Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

— Вы совершенно правы, меня не останавливает ни «боязнь», ни «согрешить»: первым не страдаю, ко второму отношусь с должным уважением.

— Тогда почему?

Вышло как-то надрывно, по-детски, ну и кошки с ним. «Зачем я вам ещё нужен», отчаянно колотилось в висках, но уж этого он точно говорить не будет! Как же, в лицо заявлять Алве, что ему кто-то нужен… Так же нелепо, как «боязнь согрешить».

Речь, однако, шла не о страшных, отталкивающих и порой противоречащих друг другу образах герцога, распространённых в народе: Джастин начинал убеждаться и потихоньку верить, что вымысла в них больше, чем воды в Данаре.

— Хороший вопрос — «почему», — задумчиво сказал Рокэ, глядя в окно. Снова почувствовав себя неуютно, Джастин проследил за его взглядом. Капли ползли по стеклу сверху вниз, то сливаясь друг с другом, то брызжа в разные стороны непрошеными слезами. — Это верно, что я бы не стал вытаскивать вас из смерти за шиворот, желая без очереди попасть в Рассветные Сады. Сами по себе вы мне тоже не настолько нужны, уж не обижайтесь, хотя из вас вышел хороший собутыльник. Жизни вы нужны больше, будьте любезны — уважьте даму! Насколько вы пьяны для таких метафор?

— Настолько, — мотнул головой Джастин. Если Алва и впрямь решил отгородиться от ответа бессмысленной философией, он сейчас заклюёт носом.

— Вы так рвётесь прекратить то, что у вас есть, не зная, что получите взамен, — Рокэ не впечатлило его скептическое выражение лица, он всё ещё смотрел на дождь. — Это трогательно и слегка обидно, не более того…

— Какая мне будет разница, если оно действительно прекратится…

— Последний дождь, — теперь Алва смотрел в глаза, а страшно всё ещё не было, — последний бокал вина, последний вечер. Вы готовы расстаться с этим прямо сейчас?

Отповедь была готова — мелкие радости жизни не заменят её подлинный смысл, дело не в дождях и не в бокалах, настолько не в бокалах, что Джастин едва не выложил всё, что его тревожит, от начала и до конца, не утаивая даже того, в чём не признавался самому себе. Но он промолчал, а Рокэ договорил:

— Вас не убивали, Джастин Придд, — при этих словах — не показалось ли? — он слегка повёл плечом и едва заметно поморщился, словно разминая затёкшие мышцы или унимая невесть откуда взявшуюся боль в спине. Дождь прекратился. — Вас ещё не убивали.

— Айри, ну, Айри, смотри же! — Эдит дёргала ее за рукав, показывая куда-то вперед. — Он сейчас огонь выдыхать будет! Ну же, гляди, уже щёки надул!

Ветер играл с разноцветными флажками — лёгкий, нежный, какой бывает лишь весной; он приносил аромат распускающихся деревьев, набиравших силу трав, свежевыпеченных кренделей, карамелек из жжёного сахара, одна из которых как раз была зажата в руке младшей сестры. Коричневый то ли петушок, то ли зайчик на короткой деревянной палочке. И стоявшая рядом Дейдри тоже рот разинула от изумления и все платье обсыпала сахаром — завитки кренделька были сдобрены им от души.

— Тебе что, не нравится? — не унималась Эдит, которую теперь по настоянию Бенджи называли Элизабет.

Косички, что так тщательно заплела ей утром Айрис, растрепались, она то и дело заправляла за ушко выбившуюся прядку. Дитя, совсем еще дитя.

…В Клостерталь они прибыли около полудня, побродили по ярмарке — война, которую им не довелось пережить, только-только улеглась и взглянуть сейчас было не на что. Разве что манила разнообразная снедь: пышные рыхлые булки, посыпанные маковыми зёрнышками, пирожки с кислой капустой, с зайчатиной, с орехами, оставшимися от прошлогодних запасов — девочки смотрели голодными глазами, и Бенджи готов был исполнить любой их каприз. Мелкие монетки звякали в его ладони. А едва Эдит и Дейдри услышали, что будет ещё и представление с фокусниками…

«Нам нужно дальше, — почему-то стала возражать она. — Мы торопимся».

«Отчего же, моя эрэа? — Бенджи был покладистым спутником и никогда с ней не спорил, но каким-то непостижимым образом у него всегда выходило настоять на своём. — Нам спешить некуда. Говорят, здесь неплохой трактир, здесь и заночуем».

«Ты же сам всё время твердишь, что нам нужно ехать!» — она не понимала, куда и зачем они направляются, но вот уже два месяца, с того дня, как шагнула из тёмного нутра пещеры на солнечный свет, послушно следовала за Бенджи.

Казалось, ему в точности известно, что им делать. «Некуда торопиться, моя эрэа, — всё так же мягко заверил он. — Задержимся, если девочкам хочется поглядеть на праздник».

Айрис совершенно потерялась в суетливой радостной толпе: простодушные бергеры хлопали в ладоши и подбрасывали вверх украшенные лентами шляпы, ликуя при виде нехитрых фокусов. Бородатая женщина, томно закатывавшая глаза и обмахивавшаяся веером на наспех сколоченной сцене, принимала ухаживания напудренного кавалера, жонглёры лихо управлялись с дюжинами раскрашенных шаров — а Айри чудилось, что в воздухе летают пушечные ядра, и одно из них непременно угодит в неё или девочек. Гибкий парень выделывал коленца, стоя внутри огромного обруча. Труппа странствующих циркачей обогнала их ещё в дороге; лошади бежали быстро, кибитки раскачивались на ухабистой дороге, звонко щёлкал кнут возницы, а ветер раздувал голубенькие занавески на повозках, словно паруса небольших судёнышек.

Уже два месяца её не покидало ощущение, что все обитатели севера снялись с обжитых мест и двинулись в путь, хотя она и знала, что на самом деле всё обстояло совсем не так: возвращались беженцы, и города и деревушки вновь наполнялись жизнью. Где бы им ни приходилось останавливаться, всюду говорили об ужасной войне, что ещё зимой лесным пожаром полыхала по всем Золотым Землям, о безумцах с выпученными побелевшими глазами, кидавшихся друг на друга, о бродячих мертвецах, которых исторг Закат. Они кивали, не желая выдать собственное неведение, и объясняли всем, что покинули разорённый Надор — конечно, им верили: когда ты один из многих, так просто спрятаться.

— Я буду Дианой, — сразу же объявила Дейдри, как только Бенджи, их странный спутник, вывел их из пещер и объявил, что называться прежними именами слишком неосторожно: всех Окделлов, оказавшихся в замке во время землетрясения, признали мёртвыми, а в их исконных землях теперь отчего-то правил дядюшка Эйвон.

— Я же сама видела, как его камнями завалило, — недоумевала Эдит.

— Как и нас всех.

Айри ни тогда, ни сейчас не могла объяснить, каким образом полумрак подземных переходов мог смениться ясным небом и ярким солнцем. До сих пор она не смела задуть свечу, укладываясь спать: стоило прикрыть глаза — и матушка вновь молилась перед иконами, на неё падали каменные обломки, вокруг рушились колонны их домашней капеллы, а она всё молилась и молилась. Страшная, изуродованная, изломанная, с залитым кровью лицом… Айри садилась в постели, прижимая к груди ледяные руки, пыталась шептать «Создателю всего сущего», но слова не шли с губ. Их выпустил Лабиринт, тот самый, о котором когда-то в детстве тайком от матушки рассказывала старая няня — иного объяснения у неё не было.