Коллектив авторов - Узел вечности

— То есть как это «ничего»? — Митос отставил трубку подальше от уха, но голос Аманды все равно оставался пронзительно громким. — Дункан пропал, и даже Джо не знает, где его искать, а мы ничего не будем делать?

— Оставь его в покое. Ему нужно побыть одному и помириться с самим собой. Мы можем только помешать.

— Чему помешать? Позволить ему убить себя в очередном приступе раскаяния? Тебе просто лень. Ты обижен на него и не хочешь выслушать и объясниться.

— Успокойся, женщина. Ничего с твоим Маклаудом не случится. Он же обещал тебе, что не будет лезть на рожон.

— Но ему плохо, я же вижу. Он не простил себе смерть Шона и Ричи. И, похоже, не простит. Последнее время он постоянно бродил по кладбищу…

— Хорошее, кстати, место, чтобы погулять и подумать, не опасаясь за свою голову.

— … И этот его странный сон с Фицем! Как ты можешь после всего этого просто сказать «оставь его в покое»?

— Оставь его в покое, Аманда. Он еще не готов к серьезным разговорам и объяснениям. Ему нужно отдохнуть от нас. Да и нам от него не помешало бы…

— Рррррр!..

Митос пожал плечами и отбросил трубку из которой неслись короткие гудки. Отвечать на звонки он больше не будет, лучше ему тоже на какое-то время пропасть.

— Ну давай, беги, ищи его в горах Тибета, если так хочется, я тебе не учитель, — тихо бормотал Старейший, устраиваясь поудобнее в кресле и снова поднимая к глазам бинокль. Присмотреть за мальчишкой все-таки стоит. Издалека.

— Все произошло так быстро, Джо. Джо?

— Простите, Софи. Вы закончите записи без меня?

— Но Джо, ради этого и существует Орден. Наблюдать за последним поединком — это огромная честь первыми узнать смысл Игры и что такое Приз. Наш с вами опыт и профессионализм…

— Профессионализм… Черт бы его… А я уже слишком стар, чтобы смотреть, как двое близких мне людей убивают друг друга. Простите меня, вы справитесь сами.

Под тревожным взглядом Наблюдательницы Джо развернулся и побрёл к машине. В этот момент он казался гораздо старше своих шестидесятипяти. Подавив острый приступ жалости, женщина решительно достала диктофон и вновь сосредоточила внимание на висящем у самой земли шаре, состоящем, казалось, из густого светящегося тумана. И на двух фигурах с мечами, неподвижно замерших напротив друг друга.

Уснуть в эту ночь Джо даже не пытался. Начал разбирать финансовые дела бара, но через полчаса понял, что бессмысленно смотрит на счет, не в силах вспомнить к чему тот относится. Бессильно уронив голову на руки, Джо в полной неподвижности просидел до рассвета за письменным столом в бюро.

Мир померк. В нем больше не было бессмертных с их Тьмой и Светом, их странной логикой и моралью, с их мудростью и отчаянной беззаботностью, и попытками взять на свои плечи ответственность за весь мир. Погибла целая цивилизация, бывшая всегда так близко, но оставшаяся непонятной. На сотни вопросов теперь никогда не будет ответов…

Из тяжелой задумчивости Джо вывел настойчивый писк. Кто-то в шесть утра посылает сообщения по электронной почте. Старый Наблюдатель протянул руку отключить лаптоп, и замер в нерешительности, увидев адрес отправителя. А потом, болезненно скривившись, все-таки открыл письмо.

Начальство, теперь уже бывшее, извещало о планирующемся закрытии Ордена Наблюдателей и отмене секретности. Джо в полном недоумении перечитал старницу. Отмена секретности? Вот так сразу? Что он пропустил? С тяжелым сердцем он открыл вложенный файл. Последний отчет о последнем поединке бессмертных…

Закрыв наконец, после третьего прочтения, файл, Джо вытер со щек слезы. Он и сам не знал легче ему стало от этого знания или хуже. Они все-таки не стали сражаться. Вместе вошли в тот странный светящийся шар и просто исчезли во вспышке холодного беззвучного взрыва, не оставившего никаких следов. Наверное, так лучше для них обоих. Наверное… Джо почувствовал себя совсем старым и больным. Осознание того, что бессмертных больше нет, заставило острее ощутить собственную хрупкую недолговечность. Парадокс?

А еще откуда-то пришла обида на Маклауда со Стариком. Сами-то ушли, а Джо с собою не взяли. Доусон покачал головой — точно начинается старческий маразм.

Надо уезжать из этого города, из этой страны, как бы тяжело ни было начинать новую жизнь на седьмом десятке.

И тогда раздался телефонный звонок.

— Джо, я не знаю, что с ними делать.

— Вы не написали об этом в отчете, Софи. — Джо потрясенно и растерянно смотрел на двух младенцев, мирно спящих на кровати в квартире Наблюдательницы.

— После того, что я читала в их хрониках, и вы мне вчера вечером рассказывали, я просто не смогла. Их бы начали изучать и наблюдать. Сомневаюсь, что наши коллеги сохранили бы свои принципы невмешательства. Слишком это… необычно. А они заслужили покоя и мирной жизни. Я видела этой ночью, как они сопротивлялись чему-то, что… — Софи замолчала, подбирая слова, — заставляло их сражаться друг с другом, наверное. Я не поняла до конца, только видела, как им тяжело. А когда вспышка погасла я нашла двух младенцев. Я так понимаю, что это они и есть. Что-то их изменило. Мне показалось, что нельзя лишать их шанса на нормальную жизнь. Да у меня внуки лишь чуть старше. Не могла я оставить детей на изучение нашим ученым. Джо?

— О, Боже, как же я все-таки стар для всего этого…

Кроссовер с «Убежищем»

Градиент, думает Грегори, протирая очередной хрустальный бокал — широкий, объемный, для красного вина, Тесла бы оценил (пусть он и терпеть не мог этого долговязого выскочку, но в чём-чём, а в вине и посуде, в которой следовало подавать это самое вино, Никола разбирался чуть ли не лучше, чем в своём любимом электричестве), и наблюдая за Джеймсом, вольготно развалившимся на двух стульях и потягивающим тёмную «Корону». Причем не вектор, а то, что понимается под градиентом в компьютерном графике или дизайнерском деле — плавный переход из одного цвета в другой, незримое перетекание оттенков. Круговой или отражённый — вопрос на миллион фунтов, потому что в сознании Грегори детектив и врач Джеймс Уотсон (степенная речь, усы, аккуратная бородка и — последние семьдесят лет — аппарат жизнеобеспечения), лингвист Адам Пирсон (застенчивый аспирант в толстовке с большими карманами и поношенных кедах) и старейший Бессмертный на Земле (язва с ледяным снисходительным взглядом и чёрным юмором) в единую картинку не складываются категорически. Иногда его подмывает спросить, какую из личностей Джеймс/ /Адам/Митос сам считает основной, но он чувствует, что тот лишь усмехнется и промолчит. Или пожмёт плечами, ведь прямой ответ — это скучно. Конан Дойль явно знал, с кого писать своего самого знаменитого героя.