Галина Липатова - Паладинские байки

Жоан помолчал, вздохнул и согласился:

– Оно и верно. Ладно, спокойной ночи… Хм, кстати, а ведь получается, что про Марионеллу таки правду Кавалли говорил.

– Угу… главное – не злоупотребляй, – сказал Робертино и погасил светошарик на их ночном столике. Стало тихо, только доносился с другого конца полупустой спальни негромкий храп младшего паладина Оливио. Потом в темноте опять раздался шепот Жоана:

– А знаешь, ты был охренительно крут, что ни говори. Никогда не думал, что я это скажу, но девственность – это круто.

– Спасибо… спокойной ночи, Жоан. А то мне завтра с раннего утра в университет, – зевнул Робертино, и наконец-то заснул.

Дамское коварство

О том, что во фрейлинском крыле завелись пикси, поговаривали уже давно. Фрейлины много раз жаловались, что какие-то зловредные проказники портят им платья, рассыпают украшения и пищат по ночам. Особенно пикси досаждали старшей фрейлине, а она досаждала всей дворцовой обслуге, требуя решить эту проблему. Придворный эконом велел вызвать алхимика-отравителя мэтра Арсенни, знаменитого специалиста по всяческим противопаразитным ядам. Отравы, которые мэтр Арсенни готовил для тараканов, клопов, мышей и крыс, считались самыми действенными. Но стоило придворному лекарю прознать о том, что эконом вздумал пригласить Арсенни, как он заартачился и поднял большой шум. Кричал, мол, пока он здесь отвечает за здоровье королевской семьи и всех придворных, никаких отравителей – ни крысиных, ни человечьих – он сюда не пустит. Да еще и главный придворный маг к нему присоединился. Эконому пришлось уступить, но он еще долго ворчал, жалуясь на кухне, что печется исключительно о сохранности казны, ведь мэтр Арсенни просил очень дешево. Слуги втихомолку радовались: никому не хотелось случайно отравиться. Королевские паладины радовались вдвойне: их казармы и прочие отведенные им помещения располагались в западном крыле, с которого алхимик как раз и собирался начать травлю.

Так что избавиться от паразитов поручили придворному магу. Тот наложил множество заклинаний, мыши и крысы с тараканами (те немногие, что отваживались жить во дворце) исчезли. Отовсюду, кроме фрейлинских комнат. Отчего старший придворный маг и заключил, что это были вовсе не мыши, а пикси. Изгнать же пикси из помещений, ими облюбованных, было почти невозможно. Во-первых, большинство заклинаний на них не действовало, а те, что действовали, наносили непоправимый урон самому помещению. Во-вторых, если маг случайно убьет пикси, то ему придется довольно долго потом отбиваться от мелких и неприятных пакостей, которые ему будут устраивать сородичи убитого. Да и вообще, для борьбы с сущностями из мира фейри лучше всего годились паладины. Даже священники-экзорцисты справлялись с подобной задачей плохо, просто потому, что святые экзорцизмы предназначались в первую очередь для злых духов и демонов, а фейри не относились ни к тем, ни к другим, а были сами по себе, хотя иной раз по последствиям своей деятельности от демонов мало чем отличались. Паладины же (если это, конечно, были правильные паладины) могли сопротивляться любой магии и вполне успешно бороться с вредными фейри, не понимавшими по-хорошему.

Место при дворе среди паладинов странствующих и храмовников считалось синекурой… ровно до тех пор, пока они туда не попадали сами. Тогда-то они и понимали, что почем. В свое время так считал и Альберто Аквиллано, после обучения попавший в странствующие паладины. Побыв шесть лет странствующим паладином в Анконе и поездив по всем углам этой провинции, вкусив полной мерой жизнь странствующего паладина со всеми ее прелестями в виде ночевок под открытым небом в любую погоду, еды всухомятку в седле, ночных бдений на кладбищах или в лесных пущах, драк с разбойниками и магами-нелегалами, назначение к королевскому двору он воспринял как заслуженную награду. Но потом, когда он привык наконец спать в теплой казарме на приличной кровати, есть вкусную еду, носить в основном только мундир, а не полевую амуницию из кучи железа и дубленой кожи, а главное – мыться с горячей водой каждый день, то всё это стало казаться слишком маленькой компенсацией больших недостатков придворной службы. Ведь странствующий паладин на задании сам себе хозяин, а во дворце изволь жить по расписанию и следовать жесткой дисциплине, соблюдать кучу правил и постоянно бороться с соблазнами. В общем, Альберто на четвертый год придворной службы уже подумывал, не попросить ли о переводе обратно в странствующие. Удерживало его только опасение, как бы его вместо странствующих в храмовники не определили, ведь странствующим он уже был, придворным и городским тоже, а храмовником еще нет. А там дисциплина еще строже, а правил еще больше!

Обо всем этом Альберто размышлял, отрабатывая удары по мешку с песком в тренировочном зале. Сейчас он здесь был один, если не считать кадета Джулио, изображавшего отжимания на циновке. Джулио отжимался только тогда, когда Альберто смотрел на него. Стоило паладину отвлечься, как кадет тут же плюхался на циновку и лежал неподвижно, лишь его глаза внимательно следили, не поворачивается ли к нему паладин. Кадета Джулио все паладины не любили: он был самым ленивым, самым тупым и самым безнадежным из всех кадетов, а выгнать его никак было нельзя, и капитану оставалось только под любым предлогом и при любой возможности всячески намекать королю, что кандидатов в паладинский корпус должны принимать только старшие паладины. Его величество уже давно раскаялся в том, что малодушно уступил настойчивым просьбам маркизы Пекорини и велел принять Джулио в корпус только чтобы маркиза наконец перестала досаждать его величеству. Надо было проявить королевскую жесткость, надо… и король, как сам Альберто слышал, лично пообещал капитану Каброни и старшему паладину Джудо Манзони, что впредь все кандидаты будут проходить через их руки, так сказать.

А пока старший паладин Ринальдо Чампа, наставник Джулио Пекорини и его не менее ленивого приятеля Карло Джотти, упросил капитана Каброни назначить для самых негодящих кадетов отдельного наставника. Каброни идея понравилась, и он сделал эту должность переходящей, назначая на неделю на нее всех по очереди, от старших паладинов до младших. Наставнику «баранов», как называли таких кадетов, разрешалось их наказывать как угодно, только не с рукоприкладством. Рукоприкладство было привилегией старших паладинов, но они прибегали к нему крайне редко.

На этой неделе очередь воспитывать «баранов» досталась Альберто. Так что он, последний раз стукнув по мешку, подошел к зазевавшемуся Джулио и поднял его за рубашку с циновки:

– Вставай, лентяй. Вот что. Мне недосуг с тобой возиться. Но завтра… завтра ты должен отжаться пятьдесят раз. Вот как хочешь, но должен. Если не отожмешься, придется тебе перечистить сапоги всем младшим паладинам. И если сапоги будут плохо почищены, а капитан это заметит, я ему скажу, что это было твоим наказанием и ты с ним не справился. Так что решай сам, что для тебя приятнее.