Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

«Хвостовой яд самки может вызывать нарастающий паралич, — вполголоса объяснял Геральт. — В первые часы после боя он не особо заметен, но потом мышцы начинают остывать и, если не принять меры, превратишься в калеку». «И сидел Илья Муромец на печи тридцать лет и ещё три года», — поддакивала Настасья Микулишна, ничуть не смущаясь своей наготы.

Молчание затянулось. Иванушка вдруг сообразил, что костёр почти прогорел и подбросил хвороста. Ночь была тёплой, но мало ли… Гули опять же.

Из-за деревьев выкатилась большая, слегка надкушенная с одного бока луна. Стало светлее.

— Ты о чём задумался, царевич?

— Да так. Ты… красивая.

— Спасибо тебе, Ванюша, уважил добрым словом, — Настасья Микулишна поднялась на ноги, длинная рубаха соблазнительно колыхнулась вокруг её крепкого стана и бёдер.

Иванушка замер, ожидая чего-то неясного и волнительного. Ведь бывает же, что спасители влюбляются в спасённых принцесс и требуют в награду не коня, а поцелуй или ночь, полную страсти. Иванушка не был принцессой, но он помнил, как Настасья Микулишна жарко обнимала его сразу же после битвы с первым змием… Только бы белоголовый Геральт не вернулся не ко времени.

Однако она всего лишь потянулась во весь свой немаленький рост.

— Пойду до ветра схожу. От этих зелий меня пучит, — сказала простым и будничным голосом, и романтическое очарование сразу исчезло. — Да не кисни ты, я быстро. Других змеюк тут не водится, а от гулей отмашешься головешкой. Хотя чудится мне, будто наврал нам Ведун про них… для пущей важности.

Иванушка кивнул, глядя как Настасья Микулишна медлит, будто бы выбирая кусты погуще, а потом решительно идёт в ту сторону, куда незадолго до этого отправился Геральт.

Он немного подождал, поворошил уголья и пепел. Переложил прутики с готовым мясом подальше от огня. Подбросил ещё веток. Луна взобралась повыше на небо и слегка уменьшилась в размерах. Оглушительно квакали лягушки, трещали ночные кузнечики. Где-то вдалеке красиво запела какая-то ночная птица.

Это хорошо. Это значит — безопасно.

Но ни один из его спутников не торопился возвращаться к костру. Иванушка встал и осторожно сделал несколько шагов в темноту. «Я только посмотрю, всё ли с нею в порядке, — уговаривал он себя. — Ведьмак этот наверняка сбежал. Или свежует по-тихому змеиные туши. Чешую. Зубы. Когти. А она ослабевшая сейчас. Хоть и богатырша».

Они нашлись недалеко от лагеря. Сразу оба. Вначале Иванушка услышал приглушённые стоны, а потом увидел в лунном свете два тела — мужское и женское, — которые двигались в размеренном, неторопливом, вечном как сама земля, темпе.

Иванушка постоял, кусая губы и не осмеливаясь пошевелиться, чтобы не треснула под ногой случайная ветка. Кто-то из любовников задел ногой котелок с водой, звякнула ручка, мужчина выругался и стал подниматься, а женщина рассмеялась низким грудным смехом и опять притянула его к себе.

Весь этот длинный, пугающий и такой прекрасный день вдруг навалился на Иванушку неподъёмной усталостью. Уже не думая о том, что кому-то помешает шумом, он побрёл обратно к костру.

«Она — мужняя жена. И он наверняка не один. Женщины любят таких — со шрамами и клинками. Встретились, полюбились, на утро разбегутся. Гулями меня стращали как маленького, чтобы следом не шёл», — мелькали в голове короткие обидчивые мысли.

Иванушка представил, как утром возвращается в столицу — к переполошенной дворне, строгому батюшке, к своим книгам, мечтам и портретам будущих невест. Потом подумал о статуе в пещере — одинокой, прекрасной и холодной.

И ему вдруг захотелось заплакать.

— Я не буду больше пить!

— Не смейте произносить такие слова в моём доме.

Сказал как отрезал, Джастину ничего не оставалось, кроме как отрезать тоже: ломтик вяленого мяса, словно он, ломтик, мог как-то обратить вспять случившуюся пьянку. Со вздохом поглядев на нож, на Алву и снова на нож, Джастин положил прибор на место и меланхолично вгрызся в мясо.

— Вот и правильно, — одобрил Рокэ, не оборачиваясь. Глаза у него на затылке, что ли? Да нет, не похоже. Скорее уж герцог увидел его отражение, лениво инспектируя собственный секретер.

Джастин не ответил. Не о чем было говорить уже около часа. Впрочем, хозяин дома прекрасно обходился и без светской беседы, любуясь видом из окна или каминным пламенем. Расчёт это был или что-то ещё, но оно сработало: не в силах вынести неприличного молчания, Джастин заговаривал сам, о первой попавшейся ерунде, и какая же выходила нелепица! Когда все мысли ежечасно сводятся к одной лишь смерти, трудно болтать о погоде, о природе да о политических дрязгах в столице. И просто говорить иногда трудно, особенно когда тебе мешают умереть.

По какой бы причине Алва ни вставал у него на пути, это явно не добродетель. Один Леворукий знает, что ему нужно. В любой другой ситуации Джастин был бы рад распить бутылку-другую в гостях у герцога, но сейчас настороженность не позволяла даже пьянеть.

Или позволяла? Стены немножко плыли. Ломтик мяса не исправил ничего — а ведь мог.

— Чего вы от меня хотите? — прямо спросил Джастин. Лучше так, чем снова недомолвки.

— Ничего особенного, — в прошлый раз за этим последовало «всего лишь жизни». — Вы никак не напьётесь, а на трезвую голову с вами не договориться.

— На чью трезвую голову?

— На обе, — Рокэ демонстративно отхлебнул вина, пришлось последовать примеру. Воистину, некоторые люди весьма… заразительны сами по себе.

Что ж, как хотите, герцог — если Джастин и впрямь напьётся, а он, признаться, был бы этому искренне рад, договариваться вы можете хоть с посольством славной Гайифы. Про себя уже выиграв кампанию этого вечера, он немного расслабился и заговорил о доме. Алва слушал, изредка что-то уточняя; через десять минут он перестал пугать, через двадцать — настораживать, через тридцать с чем-то Джастин чуть не предложил брудершафт, но вовремя одумался. Хороший вечер, и вина отменные, однако лучше вернуться с небес на землю.

— Рокэ, вы же не верите! — услышал свой голос Джастин, и этот голос, о ужас, был каким-то подозрительно развязным.

— Во что, позвольте уточнить?

— Ни во что, — распространённо объяснил Джастин, для убедительности махнув рукой.

— Так уж и совсем ни во что? — кажется, Рокэ смеялся, но дождевые капли били по окну гораздо громче. — Интересно, продолжайте.

— Есть же заповедь про самоубийц. Мол, не остановивший самоубийцу принимает на себя грех его, — криво процитировал Джастин, ловя себя на том, что уже два раза подряд сказал… это слово. — Это известно всем, но я не поверю, что вас останавливает боязнь согрешить.