Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

— Тоже диета? — спросил он со знанием дела. — Только не она, а тебя?

— Ох… — вздохнул фей.

— Чего? — переспросил рыцарь. — Теперь есть даже не можешь? Вплоть до идиоторексии?

— Анорексии, — поправил дракон.

— Ох, лучше бы, — фей посмотрел перед собой, и прямо из воздуха выплыл изящный стеклянный кувшин с нектаром, к которому он и припал, проигнорировав проявившуюся было хрустальную стопку. — Я прихожу, дома все готово, стол от яств ломится, а она садится напротив и смотрит, — начал он путано сразу после того, как оторвался от угощения.

— Куда смотрит? — представив себе картину, больше подходившую для веселого времяпрепровождения в логове ведьмы, чем тихого семейного (или какого там?) ужина, спросил рыцарь.

— Как я ем! — выкрикнул фей, и его словно прорвало. Он вскочил, потрясая недокулачками, и затараторил: — Наготовит на весь двор, она же раньше у полевки жила, а это мышачье племя ест все время, которое не спит, — привыкла, вот и меня теперь потчует. А у меня, между прочим, брюшко, и крылья уже не держат!

— Так ты не ешь, — брякнул рыцарь глупость и смутился.

— А ты ешь! — не стал спускать ему дракон. — Перед дамами своими… сердца.

— Извини, фей, — не обратив на дракона никакого внимания, повинился рыцарь. — Не подумал.

— А у нее глаза зе-ле-ные, — тот, кажется, и не слышал. — Смотрит и смотрит, смотрит и кормит, кормит и кормит… без наркоза.

— Ну а у тебя все же чего стряслось? — обратился рыцарь к дракону.

— А я просто думаю.

— А… понятно, — закивал рыцарь. — Дело хорошее, имелось бы чем.

— А вот теперь было обидно, — заметил дракон и спросил: — Вот ты, когда с добычей из походов возвращаешься, как поступаешь?

Рыцарь пожал плечами.

— Знамо дело, иду к ней, к даме своей, кладу к ее ногам, целую подол платья… дабы оценила, похвалила, одарила улыбкой и…

— Дальше можешь не рассказывать, — разрешил дракон и обратился к фею: — А ты своей… ну, цветы даришь?

— Конечно! — обиделся фей. — Я осыпаю ее цветами и…

— Тогда я все еще не понимаю! — взревел дракон.

Следующие полчаса он распинался на тему того, почему у всех принцессы как принцессы, а ему каждый раз выговаривают, когда он приносит к их пещере всякое, чего только ни попросят, и сваливает у входа. У нас, мол, слуг нет, сам пусть в кладовую тащит.

— Так-то оно так, — говорил дракон, — может, и верно: я же не задрал этого барана, а…

— Купил? — не поверил рыцарь.

— Я — дракон, мне дарят, — фыркнул тот.

— Хочу быть драконом, — подал голос изрядно захмелевший с нектара фей и икнул.

— Ты закусывал бы, — заикнулся было рыцарь, но вовремя прикусил язык.

— Но это же неважно. Я все равно добытчик! — продолжал говорить о своем дракон. — Я хочу, чтобы она оценила! А она — «слуг нет».

— Так и сделай… — начал было рыцарь, но договаривать не стал, вместо этого вздохнул и предложил: — Может, на троих?

— Ну, как прошло? — спросила отдохнувшая, повеселевшая и порозовевшая щеками принцесса, вернувшись в уютную драконью пещеру. — Отвел душу с друзьями?

Дракон втянул носом родной аромат, погрелся в излучаемом юным девичьим телом тепле, потершись носом о плечо, шею, ноги и вызвав тонкое хихиканье, и осклабился как умел приветливее.

— Всем косточки перемыли? — как обычно правильно расценив его «улыбку», поинтересовалась принцесса.

Оскал дракона стал еще шире.

— Ох и соскучилась же я по тебе, чудовище, — призналась принцесса. — А где еда? В кладовой же, вероятно, шаром покати!

— На месте, где и должно, — дракон не стал говорить, что не только натаскал в пещеру всяких вкусностей, но и разложил, совершив самую настоящую ревизию их запасов и перестановку всех валунов, — пусть сюрприз будет. Сей полезной деятельности он посвятил целый вчерашний день и даже остался доволен собой.

— Да?.. — голос принцессы прозвучал немного настороженно.

— Ага, — кивнул дракон. — Я оценил твои слова и сделал выводы.

Лицо принцессы осветила счастливая улыбка.

— Тогда пойду и приготовлю что-нибудь вкусное, — заявила она и унеслась.

Дракон довольно хмыкнул.

— Я же ничего теперь не найду! — возмущалась принцесса некоторое время спустя, упирая в бока руки и топая ногой.

Дракон, уже давно уяснивший, что спорить — себе дороже, просто тихо ухмылялся. Разумеется, он мог бы сказать: «Ты же сама хотела», или «Ты непоследовательна», или еще какую-нибудь дурость, но зачем? Тем более взрыв «праведного негодования» уже отгремел, а «буря» пошла на убыль.

— Ох уж эти мужчины, — говорила через четверть часа присмиревшая принцесса, удобно привалившись к драконьему боку. — А тебе со мной однозначно повезло. Другая такое устроила бы…

— Гы, — пыхнул дымом дракон.

— Договоришься ты у меня… — тотчас заметила она, но беззлобно, можно даже сказать — по-домашнему.

— О… да, я умею договариваться, — ответил дракон. — И думать — тоже. И выводы делать, — прибавил он и довольно прикрыл глаза, когда принцесса поежилась. Работы у нее теперь на неделю вперед, а значит, и скучать не будет.

Водительские права таксиста были прикреплены к противосолнечному козырьку обычной канцелярской скрепкой, и на фотографии был усатый мужчина кавказской наружности с именем Ахмадали Мусесян Габарович. Я сразу понял, что права не настоящие, потому что за рулем сидел трехголовый дракон.

Трехголовый, мать его, дракон.

Я всегда считал себя человеком здравомыслящим, иногда даже слишком здравомыслящим, когда дело касалось того, как послать клиента без откровенного мата, но сегодня по пути на работу мой мир перевернулся. И во всем был виноват гражданин Мусесян.

Обычно я предпочитал, чтобы таксисты со мной не разговаривали, музыка была не слишком раздражающая, и я мог помедитировать о своем, разглядывая серые хрущовки и кучи грязного снега за окном. За это я ставил в Убере пять балов, добавляя лишние чаевые за хороший вкус водителя к хитам 90-ых.

Такси проехало светофор, и мы ожидаемо встряли в семичасовую пробку на Костромской, пока все спешили на работу.

Впервые молчание меня тяготило. Я огляделся по сторонам, но другие водители совершенно не замечали, что за рулем лады калины грязно-белого цвета сидит трехголовый дракон, покрытый чешуей и нетерпеливо постукивающий когтями по рулю. С зеркала заднего вида у него свисала вонючая елочка.

Я открыл рот. Затем закрыл. Затем открыл снова.

Правая голова оглянулась, и, по-моему, я перестал дышать, вцепившись в телефон, как в последний оплот разумности.