Мария Гинзбург - Хозяйка Четырех Стихий

– Не так уж плохо, – сказал Марфор и сплюнул.

– Да уж, – сказал Ульрик. – Могло быть и хуже.

Но если Марфор жалел о том, что не удалось вывести водяной столб из залива, то столяр имел в виду состояние товарища.

– Ты сможешь спуститься?

– Да, – сказал Марфор.

– Давай перед уходом заглянем в дом, – отведя глаза, сказал Ульрик.

Пьяный палач скорее всего захлебнулся, но эльф хотел удостовериться в его смерти. Марфор и Ульрик слезли с крыши и вошли в дом. Марфор завесил в воздухе светящийся шар и увидел, что дом забит вонючей слизью и ошметками, а рабинский палач цел и невредим. Мандречена забросило волной на лавку, где он сейчас и храпел. На лице мужчины было все то же пьяное блаженство.

– Ты посмотри на это чудо! – изумился Ульрик. – Я слышал, что боги мандречен защищают и спасают пьяных, и теперь я в это верю!

Марфор покачал головой.

– Да уж, кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Марфор поднял ладони, соединяя пальцы в сложном жесте, и пристально посмотрел на мандречена. Ульрик увидел, как крупные капли крови начали сочиться через шрам на лице друга.

– Не надо, Марфор, – сказал однорукий столяр. – Оставь его.

– Разве ты не этого хотел? – процедил эльф.

Его ладони окутало синее свечение. Ульрик схватил друга за запястье, не давая бросить заклинание.

– Не будем спорить с волей богов, пусть даже мандреченских! – воскликнул Ульрик. – Да что с тобой? Ты ведь сам всегда говорил, что эта война закончена!

– Ты путаешь понятия войны и индивидуального террора. Этот мандречен, этот палач – болт, на котором крепится нож этой огромной мясорубки, государственной машины мандречен! – рявкнул Марфор, пытаясь освободиться. – И я хочу сломать этот болт, остановить эту проклятую мясорубку!

– И что тебе дал твой индивидуальный террор? – завопил однорукий столяр, не выпуская руки Марфора. – Что теперь маленькие дети плачут при виде тебя? Да и зеленоглазая красотулечка, напевшая тебе про этот индивидуальный террор – где она? Воплощает свои идеи в жизнь, борется с мандреченскими оккупантами за родной лес? Нет! Как только выяснилось, что шрамы не так уж и украшают мужчину, она тебя бросила и весьма недурно устроилась между пылким любовником и мужем. Насчет Аласситрона не скажу, не знаю, но у Шенвэля далеко не такие умелые руки, как у тебя [5]. Зато лицо целое!

Марфор окаменел. Ульрик сам понял, что хватил через край, но было уже поздно. Столяр увидел, что Марфор замахивается свободной рукой. Эльфы, сцепившись, упали в грязь. Несколько минут они катались по полу, отчаянно мутузя друг друга. Магический шар приплясывал в воздухе над ними, и по стенам дома метались чудовищные тени.

Ульрик услышал громкий харкающий звук. Извернувшись, он увидел, что тело мандречена изогнулось в рвотном спазме. Непереваренные куски вылетели изо рта в фонтане блевотины.

– Да что же ты делаешь! – завопил столяр и ударил Марфора в ухо. – Нас обоих четвертуют, идиот!

– Я здесь ни при чем, – сказал Марфор хрипло. – Он пьян, вот и блюет.

– Он же захлебнется! – сообразил Ульрик.

Однорукий столяр вскочил. Марфор не удерживал его. Силы вдруг оставили эльфа. Он растянулся на полу, чувствуя, что по его лицу, как и по лицу пьяницы-палача, расползается что-то теплое и густое. Эльф облизнулся – это оказалась кровь. Марфор вытер лицо рукавом, но особой пользы это не принесло. Шрам вскрылся целиком, старую рану надо было зашивать снова.

Ульрик не успел спасти мандречена. Мужчина издал утробный звук, похожий на те, что слышны на болоте, когда из прогнившей трясины вырывается газ, и затих. Эльф все-таки перевернул его на бок, постучал по спине, проверил пульс, а потом с досадой махнул рукой и отошел.

