Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

Рука дрогнула, а Джимми открыл глаза. Не полностью, где-то на треть, но Дункан успел явственно рассмотреть белые полоски под веками, а в правом — ещё и фрагмент радужки. Радужка была ярко-синей, хотя чёрно-белый снимок за сорок лет разве что слегка пожелтел.

С воплем ужаса Дункан отшвырнул фотографию. Стеклянная рамка разлетелась вдребезги. Сам снимок, слава богу, лёг изображением вниз. И он был целёхонек. Глядя на коричневатую изнанку, Дункан продолжал видеть сквозь неё улыбку Джимми — искреннюю, милую и… страшную донельзя.

— Так ты проверил? Снимок и вправду изменился? — Дин был подчёркнуто деловит.

Саму фотку Маклауд у них отобрал буквально через минуту.

— Проверил, — качнул крупной башкой Мак. — Не сразу, но проверил. Всё осталось точно так, как было. Никаких улыбок или радужек. Я старался убедить себя, что то были игры света и воображения, но…

— Но ты не страдаешь излишней впечатлительностью, — закончил за него Сэм.

Мак действительно не казался излишне нервным. И даже пулю, которую балбес Билли нечаянно выпустил Дину в грудь, он перехватил, сохраняя полное спокойствие.

— Не страдаю, — усмехнулся Мак. — Меня иногда упрекают в излишнем стремлении быть на все бочки затычкой, а так я довольно толстокож. Наросло, знаете ли, за четыре сотни лет, и напугать меня очень непросто. Но даже это не главное.

— А что? — заломил бровь Дин.

— Очарование.

Почему-то Сэм понял, что это слово Мак подбирал не день и не два. Может, с того тридцать пятого и подбирал. Просеивал слова на всех известных ему языках, пробовал каждое на вкус, распознавал оттенки, пока не отыскал.

Очарование. Помимо привлекательности и прочей милоты содержит волшбу, чары. Кому как не Сэму знать, что чары могут быть совсем не добрыми.

— Поясни, — попросил Сэм, чувствуя, что это важно.

— Предупреждаю, это сугубо субъективно. — Мак выставил руку ладонью вперёд. Отгораживался от чего-то?

— Дык ясен пень, — буркнул Дин. — Кто ж с тебя замеры требует?

Мак фыркнул и заговорил после небольшой паузы:

— Такие, как я… Бессмертные то есть, могут чувствовать друг друга. Большинство рассматривают это шестое чувство просто как маячок, предупреждение. Но недаром же его назвали Зовом. Нас… тянет друг к другу. Это довольно легко преодолеть, новичков первым делом учат сопротивляться, но тяга ощущается. Будто идёшь по ручью, а его течение намекает, что вот в ту сторону идти будет проще. Нет, в другую тоже можно, пожалуйста, но в ту — чуточку легче. Радиус и сила действия Зова — дело индивидуальное, но вообще штука полезная, скажу вам. Так вот, то, чем тянуло от фотографии, очень напоминало Зов, только речь шла не о ручейке. Горная речка. Из тех, что ворочают гранитные глыбы и пробивают новые русла в скалах.

Мак поёжился.

— А куда звали-то? — небрежно уточнил Дин.

Только Сэм, хорошо знавший брата, мог сказать, что эта небрежность — прикрытие для предельного внимания.

— Там смеялись дети, — сказал Мак, разглядывая нечто, невидимое остальным. — И был свет, и было тепло. Там обещали покой и вечную радость. Там была смерть, ребята. А ещё, позже, я понял одну вещь…

— Если бы тебя не учили сопротивляться, ты бы пошёл по течению, — сказал Сэм уверенно. — Простой человек, не из ваших, наверняка поддался бы.

— Да, — усмехнулся Мак. — Только не пошёл, а понесло. Смело с ног и потащило по камням. Ты умный, Сэм. Мне понадобилось больше месяца, чтобы это понять, а ты за минуту…

— Со стороны всегда виднее, — пожал плечами польщённый Сэм. — И… я не Бессмертный.

Острый взгляд брата он почувствовал всей спиной. Кажется, главным компонентом в нём было сожаление.

За сорок лет городок изменился мало. Если бы Дункан просто через него проезжал тогда, то вообще ничего бы не заметил. Сказал бы, что как было, так и осталось. Но он проторчал в этой дыре без малого две недели и мог заметить, что домов прибавилось, как новых, так и заброшенных, что появилась радиовышка, а у почты завелась парковка; что старая добрая пивная сменилась баром с яркой вывеской, а кладбище… Кладбище просто выросло. Разбухло опарой, грозя выйти из берегов, очерченных оградой.

Могилу Джимми Дункан отыскал довольно быстро. Памятная ему плита немного потёрлась, сгладилась; выцвела позолота букв. Но не узнать её было невозможно. Миссис Макмангус, разумеется, была рядом со своим ангелочком. На её могиле не было плиты, только крест и медная, слегка травленая зеленью табличка. За обеими могилами явно присматривали. Дункан без труда разобрал дату смерти: двадцать седьмое октября того же самого 1895 года.

По спине пробежали холодные пальцы озноба. Пьянчуга пережила сына всего на два с половиной месяца. Дункан вспомнил исходящий от карточки поток силы и почувствовал нехватку воздуха в груди. Да, при том образе жизни, что вела миссис Макмагнус, умереть до срока очень просто. Элементарно замёрзнуть под забором, в конце октября для этого здесь есть все условия. Но Дункан знал, что всё было иначе.

— Простите, сэр… — сзади.

Голос скрипел и дребезжал, как ветхая перекошенная дверь на сквозняке.

Дункан вздрогнул и обернулся.

— Святой отец?.. — вежливое спокойствие с оттенком любопытства далось непросто. — Чем могу служить?

Господи всеблагой! Сколько же ему лет?!

Дункан взял себя в руки. Смертные годы не всегда укладывались в его голове, то забегая вперёд, то безбожно отставая. Сорок лет назад отец Джозеф был сед, но весьма крепок и едва ли пересёк полувековой рубеж. Значит, сейчас ему под девяносто. Ничто по меркам Бессмертных.

— Прошу вас, сэр, не считать меня сумасшедшим… — священник страдал одышкой и наверняка не только ей, но в целом его речь и манеры не наводили на мысли о старческом слабоумии. — Назовите своё имя, сэр.

Дункан засмеялся.

— Да, все говорят, что я очень похож на своего отца. Коннор Маклауд, к вашим услугам. Мой отец любил вспоминать о своих приключениях в этом селении, что, собственно, и заставило меня отклониться от прямого пути и завернуть сюда.

Привычная, сотни раз обкатанная и в общем-то безвредная ложь сейчас здорово горчила. Отец Джозеф не заслуживал лжи… но покоя он заслуживал больше, чем правды.

— Чудны дела твои, господи, — священник подхватил его смех. Облегчение явственно читалось на морщинистом лице. — Не просто похож, молодой человек, а одно лицо! Просто копия, чтоб я провалился, ох, простите, негоже так говорить…

— Все так говорят, — меланхолично заметил Дункан, — разве что не извиняются за ругань.

Они поговорили о падении нравов, о плачевном состоянии современной молодёжи и о музыкальных передачах по радио. Отцу Джозефу нравился джаз. Потом беседа плавно перешла на то, что действительно интересовало Маклауда.