Коллектив авторов - Узел вечности

— Оригинальный же способ ты выбрал, чтобы продемонстрировать свою благодарность!

Дункан пожал плечами.

— Наверное, я дурак. Наверное, мне следовало сказать, что все это была глупая шутка, потому что иначе ты никогда меня не простишь. Наверное, я забыл, что и сам убивал… многих.

— Наверное, тебе стоит выметаться отсюда, и поскорей, пока я не решил в самом деле попытаться забрать твою голову, — передразнил Митос. И совершенно другим тоном добавил:

— Если, конечно, ты не попытаешься спасти этот бестолковый кочан у тебя на плечах, составив мне компанию за бутылкой отличного французского коньяка.

Дункан непонимающе уставился на него, горцу показалось, что он плохо расслышал.

— Что?..

— Умираю — хочу выпить, говорю. А надираться в одиночку я перестал еще в начале тринадцатого века.

— Ты хочешь сказать…

— Бутыль в холодильнике.

И оба рассмеялись, чувствуя, как растворяется и уходит смертельное напряжение. Дункан поднялся и выпустил меч.

— Эй, Маклауд! — бросил ему в спину Митос, разваливаясь в кресле и вытягивая длинные ноги.

— Что? — обернулся тот.

— А ты не думаешь, что я снова могу преследовать какие-нибудь далеко идущие цели? Например, напоить тебя до чертиков и обезглавить.

— Напоить до чертиков? Ты — меня? Да раньше тебе придется самому надраться в хлам, а я все еще буду на ногах, когда ты отрубишься.

— В Египте я неплохо научился пить.

— Зато мне чаще приходилось практиковаться.

С этими словами горец вошел на кухню и достал из холодильника непочатую бутылку коньяка. Подумал, и вынул еще водки.

— Эй, Маклауд! — донеслось из комнаты.

— Ну, что еще?

— Из всех невозможных Бессмертных, что я видел за пять тысяч лет, ты самый невозможный, сукин ты сын! Первый тост будет за тебя и за мою чертову шею, которая когда-нибудь обязательно лишится по твоей милости головы. Надеюсь, ты не вынесешь моей Силы и загнешься во время передачи.

Дункан остановился на пороге комнаты и оперся о косяк.

— Надеюсь, ты проживешь еще очень долго, и мне никогда больше не придется тебя убивать.

— За это я тоже выпью, — Митос ухмыльнулся. — Давай сюда бутылку. Кстати, бокалов нет, придется пить так. Ага, ну, вот. За Дункана Маклауда из клана Маклаудов, чертова сукина сына! И почему только я так к тебе привязался?

— Ну, должен же кто-то подавать тебе хороший пример!

Бессмертные расхохотались. Дункан Маклауд взял у бывшего Всадника бутылку и опрокинул себе в глотку обжигающую порцию коньяка. Сомнения, терзавшие его с того самого момента, когда он узнал правду о прошлом Митоса, рассеялись. Все снова было на своих местах.

Если у вас паранойя — это еще не значит, что за вами не следят. Эту нехитрую истину Старейший из ныне живущих людей постиг еще до того, как появилось само слово «паранойя». И сейчас Митос в очередной раз получил подтверждение тому, что расслабляться не стоит. Прошлое, даже тщательно замалчиваемое и скрываемое, может догнать (разумеется, в самый неподходящий момент), отвесить пинка и догнать еще раз, чтобы наподдать еще сильнее. Потирая шею там, где недавно касался кожи меч Кроноса, Митос невольно задумался: как же он дошел до жизни такой? Увы, не время было впадать в меланхолию. Ее стоило приберечь для более спокойных времен. Хотя когда они еще настанут? Древнее китайское проклятие (не настолько, правда, древнее, как сам Митос) и сам Старейший явно были созданы друг для друга: времена, в которые жил Старик, были интересными всегда. О том же, что интересными их делал как раз он сам, мешал думать здоровый скептицизм. Да, у Митоса он, в отличие от того же Маклауда, был.

Однако Кронос был лишь одной из череды обрушившихся на Митоса проблем. И не самой насущной, что ни говори. В городе объявилась Кассандра. Благодаря веками лелеемой паранойе и — как следствие — привычке держать информацию о врагах — настоящих и потенциальных — под контролем, Митос узнал о появлении Бессмертной еще до того, как она покинула аэропорт. Не то, чтобы Кассандра угрожала ему самому — несмотря на все таланты, до него ей было далеко, о чем она сама прекрасно знала. Нет, она замахнулась на иное. На дружбу. И если обычно Митос предпочитал красиво исчезнуть, оставив после себя только воспоминания и — наконец-то — оплаченные счета, то теперь… Суровые времена требовали суровых решений.

План сложился в голове практически моментально. План, позволявший решить сразу несколько проблем одновременно. Митос решил пустить в ход действительно страшное оружие. Юмор.

Чувство юмора у Старейшего было. Другое дело, что оно менялось — как менялся сам Старик. То, что казалось смешным до Всадников, в их эпоху казалось унылым. Развлечения самих Всадников не вызывали даже улыбки еще до того, как Митос окончательно решил распрощаться с этой вехой своего бурного прошлого. Но не только годы накладывали свою печать. Юмор азиатов разительно отличался от юмора европейцев. Ну а сейчас… Старейший улыбнулся. Задуманная шутка была откровенно хулиганской. И даже рискованной — но Митос делал ставку на рыцарские принципы Мака.

Итак… Фигуры на доске, партия начинается. Кассандра уже минут пять, как находится в тренировочном зале, принадлежащем Маклауду — ну конечно, куда же еще она могла пойти? Этого времени, как считал Митос, было вполне достаточно для горячего приветствия, но недостаточно для промывки одних вполне конкретных шотландских мозгов.

Приближаясь к залу, Митос передернул плечами. Привычка держать Кассандру на расстоянии от себя сейчас давала о себе знать неприятным зудом между лопаток. Однако этот спектакль стоило отыграть от начала и до конца. Хотя бы ради реакции невольных зрителей.

— … Всадниках Апокалипсиса… — послышалось за дверью. Что ж. Почти вовремя.

— Привет, Мак, — радостно воскликнул Митос — Адам Пирсон, с улыбкой входя в спортзал. Впрочем… Улыбка сползла довольно быстро — стоило только Старейшему увидеть Кассандру. Опешивший Маклауд только и успел — что поймать Митоса (благо, отойти далеко от дверей они с Кассандрой еще не успели). Уж чего-чего, а обморока от Старика Дункан ожидал меньше всего. Игры в Адама Пирсона, побега… да чего угодно. Но не обморока! Как, ну как Старик мог прожить пять тысяч лет, теряя сознание перед потенциальным врагом?! Желая понять, что тут происходит, бравый горец обернулся к Кассандре. И — поперхнулся собственными вопросами. Если бы на него взирали со столь зверским выражением лица — он бы не только в обморок грохнулся, а, возможно, сразу бы от разрыва сердца скончался. На всякий случай Маклауд прислушался — нет, дышит.