– Тебе срочно надо в госпиталь, а то ты истечешь кровью, – сказал Ульрик, увидев залитое кровью лицо друга. – Пойдем, я знаю, как туда добраться.

Он протянул Марфору руку. Тот оттолкнул ее, попытался подняться сам, поскользнулся в жиже и упал. Ульрик вздохнул.

– Давай забудем то, что я сказал про Ваниэль, – сказал он. – Это не мое дело...

– Она уехала из Лихого Леса потому, что я ее об этом попросил, – сказал Марфор устало. – Ладно. Подай мне руку, пожалуйста.

Ульрик улыбнулся.

Дренадан услышал скрип колес каталки. Маг, восхитивший старого волхва своей наглостью, подвез каталку с телом погибшего наемника и остановился за спиной Дренадана.

– Я поражен, – сказал волхв Ящера, не оборачиваясь. – Вернуть дух в то, что осталось от этого тела... Тут меньше чем на пятьсот гривен стыдно штрафовать. Ты маг шестого класса?

Крон усмехнулся и ответил:

– Пятого.

Волхв покачал головой. Закончив разрез, он аккуратно положил скальпель в ванночку с инструментами.

– Как заплатишь штраф, приходи на переаттестацию, – сказал Дренадан и вытащил внутренности из живота экена, записанного Иннокентием. – То, что ты сделал, ни одному магу пятого класса не под силу.

– Мне это ни к чему, – ответил имперский маг. «Ну конечно, – подумал Дренадан. – Ты сам установил для «чистокровного» человека планку на пятом магическом классе, и теперь тебе не с руки признавать, что и в твоей родне были эльфы».

– А вот поговорить с твоим богом мне очень хотелось бы, – продолжал Крон.

Дренадан переложил сочащиеся кровью кишки и желудок в стоявший рядом таз и обернулся.

– Так иди в капище, принеси жертву согласно ритуалу, и Ящер сойдет к тебе, – сказал волхв, исподлобья глядя на имперского мага.

Крон отрицательно покачал головой.

– Я был в капище, но Ящер не принял жертву и не вышел.

Дренадан пожал плечами.

– Значит, моему богу не о чем говорить с тобой, – сказал волхв и хотел вернуться к телу.

Крон удержал его, положил свою ладонь на рукав алой рубахи жреца.

– Но если бог не хочет снизойти, а его ответы нужны позарез, – сказал имперский маг, – есть способ призвать Ящера вне зависимости от его отношения к спрашивающему. И посредник не имеет права отказать.

Дренадан глянул на него в упор и тут же отвел глаза. Голубые глаза Крона были абсолютно пусты, как у слепого.

– Если ты не успеешь произнести формулу призыва Ящера, прежде чем я сделаю три глотка, я не смогу остановиться и выпью тебя, – сказал волхв сухо.

– Я знаю, – кивнул Крон.

Дренадан направился к рукомойнику, висевшему у входа в зал, и тщательно вымыл руки. Крон рассеянно смотрел на тела, лежащие на деревянных столах. Экен, внутренности которого сейчас лежали в тазу – без кровинки в лице, с жутко вывернутой ногой и раздробленной кистью. Крон отвлек волхва в тот момент, когда тот собирался нашпиговать тело смесью трав, чтобы покойник не встал из могилы и не продолжил свое существование как нежить. Ее точный состав держался в секрете, но от бурой пасты в большой кастрюле, стоявшей у ног экена, отчетливо пахло осиной и вареными желудями. Из кастрюли торчала лопаточка для накладывания смеси. Крона передернуло. Ему приходилось есть желуди и сырыми, но об этом периоде своей жизни имперский маг вспоминать не любил. На соседнем столе лежал крохотный ребенок с раздутой водянкой головой, в изголовье валялось старенькое одеяло. Какой-то толстяк в роскошном бархатном камзоле, все пальцы которого были унизаны кольцами, а на глазах лежали две золотые монеты, замыкал ряд. Крон догадался, почему Дренадан оказался в Рабине – очевидно, родственники этого состоятельного человека оплатили похоронный обряд по высшему классу.