Галина Липатова - Паладинские байки

‒ Ну я же предлагал выйти, сеньор маг. А теперь вам придется платить за это веселье.

Тот закашлялся, силясь что-то ответить. Жоан, опираясь на свой деревянный меч как на трость, отметил:

‒ Предупреждали же. Впрочем, сеньоры, ничего ведь личного, просто цеховая солидарность. Вы ж понимаете.

И он ухмыльнулся.

С каминной полки с грохотом рухнули золоченые вульгарные часы. Хозяин кабака невозмутимо отщелкнул костяшки на счетах и объявил:

‒ Тысяча четыреста реалов серебром, сеньоры. Кто будет платить?

‒ По-моему, это очевидно, ‒ пожал плечами Робертино. ‒ Платит проигравшая сторона. А мы, с вашего позволения, откланяемся.

И он поклонился. Посетители кабака вдруг разразились аплодисментами и воплями восторга. И под эти овации Робертино направился к выходу, а Жоан, ухмыляясь еще нахальнее и самодовольнее, устремился за ним, по пути слегка пнув застывших с раскрытыми ртами кадетов:

‒ Ну, теперь поняли, для чего устав соблюдать надо?

Джулио посмотрел на него с недоумением:

– Нет, а для чего?

Паладин схватился за лоб и закатил глаза:

– Мир еще не видывал таких идиотов!!! Живо, на улицу, пока еще пинка не получил!

Кадеты вымелись из кабака, поспешая за Робертино.

На башне Соборного Храма Пяти Богов начал бить колокол, и паладины прибавили шагу.

– Как бы на ужин не опоздать, – с беспокойством сказал Жоан. – Жрать-то как хочется после этакого махалова, а, Робертино?

Приятель только кивнул, думая не столько о еде, сколько о недочитанном трактате.

Уже примерно на середине лестницы на холм, по пути ко дворцу, Жоан решил снова попытаться втолковать кадетам, что к чему. Взялся он за Карло, как более смышленого из этих двух баранов, и спросил вкрадчиво:

– Как ты думаешь, кадет Карло, что именно произошло в «Розе и Мимозе»?

Карло, измученный подъемом, пропыхтел:

– Вы наваляли магикам.

– Какой умный мальчик, – похвалил его Жоан, ничуть не запыхавшийся. Джулио, тоже мокрый и красный, уставился на него и на Робертино с завистью. Конечно, у обоих кадетов были изрезаны спины, однако порезы все-таки неглубокие и подъему по лестнице не мешающие. И ведь же кадетов наставники должны были гонять до изнеможения!!! Джулио и Карло стали кадетами сразу после Новолетия, когда в корпус принимали новичков, а до сих пор подняться по Королевской лестнице не запыхавшись не могли. Конечно, лестница длинная и довольно крутая, но… сам-то Жоан шел себе и шел, дышал размеренно и даже ничуть не вспотел. Не говоря уж о Робертино, тот вообще выглядел так, словно по цветущей полянке неспешно прогуливался. Разве что был чересчур задумчив. Жоан дернул его за рукав:

– Нет, ты только посмотри на этих лопухов. Да пока они по лестнице поднимутся, их выжимать можно будет. И ведь их же гоняют с самого Новолетия. Представляешь, какое это было барахло изначально?

Паладин кивнул, соглашаясь:

– Да уж. Их родители уж очень сильно короля упрашивали пристроить их в кадеты, прямо изводили. Помнишь, Кавалли жаловался, что скоро в корпус таких брать начнут, что ложку в ухо суют и еле ноги таскают? Так это он про них говорил.

Кадеты, услыхав это, явно обиделись, но промолчали – всё еще были под впечатлением от того показательного мордобоя, что паладины устроили в кабаке. Жоан же продолжил наседать на Карло:

– Кадет Карло, почему, как ты думаешь, мы смогли навалять магикам, а вы – нет?

