойщику вновь потерпеть моё присутствие в своей кабине. Хотя теперь он об этом и не узнает. Бесплотным я быстренько перебежал к тягачу, влез в кабину и удобно устроился на пассажирском сиденье, не выпуская из рук пистолета и ружья. Усевшись, я спокойно прислушался к разговору снаружи. Говорил старший охранник:

— Что-то вы навострились опаздывать. На твой номер проезд до шести заказан, а сейчас уже вовсю начало седьмого!

— Опаздывать, опаздывать, — проворчал водитель. — Ты бы тоже опоздал, если б тебе под утро хмырь какой-то в кабину влез и телефон отобрал! И главное, помню же, что все двери запирал! А он, когда вылезал, отпер дверь, я прям слышал, как замок щёлкнул. Как вот такое может быть? Я пока в себя пришёл, пока думал полицию вызывать, пока трейлер осматривал, не спёр ли он чего — вот и задержался.

— Так ты что же — без телефона теперь? — посочувствовал второй охранник.

— Да нет, — замялся дальнобойщик. — Телефон-то он мне вернул… Пригрозил пистолетом, отобрал, что-то на нём понажимал, сообщение, что ли, отправил какое-то, стёр и вернул. И удрал. Да ещё по плечу покровительственно так похлопал, представляешь? Сумасшедший, наверно. Волосы всклокочены, грязный весь…

Я смущённо хихикнул, узнав себя в описании, пригладил волосы рукой и сделал формальную попытку отряхнуться.

— То есть и телефон у тебя на месте, и из трейлера ничего не пропало, и двери заперты были, и грязный псих привиделся? — с усмешкой подытожил старший. — Ты, друг ситный, не выпил ли вчера чутка лишнего на сон грядущий? Давай езжай на терминал уже, да там придумай поумнее историю, когда спросят, почему опоздал.

Водитель сплюнул, витиевато выругался, махнул рукой и полез в кабину. Охранники открыли шлагбаум, тягач зарычал двигателем, кабина плавно закачалась, трейлер тронулся с места и покатил по главной дороге поместья. Дальнобойщик всю дорогу ворчал и чертыхался, поминая встрёпанных психов, ментов-взяточников, дуболомов-охранников, дурацкие терминалы, ослиные правила въезда и так далее, и твою налево, и растудык тебя в качель. Я молча сочувствовал. Минут через десять мы проехали мимо поворота к дежурной части. Тут я, не возвращая себе плотность, выпрыгнул из кабины прямо через дверь, пролевитировал к обочине и мягко приземлился, погасив скорость. При этом я с большим трудом удержал себя от того, чтобы напоследок сыграть какую-нибудь шутку с незадачливым водителем трейлера. Однако здравый смысл взял верх, и я не стал подвергать свою миссию неоправданному риску ради пяти минут веселья.