Коллектив авторов - Они придут из ниоткуда

Богатырша игриво притянула царевича к своему жаркому бедру. Штаны из тонкой оленьей кожи и льняная рубаха в обтяжку повторяли каждый мускул её крепкого, ладно сбитого тела. Но грудные мышцы, в которые Иванушку практически ткнули носом, были подозрительно мягкими и округлыми. Крупные соски, размером с мелкие кисло-сладкие плоды яблони-дички, казалось, вот-вот прорвут тонкую ткань.

Ситуация была настолько недвусмысленной, что царевич покраснел и попытался проглотить горячий шершавый комок, подступивший к горлу. По закону человеческой природы его мужскому естеству полагалось восстать во всей красе и ринуться в бой. Но то, что происходило сейчас, было мало похоже на задорную сеновальную возню царских дружинников с дворовыми девками. И мужское естество на всякий случай восставать не спешило. Скорее даже наоборот — стремилось спрятаться поглубже в чресла.

— Ну что, добрый молодец, — весело пробасила богатырша, и её широкая ладонь по-хозяйски скользнула по царевичевой тонкой талии вниз. — знакомиться будем, али как? Меня Настасьей величать, по батюшке Микулишной.

— Иван… — выдавил он и, облизнув пересохшие губы, зачем-то добавил: — Царевич.

— По всему видно, что не крестьянский сын. Одёжа на тебе богатая. А вот скажи мне, Ванюша, на кой ляд ты в одиночку потащился так далеко от царских хором?

Иванушка потупился. Ну не признаваться же своей случайной спасительнице в том, что он как последний Иван-дурак влюбился в деву, прекрасней которой нет на свете?

Надо сказать, что портретов заморских царевишн и королевишн при батюшкином дворе водилось превеликое множество. Когда Иванушка вошёл в молодецкий сок и пристойный для женитьбы возраст, эти лики, шитые жемчугами и золотом по тончайшему шёлку, писанные духовитыми красками по холсту, попросту заполонили дворец. Каждый отец, чином повыше князя, хотел породниться с царём Тридевятого.

Вот только злая тоска-присуха терзала мечтательное сердце будущего жениха: Иванушка уже давно, безответно, со всем молодецким пылом, был влюблён в прекрасную мраморную статую из царского сада. Когда батюшка узнал об этом, то знатно осерчал и велел бабу каменную расколотить на мелкие куски. Но Иванушке удалось уберечь предмет страсти и спрятать его подальше от батюшкиного гнева — далеко за столичными стенами, в небольшой прибрежной пещерке, заросшей крапивой и лозняком. Авось получится тайком любоваться холодными мраморными чертами, пока какой-нибудь колдун-чародей не превратит возлюбленную в человеческую деву, способную подарить батюшке внуков, а Тридевятому царству — наследников?

Однако царевичу не пришло в голову, что заброшенные пустынные места могут быть по нраву не только пылким влюблённым, но и всяким безобразным тварям. И что они, твари эти, вполне способны сожрать царевичевого коня, да и самого царевича смолотить на закуску.

— Что закручинился, добрый молодец? — добродушно рассмеялась богатырша. — Эх, Ванюша, нам ли быть в печали? Ополоснёмся по-быстрому и к батюшке твоему двинем.

— Речка наша страсть как холодная, — робко возразил Иванушка. В его голове внезапно завертелась былинная строчка «честным пирком да за свадебку». Вслед за ней вспыхнула другая: «ты вначале добра молодца напои-накорми, а уж потом…». И, зажмурившись, он прошептал: — В баньке-то всяко сподручнее. Теплее.

— В корень зришь, Ванюша, — богатырша одобительно хлопнула его пониже спины и внезапно отпустила. — Вот только нехорошо пред царёвы очи распустёхой являться. Да ты не боись, молодец, гляди смелее. Не твоей руки просить буду, а награды, которая каждому богатырю за спасение царевича положена.

Иванушка выдохнул с таким облегчением, с каким выдыхают разве что кузнечные меха, прекращая работу. Оскальзываясь на траве, мокрой от крови, он поспешил отойти от спасительницы на приличное расстояние. Настасья Микулишна проводила его добродушным смеющимся взглядом серо-зелёных глаз и перекинула за спину растрепавшуюся косу — в две Иванушкиных руки толщиной. Издалека она даже показалась ему красивой и похожей на статуи древних воинов. Вот только физически её любить Иванушка бы не осмелился. Такая как приласкает, как приобнимет в порыве страсти, костей потом не соберёшь. Он незаметно почесал ноющие ягодицы, намятые крепкой рукой.

— Как думаешь, расщедрится твой батюшка на богатырского коня? Устала я ноги по дорогам бить, а ведь не всякий конь меня выдержит.

Иванушка покосился в ту сторону, где мухи и полевые слепни уже облепили растерзанный труп его лошади Ромашки.

— Милорда точно не даст. Он за этого коня старому абидонскому королю чуть войну не объявил. Два раза. Даже хотел меня с принцессой Альбиной венчать. Но потом удалось поменяться на скатерть-самобранку. Новый абидонский король о подданных радеет, а у них в стране нищета и разруха после гражданской войны, — Иванушка задумчиво почесал кончик носа. — А вот любого другого — запросто. Ведь если б не ты… Спасибо! — вдруг выпалил он и густо покраснел.

Настасья Микулишна опять рассмеялась и, ничуть не стесняясь Иванушки, стянула с себя грязную рубаху-безрукавку. Под рубахой ничего не было. Вернее было сразу всё — загорелое, упругое, большое и такое восхитительно-бесстыдное, что царевич поспешно отвернулся, боясь окончательно сгореть от смущения.

— Я быстро ополоснусь и вернусь. — В траву шмякнулся один сапог, потом — другой, сверху тяжело упал богатырский пояс. — А ты, Ванюша, постереги обувку и меч. С ними купаться несподручно.

Подождав, пока камыши перестанут шуршать, Иванушка аккуратно оттащил вещи своей спасительницы подальше от змиевой туши и послушно уселся рядом. Выдернуть меч, высотой почти с него самого, у Иванушки не получилось, но так было даже спокойнее — вдруг чудище надумает ожить. Вон, даже кончик хвоста до сих пор слегка подёргивается, пугая синекрылых стрекоз-падальщиц.

Можно было бы убежать и пешком вернуться в столицу, но по такой жаре не хотелось даже шевелиться. Да и неловко как-то. Сказали же: стереги.

Иванушка развалился в густой траве и попытался представить точёные черты статуи, которая стоит под обрывом возле входа в тайное убежище… или теперь лучше называть его змиевой норой? Лучи полуденного солнца, пробиваясь сквозь заросли лозняка, зеленоватым витражным светом подсвечивают прохладную кожу: покатые плечи, идеальной формы перси с твёрдыми мраморными сосками, плоский живот. Неизвестный скульптор целомудренно замаскировал ниспадающими складками то, что находится у статуи ниже живота. И даже в самых бесстыдных мечтах Иванушка не осмеливался представить её без каменных одежд. Губы статуи слегка приоткрыты — он столько раз целовал их, надеясь, что поцелуй любви сможет пробудить возлюбленную к жизни. Но она оставалась всего лишь изваянием — прекрасным и не живым.