На сей раз Карло дольше думал над ответом. Очень, конечно, хотелось ляпнуть первое же, что в голову пришло – мол, Робертино и Жоан просто старше и лучше обучены, но он чуял, что от него ждут не подтверждения очевидных вещей, а чего-то другого. По его лицу было видно, как натужно скрипят мозги в поисках правильного ответа, и когда Карло наконец додумался, то так просиял, что аж фонарики на лестнице рядом показались тусклыми:

– Наверное, это потому, что мы к шлюхам ходили… А нам вроде б по уставу нельзя…

– О, да ты, я смотрю, не совсем пропащий, из тебя, глядишь, хоть плохонького, а все же паладина можно будет со временем сделать, – похвалил его Жоан.

Джулио застыл на месте и обалдело уставился на Жоана и Робертино:

– Э-э-э… так это что, правда?

Он жалобно захлопал глазами:

– Это что, нам, получается, на самом деле трахаться нельзя? Это нечестно!!! Меня о таком никто не предупреждал, когда в паладины записывали!!!

Робертино и Жоан не выдержали, и в который раз за вечер согнулись в приступе неудержимого хохота, отчего вынуждены были схватиться за перила, чтобы не скатиться вниз по лестнице. Даже Карло посмотрел на приятеля как на последнего дурака и тяжко вздохнул.

Отсмеявшись, Робертино выпрямился, все еще держась за живот, утер слезы с глаз и проговорил, срываясь на хихиканье:

– О боги, давно я так не смеялся!!! Да, Джулио, нельзя. И это, представляешь, теперь на всю жизнь! Ну, ты, конечно, можешь избавиться от паладинского обета, совершив что-нибудь совершенно не совместимое с уставом, но тогда тебя в монастырь на покаяние отправят. Ну, еще можно ногу себе отрубить… Что, не хочешь? Ну тогда смирись с судьбой. Конечно, ты можешь устав в этом пункте не соблюдать и обет нарушать, но тогда тебя уделает даже самый паршивый маг. А ты думал, почему короля и королевский дворец именно паладины и охраняют? Вот поэтому!

А Жоан добавил:

– И вообще, на твоем месте я бы сейчас совсем о другом беспокоился. Например, о том, что и как ты завтра вечером будешь говорить Кавалли, когда он вернется из отпуска. И о том, какое наказание он тебе назначит.

– А может… вы ему ничего не скажете? – робко попросил Джулио.

– Ха. Да он сам узнает. От мэтра Смерильо, декана мажеской академии, с которым он в карты играет по пятницам. Так что не советую тянуть, лучше сами признайтесь, может, он смелость оценит и не накажет слишком уж сильно, – сказал Жоан. – Но устав вы завтра оба будете вслух читать, на тумбе стоя. Вам это только на пользу.

Кадеты только вздохнули.

Перед самым сном Робертино наконец дочитал трактат Пастеля и теперь перелистывал, разглядывая гравюры, а рядом Жоан, развалившись на своей кровати, лениво крутил в руках головоломку из трех деревянных колечек на веревочке. Распутав веревочку, он снова собрал головоломку и спросил:

– А правда, что ты девственник?

Робертино закрыл книгу, отложил на ночной столик, явно собираясь на боковую:

– Правда.

– Хм… Но ты же до корпуса два года студентом был! Как же ты так умудрился – два года в университете, и остаться девственником? Что ты там делал? – удивился Жоан.

Его друг сел на кровати, пожал плечами и принялся взбивать подушку:

– Что делал? Учился. Как-то не до того было. К тому же я был несовершеннолетним… Ну, что смотришь изумленно? В нашей семье очень строгое воспитание. Как-то, знаешь, трудно просто так взять и преодолеть то, что тебе с детства вдалбливают, – Робертино улегся, накрылся одеялом. – Так что я так девственником и остался. Может, и правильно – не так жалеешь о неполученном, как об утраченном.