Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

Он спохватился, но было поздно. Чёрный уже увидел перед внутренним взором картину здания, объятого пламенем. Дрожью прошло по его телу знакомое ощущение, настолько жёстким оно было в этот раз. И он понял, что слишком увлёкся собственными переживаниями и ослабил контроль над своим свойством предвидеть. Видение вкралось в его сознание, вплелось в цепочку его мыслей, слилось с ними. И теперь он знал наверняка: что-то случилось или случится вот-вот. Пакет с дискетами упал на белую простыню, которой был уже застелен асфальт. Ноги сами понесли Чёрного в направлении детдома. Несколько раз он поскальзывался и падал. Левое колено кровоточило, но он не чувствовал боли. Он потерял равновесие ещё раз – на спуске и, покатившись, врезался в чьи-то ноги.

Человек устоял, только хмыкнул. Чёрный поднял глаза и увидел высокого мужчину в длинном тёплом пальто и шляпе, как в американских фильмах про прошлый век. У высокого был тяжёлый немигающий взгляд.

– Ты чего, малой? Глаза потерял, а?.. – спросил человек, медленно выговаривая слова.

Чёрный был уже на ногах и выпалил, скорее бессознательно облекая в слова тревожащие его мысли, нежели отвечая:

– Детдом горит!..

Он не стал ждать ответа высокого. Он бежал до тех пор, пока лёгкие не превратились в один саднящий слипшийся ком плоти. Ног Чёрный не чувствовал уже давно. Он отдохнул пять минут на спине, хватая воздух словно рыба, выброшенная на снег. Прохожие старательно не замечали лежащего на земле паренька со слезами в глазах. Некоторые опасливо обходили его стороной или ускоряли шаг. Никто не желал пересекаться взглядом с беспризорником. Их было немало на улице уже в те годы.

Поднявшись на ноги, он тут же увидел плотные клубы чёрного дыма – там, за очередным подъёмом. В груди у Чёрного что-то содрогнулось. Через невыносимо долгие десять минут он, умирая от боли не то в лёгких, не то в сердце, стоял в толпе у ворот детдома. В ворота не пускали. Пожарные тушили обеденный блок. Примыкающий учебный блок сгорел дотла.

Рядом с пожарными стоял милицейский «бобик» с проеденными ржавчиной щеками. Милиционер с квадратной головой и угрюмым видом лениво скрёб по бумаге неслушавшейся на морозе ручкой. Чернила в ней застыли. Ручка то и дело выпадала из толстых квадратных пальцев. Рядом с отстранённым видом стоял директор.

Чёрный рванулся к нему и выпалил:

– Я вернулся… Что тут случилось?!.

Директор просканировал его мутным взглядом и отвернулся, не заметив. Деньги, выделенные в смете на приведение в порядок средств пожарной безопасности, были им давно присвоены. Случившееся он считал бессмысленнейшей досадной неудачей.

– Пострадавших пятеро? – голосом под стать угрюмому лицу переспросил у заведующего милиционер. Было видно, что все эти пострадавшие, потерпевшие и подозреваемые безмерно его утомили за последние N лет.

Директор с трудом вышел из комфортной роли стороннего наблюдателя:

– Мм… Пятеро… Что?! – воскликнул он вдруг неожиданно громко, заставив угрюмого приподнять брови. – А… Ну да… Четверо с ожогами – в больнице уже… – Он назвал фамилии.

– Пятый? – не поднимая головы, вопросил милиционер.

– Пятый погиб. – Директор возмущённо хлопнул себя по ляжке, явно считая эту смерть злым умыслом самого погибшего.

– Фамилия, имя, – с методичностью робота продолжил допрос угрюмый.

Директор шмыгнул длинным в красных прожилках носом:

– Сенцов, Сергей…

Чёрный почувствовал, как его пронзила холодная молния. Он вдруг потерял способность двигаться. Внешние звуки затухли, перестали доходить. Вдохнуть не получалось, да и не было особо нужно.

Сенцов была фамилия Серого…

Чёрный с тех пор окончательно принял свой дар как проклятие и до недавнего времени крайне редко и если обстоятельства очень тому способствовали позволял себе сознательно заглядывать в будущее. Он делал это большей частью для Костика по старой дружбе. Случай с Валерой был исключением…

Топтун-колхозник с умением надавил Чёрному на плечо, вызвав невыносимую боль в суставе. Бурление чувств разом достигло критического уровня. Чёрный уже знал, что что-то приближается. Он ничего не мог поделать. Ему оставалось только увидеть. Он не хотел ничего видеть и зажмурился, стиснул зубы.

– Всё… Сейчас случится… – выдавил Чёрный сипло.

Громила, давивший ему на плечо, оторопел, переглянулся с «коллегой» и радостно гыкнул, забавляясь тем, что этот лох, видно, рехнулся со страху или от боли.

Непринадлежность наполнила сознание Чёрного до краёв. Он вздрогнул. Тело стало чужим, знакомо незнакомым.

– Давайте его сюда, – донёсся до его ушей чей-то налитый наглостью голос. Чёрный его уже где-то слышал. Он осторожно выпрямился, открыл глаза. И сразу же наткнулся взглядом на Родика. На лице у того было довольное выражение, не предвещавшее ничего хорошего.

Чёрный огляделся, словно ища поддержки вовне. Он узнавал и не узнавал улицу. Ему показалось, что на противоположной стороне не хватало дерева у остановки, вывеска магазина одежды, чуть выше по улице, потеряла в яркости, количество зевак вокруг поуменьшилось. Только их взгляды стали жаднее, словно они готовились растерзать глазами предстоящее зрелище.

Желтоглазый оказался на ногах возле своего угольно-чёрного «ауди» и на достаточно изощрённом экспрессивном языке мерялся «важностью» с невесть откуда взявшимся гражданином в штатском. Гражданин был высокого роста и вообще крупных размеров и смотрелся более чем внушительно рядом со своим оппонентом. Поток инфернальных выражений у желтоглазого иссяк. Переполненный раздражения, он суетливо прошёлся руками по карманам, выдернул корочку и поднёс её чуть ли не к самому носу гражданина в штатском. Не меняя положения головы, не мигая, гражданин чётким движением, будто вынимал пистолет, достал из внутреннего кармана пиджака свою корочку, щёлкнул ею перед очками желтоглазого и, развернувшись, оставил того вопить в одиночестве.

– Ты ещё не понял, на кого нарвался! – продолжал желтоглазый. – Тебе ещё придёт обратка! Ты… фамилию мою не разобрал, ты не знаешь, кого я знаю!..

Охранники желтоглазого застыли в младенческой растерянности. «Пахан» произносил грозную речь, но приказаний не отдавал, и их не привыкшие к самостоятельной работе мозги тщетно силились произвести на свет какое-нибудь решение. В результате тела бездействовали.

Не встречая сопротивления, Родик отодвинул оба тела, ухватил Чёрного за заложенную за спину руку, с наслаждением закрутил её сильнее.

Внутри замызганного грязью «фольксвагена», куда Родик его втолкнул, сильно пахло куревом. Задние сиденья были изрядно продавлены. Чёрный всё пытался адаптироваться к новизне мира и себя самого и потому ещё не готов был сформулировать ответ на ситуацию, когда Родик плюхнулся рядом, захлопнул дверь и без предупреждения ударил его кулаком в висок. Наступила темнота. Глубокая и долгая, как глухая зимняя ночь…