Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

— Нет проблем. Он не останется там долго; не с его позицией, — Митос не сказал остального; ему и не надо было.

Пять месяцев или двадцать лет, но, в конце концов, Кейден освободится. Филипп Ларсен все равно будет мертв. Игра все равно будет продолжаться. Наблюдатели все равно будут наблюдать. Кейден все равно не поймет, что он сделал неправильно или чем стала его жизнь.

Когда он выйдет, то узнает на себе, что наихудший способ избежать обвинения в убийстве — умереть.

— Скажи мне, Мэтью, а что ты делаешь, если преступник — один из нас, и по твоей милости он сядет пожизненно?

Мэтью Маккормик, Бессмертный и агент ФБР в одной персоне, ответил:

— По-разному, Адам, по-разному. Кого-то вызываю, кто-то сбегает. Одному такому я сам помог. До сих пор не знаю, как Дункан меня уговорил.

— Это ему ты помогал сбежать? А что он натворил? — заинтересовался Адам.

— Не ему. Это был его друг — и мой бывший раб.

— Занятная история. Расскажешь?

— Да не особо. Нет.

— Как хочешь, — согласился Адам Пирсон. — Но мне казалось, что ты всегда был воплощением борьбы за справедливость — и вдруг рабы… Я ждал услышать, что в той войне ты был на стороне Севера.

— Ты ж не вчера родился. Знаешь, что мир меняется.

— Знать бы ещё, в какую сторону, — глубокомысленно заметил Адам.

Своим знакомством они с Мэтью были обязаны ФБР, которому для одного расследования понадобился консультант-лингвист, специалист по мёртвым языкам. Расследование успешно завершилось, но двое Бессмертных не теряли связь, и Адам, когда бывал в Америке, не отказывался посидеть и поговорить за чашкой кофе или, как сейчас, кружкой пива.

— Думаю, в лучшую, — сказал Мэтью, впрочем, не совсем уверенно. — По крайней мере, сейчас больше порядка. Знаешь, я был юристом ещё при Борджиа, жил тогда в Риме…

— И звали тебя Стефано Инфессура? — улыбнулся Адам.

— А ты догадливый, — вернул улыбку Мэтью.

— Я читал его — твои — заметки, — сказал Адам. — Вот и удивляюсь, что ты был республиканцем в средневековом Риме, а тут, в Америке, вдруг на стороне южан?

— Да ну тебя. Все не так было. Я купил этого раба, чтобы его освободить. Потом об этом пожалел — он убил моего тестя.

— Неблагодарная скотина.

— Ну как сказать. Сначала тесть застрелил его…

— Какие страсти.

— Ладно, все в прошлом.

— Как скажешь. Я что хотел спросить, — голос Адама чуть дрогнул, — расскажи мне про… всадника.

— Что?

— Ту историю про убийство Джованни Борджиа. Там видели…

— Всадника? На белом коне, который? Да, помню такое. А что ты хочешь знать?

Адам замешкался с ответом.

— Да, собственно… Не знаю, подозрительно это: ехать прятать труп, прихватить свиту, которая будет следить, чтоб никто не заметил, но взять при этом белую лошадь. Ночью. Уж куда незаметнее. Я хочу знать… Может, ты в курсе, ты жил там… Словом, был ли на лице того всадника шрам? На правой стороне, через бровь и верхнюю часть щеки?

Мэтью задумался.

— Это было давно. И ты знаешь, что рассказам того времени нельзя особо доверять.

— Четверть из них была суеверными вымыслами, и ещё четверть — получена под пытками. Знаю.

— Всадника со свитой видел какой-то дровянщик. Я лично с ним не говорил. Другие говорили. Но про шрам он бы, наверное, вспомнил, если бы заметил его. Рассказ был довольно подробным. А почему тебя заинтересовал именно этот случай? Узнаёшь кого-то знакомого?

— Может. Не знаю… Когда-то я мучительно решал, как поступить. Он был опасен, словно чума. И был одним из нас. Но я не мог его убить. Надеялся, что наши пути не пересекутся больше никогда.

Мэтью ждал продолжения, но, поняв, что не дождётся, пожал плечами:

— Извини, помочь не могу. Но если это был твой знакомый, он до теперешнего времени мог и не дожить.

— Ты прав… Надеюсь… Так что там за история с Маклаудом?..

— Да если б это первый раз! — размахивая руками, уверял свидетель, некто Георгий Склав, владевший складом дров на берегу Тибра. — Там этих мертвяков на дне уже штук сто. Как ни выйду дрова сторожить, так и вижу. И никому нет дела.

— Пропал сам герцог Джованни Борджиа.

— Вот чего все так всполошились!

— Ты ещё что-то видел?

— Нет, сеньоры. Как есть рассказал.

— Всё, можешь убираться.

Дровянщик поклонился, скрывая злой блеск в глазах. Правую сторону его лица пересекал шрам.

Спецквест

Тесса снова улыбается ему. И смеется — легко и беззаботно. Ее волосы светлым светящимся ореолом обрамляют такое родное и невыносимо любимое лицо, каждую черточку которого Дункан будет помнить до конца своей бессмертной жизни. Тесса потягивается, на мгновение застывая, словно мраморная статуя древних мастеров — светлое тело на фоне черного окна, в которое заглядывает ночная луна. А потом Тесса падает к обратно нему в постель.

Дункан всем телом ощущает ее шелковистую кожу, словно утопая и растворяясь в ней. Ее хочется целовать — долго и упоенно, и невозможно оторваться. Ее мягкие сладкие губы открывается навстречу ему, но Дункану нужно больше, намного больше…

Дункан полежал несколько минут, не открывая глаз, не хотелось упускать это обманчивое ощущение мимолетного счастья. Тесса ему снилась редко, тем более настолько отчетливо, казалось, что он даже снова ощущал ее запах. Дункан очень ценил каждую такую возможность вернуться в былое — хотя бы во сне. Но обратно заснуть не получилось, а прекрасное видение ушло с концами. Дункан уже собрался вставать, когда с порога спальни донеслось:

— Милый, ты долго еще будешь валяться? Опять опоздаешь на встречу с Ричи.

Дункан рывком сел, с трудом подавив желание протереть глаза. Тесса стояла в дверном проеме в его любимой рубашке и с чашкой в руках — с кофе, если судить по доносящемуся от нее аромату.

— Эй, все в порядке? — Тесса подошла и присела на край кровати.

Дункан осторожно, словно боясь, что это видение сейчас исчезнет, прикоснулся к ее бедру — самыми кончиками пальцев.

— Ну что с тобой? — Тесса рассмеялась, но теперь уже слегка неуверенно и провела ладонью по его плечу. — Дурной сон приснился?

— Наверное, — ошарашено согласился Дункан.

Самое невероятное, что он был абсолютно уверен, что не спит. Но ведь во сне часто так кажется, разве нет?

— Давай просыпайся, соня, до гонок осталось меньше часа.

— Каких гонок?