Коллектив авторов - Узел вечности

— Джеймс!

И долго слушает безжалостно-беспристрастную тишину.

О «внезапной и трагической кончине» врача и детектива Джеймса Уотсона не пишут в «Гардиан» или «Дейли Мэйл», но у Грегори свои источники. Маклауд ожидаемо потрясен и подавлен.

— Митос не мог умереть. Только не он.

— Тебе было бы легче, если бы его победил Свен, а не эксперименты с собственным ДНК?

— Просто помолчи, Джо.

— Грубить не обязательно. И кстати, Свена видели в Париже, так что…

— Прости. Но ты не представляешь, каково это. Митос — мой лучший друг, он неизменно оказывался рядом, когда я в нём нуждался… а я так и не сказал ему, что его прошлое не имеет значения, важно лишь то, кто он сейчас, и я уважаю его и ценю его дружбу. А теперь уже поздно.

— Ты ошибаешься. Я очень хорошо представляю, каково это.

— И подумать только, пока я считал, что он прохлаждается на Таити, Канарах или Бора-Бора, всё это время Митос находился в Лондоне.

— Лондон был его домом, Мак.

В ответ Дункан бормочет что-то неразборчивое, но Грегори не переспрашивает — эта боль знакома ему, как собственная тень.

Пока они пересекают океан (первый класс, шампанское и пледы бесплатно), Грегори хочется верить — вопреки тому, о чем поведал ему Джеймс четыре дня назад — что это ещё одна хитрая схема и что Уотсон — Митос и его знания, накопленные за почти шесть тысяч лет, не исчезли бесследно, а всего лишь затаились на время. Я сам убью тебя, сукин сын, за то, что заставил волноваться. Или не произнесу ни слова упрёка, только окажись жив, древний балбес .

Затеряться в толпе, собравшейся в церкви, чтобы проводить доктора Уотсона в последний путь, несложно: народу много, очень много, и почему-то Грегори кажется, что именно так и должно быть на похоронах человека, который ворчал и изображал эгоиста с каменным сердцем, а на деле бросался на выручку по первому зову.

Вера в то, что это схема, тает весенним снегом, когда взгляд Грегори выцепляет из группки людей, собравшихся вокруг гроба (Хелен, Тесла, Друитт, парень в очках — Циммерман) незнакомого мужчину в сером костюме. У него такое же серое лицо, как и костюм, а спина сгорблена, словно на него свалилась непосильная ноша. Хелен сочувственно хлопает его по руке, а потом его отводит в сторону полицейский в парадной форме и что-то неловко шепчет, переминаясь с ноги на ногу. «Деклан Макрей, — думает Грегори. — Ему наверняка что-нибудь известно, Джеймс говорил, что доверяет ему».

— Спасибо, инспектор, — отвечает Макрей — Мы, конечно, не настолько умны, как… доктор Уотсон, но если вам что-то понадобится, мы сделаем всё возможное.

И, криво улыбнувшись, опускается на лавочку у выхода из церкви.

Маклауд выступает из кустов, где они прячутся, на дорожку, пролегающую как раз возле лавочки.

— Мак, это неразумно, — Грегори хватает его за рукав плаща и тянет назад.

Дункан резко сбрасывает его пальцы.

— Я должен убедиться.

— Добрый день. Меня зовут Ричард Коннор, я друг доктора Уотсона.

Макрей поднимает голову и устало трёт переносицу.

— Он никогда о вас не рассказывал.

— Мы давно не виделись.

Мак переходит на шёпот, Макрей внимательно его слушает, а потом резко вскакивает с места, и голос у него срывается от негодования и скорби:

— Вы забываетесь, мистер Коннор! Я лично забирал тело Джеймса и могу уверить вас со всей ответственностью, что он мёртв. Аппарат, который поддерживал его жизнь, в конце концов отнял её! Превратил его в иссохшую… мумию. Убирайтесь. И, клянусь Богом, если вы задержитесь здесь хоть на секунду, после вам придется обратиться к пластическому хирургу.

