Марина Ефиминюк - Наследница

В приемную залу я влетела, как пробка, выскочившая из горлышка бутылки с игристым вином, и все-таки выпустила из рук цепь. Распугав еще не перепуганную часть предела, пес вырвался на улицу, сметя мощным телом нечаянно входившего дознавателя. Некоторое время полная народа зала таращилась на меня в немом удивлении.

– Его три часа продержали в комнате допросов, – развела я руками.

Народ вернулся к своим делам, и тут мой взгляд остановился на Владе. Скрестив руки на груди, он стоял рядом со столом приемного стража и даже не пытался скрыть глумливой улыбки хотя бы из жалости ко мне. Я подавила в себе идиотское желание кокетливо заправить за ухо прядь волос. В конце концов, волосы у меня торчали в разные стороны, и выглядела я так, что только хуже себя чувствовала.

– Анна? – Горский издевательски поклонился. – Эффектное появление.

– Не ерничай, потому что я готова убивать.

Когда я решительно направилась к выходу, то он перехватил меня за локоть и, вынудив остановиться, как ни в чем не бывало, спросил у стража:

– Могу я получить расписку за внесенный залог?

Тот буркнул что-то неразборчивое, видимо, намекал, куда нам за распиской отправиться, но все равно взялся за чернильное перо. Я следила, как он выводил корявые каракули.

– Мне просто любопытно, почему ты вызывала меня? Куда логичнее позвать судебного заступника, – промурлыкал Влад.

– Если бы Кастан узнал, что меня забрали в стражий предел, я бы удавилась от стыда, – призналась я.

– То есть передо мной ты неловкости не испытываешь?

– Тебя бессмысленно стесняться, ты уже видел меня голой, – вздохнула я и тут же поправилась, поймав ироничный взгляд: – Не то чтобы я об этом помнила.

Когда хмурый страж протянул Владу расписку, то он отрекомендовал ее мне.

– Ты мне должна два серебра и шесть медяков.

– Ты такой мелочный, – фыркнула я, пряча бумажку в карман платья.

Влад галантно придержал мне дверь, когда мы выходили на дождливую улицу. Однако едва я ступила на лестницу, как увидела пса, терпеливо дожидавшегося меня под мелкой неприятной моросью. Стало ясно, что он выбрал меня в качестве хозяйки и отвертеться от воспылавшего любовью чудовища у меня не выйдет.

Горский проследил за моим тоскливым взглядом и категорично заявил:

– В моей карете собаки не будет! Она измусолит обивку!

– Это не собака, а пес. Ты же мужчина, должен понимать разницу.

Неожиданно питбуль поднял голову и, заглядывая на недовольного мужчину, грозно тявкнул.

– У него кличка хотя бы есть? – буркнул Горский, с изрядной долей брезгливости разглядывая грязное чудовище с одним ухом и заметными ранами на боку.

– Пес.

– Просто пес?

– Я понятия не имею, какую кличку ему дал старый хозяин.

– Так ты не нашла этого зверя, а «срезала»?

– Я его не крала, – с достоинством отвергла я нелепые обвинения. – Он сам ко мне прибился.

Пса мы оставили у стражьего предела. Сначала он бежал за каретой, стараясь не отставать, но потом потерялся на шумных улицах. Сама не знаю отчего, но мне стало ужасно тоскливо, как будто я предала давнего друга. Тогда я не догадывалась, что настоящие друзья так просто не теряются…

А поутру сонную тишину особняка разорвал в клочья истошный вопль. Следом хрипло и зло залаяла собака. Моментально просыпаясь, я села на кровати и прислушалась. Показалось, что во внутреннем дворе происходила какая-то потасовка.

Накинув халат, со стуком я раскрыла балконные двери и перешагнула через порог.

На улице царили предрассветные сумерки. В такой тихий, настороженный час перед началом дня остается неясно, ждет ли город похожий день или затянутое предрассветной поволокой небо останется хмурым и серым. Окрестности окутывала туманная дымка, остававшаяся каждый раз после того, как отступала ночь, но таявшая с первыми солнечными лучами.

Рядом зазвенели стекла, и на балкон вышел Влад, на ходу завязывая пояс халата. Вид у соседа по комнате был взлохмаченный.

– Слышал крики? – уточнила я.

И в предрассветной тишине снова разлетелся испуганный человеческий вопль, а дальше громыхнул бешеный собачий лай.

Собак, кроме пса Эдмонда, жившего в конюшне, в хозяйстве не имелось. Грешным делом мне подумалось, будто с возрастом он помутился рассудком и напал на конюха, но тут, размахивая шестом для чистки фонарей и высоко поднимая колени, по влажной от росы лужайке проскакал лакей Пимборти. Следом за ним, придерживая за пояс разодранные штаны и мелькая красным исподним, со всех ног несся наш дородный повар, в ком уж точно было невозможно заподозрить умение передвигаться быстрее тяжеловесной баржи. А завершал бешеную гонку знакомый питбуль, волочивший за собой обрывок цепи.

– Глазам своим не верю, – пробормотал Влад.

– Ты тоже не поймешь, как там оказался повар?

– Эта тварь все-таки нашла дорогу.

– Как раз в псе я не сомневалась, – пробормотала я и прикрикнула: – Держитесь, Пимборти, я иду на помощь!

Троица скрылась за углом и меня не услыхала.

Когда мы спустились на первый этаж, то обнаружили десяток испуганных, по-совиному вытаращенных горничных.

– Нима Анна, зачем вы спустились? Даже нима Клотильда осталась в своей комнате, – запричитала старшая горничная.

Видимо, тетка Кло здесь была за самую смелую.

– Суним Эрик из кареты боится выйти, так и сидит с ночи. Наш дорогой Пимборти думал чудовище спугнуть и дать молодому хозяину проскочить в дом, но не смог… – на последнем слове женщина сморщилась и надумала возрыдать, похоже, заранее оплакивая смерть разнесчастного лакея.

Не успела я выяснить, когда пес появился во дворе, как в холл влетел Пимборти собственной персоной, громыхнул входной дверью и, не дыша, повис на ручке. Девицы бросились к едва живому бегуну, и к потолку взлетели многоголосые причитания. Его хлопали по плечу, отряхивали измазанный в глине камзол.

– Я в порядке, – едва не рыдал он. – Я выжил! Но Филиппу от твари досталось!

Очевидно, он имел в виду повара и его разодранные портки.

– Как она выглядит, эта тварь? – испуганно пролепетала молоденькая горничная в чепце с кружевным воланом.

– Она не похожа ни на одно знакомое мне существо.

– Пимборти, перестаньте пугать нежных ним, – цыкнула я. – Вы питбулей, что ли, никогда не видели?

Но когда я направилась к входной двери, то лакей расставил руки, закрыл собой дверной проем и завопил страшным голосом:

– Не пущу! Не желаю, чтобы смерть хозяйки была на моей совести!

– Пимборти, позвольте ниме Анне спасти нашего смелого кулинара, иначе в доме действительно станет на один труп больше, – справедливо заметил Горский.

Клянусь, когда мы выходили на улицу, лакей шептал нам в спины воззвание к Святым Угодникам за упокой заблудших душ и за легкую солнечную дорогу на святое облако.