Гай Орловский - Ричард Длинные Руки

– Зерно везешь?

– Зерно, ваша милость!

– Странно...

– Что не так, ваша милость?

– Разве зерно не нужнее там, в городах?

– Я ж говорил, народу стало меньше!

– Да, но вне городских стен землепашцев еще меньше, – проговорил Бернард. – Да и вообще...

Он протянул это «вообще» таким зловещим голосом, что моя рука невольно потянулась к молоту. Возница не на шутку перетрусил.

– Что не так, ваша милость?

– Осажденные всегда накапливают зерно, – сказал Бернард медленно. – Ты кто, вор?

Мне стали чуть понятнее действия Ланзерота и Бернарда, хотя вообще-то ворья везде немало, пусть их ловят люди шерифа, а у нас, везущих драгоценную реликвию, должны быть другие заботы.

Возница воздел руки. Мне показалось, что он готов скатиться с облучка телеги и пасть в дорожную пыль на колени перед конем Бернарда.

– Благородные рыцари! – возопил он плачущим голосом. – Да не вор я, не вор! Я честный торговец! А зерна в этих землях немало. Мяса – верно, мало, нечисть до мяса падка, они ж не только людей пожирают, но и зверей. Поверите ли, не только стада диких свиней переловили и сожрали, но и стаю волков как-то догнали и разорвали в клочья...

Бернард кивнул.

– Значит, все-таки нечисти в этих краях немало?

– Да не в этих, – сказал возница плачуще, – а в тех! Сюда если и проберется какая, то вреда от нее...

Ланзерот уже обогнул караван, приблизился с другой стороны. Лицо у него было скучающее.

– Ладно, – сказал он неожиданно, – перекрестись, что не врешь, да езжай себе дальше.

Лицо возницы застыло. Потом вся фигура начала меняться. Плечи раздвинулись, плащ натянулся. Над глазами стали выдвигаться тяжелые надбровные дуги, закрывая сузившиеся глаза.

Щелкнуло, во лбу возницы появилось белое оперение короткой стрелы. Ланзерот и Бернард исчезли, на их месте были два металлических вихря. Всадник ринулся в их сторону, на ходу превращаясь в нечто огромное, зеленое, единое с конем. Я с ужасом обнаружил, что и оба навьюченных коня странно присели на укоротившихся ногах, расплываются. Гладкая лоснящаяся кожа стала серой, пошла чешуйками. Те собрались в крупные костяные щитки. Стройные ноги превратились в толстые лапы, похожие на куриные, только в десятки раз крупнее, а когти погрузились в твердую землю, как в мокрую глину.

Я успел увидеть, как конские головы превращаются в оскаленные пасти, полные острых зубов. В стороне был лязг, стук, крики, звериный вой, потом коня так сильно толкнули, что я едва не вылетел из седла. Блестящая фигура заслонила мир, сверкающий меч блистал подобно падающему в лучах яркого солнца ливню. Зеленые брызги попали на руки, я с омерзением отряхнулся, и тут мешки словно взорвались, полезли жуткие твари с мохнатыми кожистыми крыльями.

Я заорал, конь с готовностью скакнул к телеге. Я наконец-то ударил мечом, даже не вспомнив про молот. Широкое лезвие с легкостью ссекло полкрыла и нанесло длинную рану на груди гарпии. Она упала коню под копыта, затрепыхалась. Я остервенело рубил, рушил, меня тоже били, клевали, кусали, царапали, я орал и размахивал мечом...

Потом все разом затихло. Я огляделся, ошалелый, с окровавленным мечом в руке. Повозка подъехала и остановилась в двух шагах, Рудольф и Асмер деловито добивали все, что шевелится. Из повозки выглянула принцесса с бледным решительным лицом, у ее ног лежал разряженный арбалет, в руке посверкивал длинный узкий нож. Вокруг телеги лжеторговцев валялись куски зеленого мяса, отсеченные лапы, крылья, разрубленные головы таких омерзительных чудищ, что я побледнел и отвернулся.

Ланзерот с брезгливой тщательностью вытирал меч. Я тоже стал вытирать лезвие, неумело, торопливо. Ладони скользили, не сразу сообразил, что и рукоять в липкой крови, и весь я, как мясник.

Блистательный Ланзерот, на доспехах ни единого пятнышка, бросил меч в ножны. Я почти с завистью смотрел, как он хозяйски направил коня к принцессе, что-то строго выговаривал. Бернард махнул рукой:

– Здесь все. Езжайте, езжайте! Сейчас догоним. Рудольф, Асмер – от повозки ни на шаг.

Скотина, мелькнуло у меня в голове. Мог бы сказать, ни на шаг от принцессы. Конечно, мощи самого Тертуллиана, но все равно высшая драгоценность этого мира – принцесса. Видно же, что господь ее любит, если сделал такой совершенной, чистой, возвышенной, даже когда она с ножом и арбалетом в руках.

Бернард наконец оглянулся в мою сторону. На суровом лице я с облегчением заметил одобрение.

– Молодец, – заметил Бернард, – ты хорош с мечом! Почитай, всех гарпий побил ты.

– А сколько их было?

– Три.

– А кони, что кони?

Бернард отмахнулся:

– И кони, и эти двое, что рядились под людей...

Я передернул плечами, спросил жалко:

– Что, все это... нечисть?

– Не все, – успокоил Бернард. – Телега, к примеру, настоящая.

Ланзерот проехал мимо, бросил холодновато:

– Закончили. Дик, держись у телеги, а ты, Бернард, проедь вперед. И не радуйся больно. Бернард сказал довольно:

– А почему нет? Видно же, что сюда проникают только мелкие твари. Да и те в открытую идти страшатся.

– У них могут быть другие цели, – сказал Ланзерот трезво. – К примеру, проникнуть как можно дальше. Составить карту. Узнать наши слабые стороны. Вернуться и подготовить вторжение. К тому же, Бернард, тебе ли не знать, что еще десять лет тому назад подобные твари так далеко не проникали вовсе.

Оба поехали вперед, ни один не оглянулся на месиво из разрубленных тел. Рудольф и Асмер сбросили телегу лжеторговцев на обочину, Рудольф остался поджечь ее, а Асмер повел мимо повозку с мощами. Я смотрел ошалело, все уже забыли про то, что их жизни висели на волоске, что минуту назад рубились яростно с порождением ада, дрались остервенело, убивали...

Это что же, такая жизнь для них привычна?

Еще встретили целый отряд хорошо вооруженных всадников. Во главе – настоящий рыцарь, по крайней мере, с гербом на щите, а за ним в два ряда – бородатые лохматые мужчины. В правой руке рыцарь держал настоящее рыцарское копье острием вверх. Чуть ниже острого наконечника трепетала по ветру синяя тряпочка. Завидев повозку, запряженную шестью нехуденькими еще волами, заметно оживились. Мне очень не понравились их откровенно жадные взгляды, а когда я представил, что вот так будут смотреть на принцессу, раздевая ее глазами, бешенство поднялось из таких темных глубин, о которых я даже не догадывался.

Рудольф теперь держался ко мне ближе, прошептал:

– Дик, не ярись.

– Да я молчу.

– Зато морда твоя орет, аж лопается.

Я подумал, что оруженосцу не положено кричать громче господина, выпрямился, хотя надо бы, наверное, сгорбиться. Ланзерот ехал впереди, я смотрел на чужаков, как мне казалось, бесстрастно, но пальцы как будто сами обхватили рукоять молота. Ланзерот остановил коня, копье тоже острием вверх, но я ощутил, что он вот-вот просто отбросит его в сторону, а в руке окажется смертоносный меч.