— Ну что, доволен? — ехидно спрашивает Грегори. — Добился своего?

— Заткнись.

В сгущающихся сумерках они бродят вокруг забора особняка, когда-то принадлежавшего Грегори (но Маклауду не нужно этого знать), и Грегори ощущает себя бродячим неприкаянным псом, когда шум в аллее неподалёку привлекает их внимание.

У дерева застыли напряженной скульптурой высокий плотный незнакомец и Макрей; у шеи Макрея замерло лезвие меча.

— Где Митос? — требовательно шипит незнакомец.

— Вы сошли с ума? Отпустите меня немедленно!

— Где он?

— Я бы вам с удовольствием ответил, если бы понимал, что вы имеете в виду!

И Мак не может не вмешаться. Выхватывая меч, он оповещает всю улицу:

— Я Дункан Маклауд из клана Маклаудов!

— А я — Гуннар, сын Сварта, и ты лезешь не в свое дело!

— Моё, если ты продолжишь угрожать в ни в чем не повинным людям.

— Я возьму себе твою голову, наглец.

— Попробуй.

— Если вы решили поиграть в орков и эльфов, то выбрали чертовски неудачное время и место, психи проклятые, — Макрей пятится к забору, и Грегори с облегчением отмечает, что у того в ладони появился магнитный ключ. Раздвижная дверь-калитка — это что-то новое.

Гуннар был стар, потому что его энергия гасит все фонари в аллее и на набережной, а Маклауд долго стоит на четвереньках, ловя ртом воздух. Труп они сбрасывают в Темзу — завтра утром у них самолёт до Парижа, им некогда влипать в неприятности, хотя Мака и мучают угрызения совести. Наблюдателя у Гуннара не имелось, спасибо Небесам за маленькие поблажки, значит, искать его никто не станет, пока он сам не всплывет где-нибудь в Баттерси, на радость случайным свидетелям.

В Париж они вылетают без накладок, точно по расписанию, и Грегори рад, что Дункан молча дремлет в своём кресле, иначе он не выдержал и сказал бы ему, что если Игра действительно существует (а не является выдумкой особо кровожадных Бессмертных) и в конце должен остаться только один, Грегори от всего сердца надеялся, что это будет Джеймс.

Кроссовер с «Убежищем»

Деклан поплотнее закутался в тёплый халат, подавляя желание от души пнуть ни в чём не повинный автоответчик. Который в сотый раз радостно оповестил его, что новых сообщений нет. Их не было и вчера, и месяц назад. Ну почему хоть раз в жизни Уотсон не мог поступить по-человечески и сказать, когда ждать его обратно, пусть даже приблизительно? Нет, он исчез, как всегда, среди ночи, без предупреждения, не оставив ни единой зацепки. Звонить на мобильный не имело смысла — механический голос не уставал повторять, что абонент недоступен и находится вне зоны действия сети. Оставалось лишь потихоньку тратить запасы терпения и стараться не сойти с ума от беспокойства: в последнее время Деклану казалось, что экзоскелет не поддерживал жизнь Джеймса, а наоборот, тянул из него все соки. Глупая мысль; наверное, Деклан просто устал. А сейчас к апатии и переутомлению добавилась бессонница.

Вскипевший чайник издал хриплый свист, и Деклан потянулся за своей любимой кружкой. В конце третьей недели он перетащил чайный сервиз и пару тарелок из кухни в кабинет Джеймса — так тому и надо, нечего пропадать непонятно где, и подумал, что завтра непременно закажет пиццу и съест в кровати Уотсона, прямо на дорогущих простынях из египетского хлопка. А ещё о том, как бы отреагировала Хелен, если бы увидела, что Джеймс по утрам пьет кофе — с молоком и двумя кусочками сахара. Вернее, пил, потому что чашка, забытая на столе, успела покрыться пылью.