Мария Токарева - Голод Рехи

— Ну и зачем все это было? — храбрился воин пустыни, отмахиваясь от навязчивого присутствия этих посторонних и потусторонних сущностей вокруг. Что если живые существа тоже состояли из этих сплетений? Гадко, ужасно гадко — это чувство отвлекало от преследовавшего голода. Теперь каждую трапезу вспоминались бы эти линии.

— «Зачем?» — казалось, Проводника заинтересовал простенький вопрос. — Ты должен быть готов к встрече.

Ответ ничего не объяснял, Рехи все еще колотил озноб, отзывавшийся новой болью в ране на боку. Действие чудодейственной тряпицы прекратилось. Нет чудес.

— Я тебе ничего не должен. И никому!

Собственный голос срывался в рык, неприветливый, но довольно высокий и жалкий. Да и для чего вежливость? Проводник явно не собирался нормально помогать, а всякие полумеры и рассуждения никого не спасали.

— Что ж… Тогда просто послушай…

Митрий прошелся вокруг камня, заложив руки за спину, стряхивая с крыльев прах земной, но от того золото оперения не засияло ярче. Да и к лучшему. Рехи и так опасливо щурился, вспоминая, какой яркий свет исходил от Проводника при первой встрече.

— Опять! Я только что такого наслушался! — воскликнул Рехи, мрачно добавляя: — Есть теперь не смогу.

— Сможешь, — отмахнулся Митрий. — Твой голод верней сознания. Но только ли телесный? Ты ведь слышишь, как кто-то пробуждается в тебе, кто-то ждет своего часа. Голос в голове. Голод прошлого.

Рехи насторожился. Он слышал, конечно, он слышал, с рокового урагана расшифровал посторонний шум на периферии сознания. Что-то неопознанное сопровождало его всю жизнь: скрывалось в тенях глубоких пещер или поблескивало на острых когтях кровожадных ящеров; что-то неотступно следовало за ним, точно осколки чужой памяти. Другой бы сошел с ума, но Рехи просто не привык задумываться о чем-то сложнее еды и множества опасностей, подстерегавших в пустыне. Голос не мешал охотиться — и хватит с него внимания.

— Пусть ждет — не дождется.

— Посмотри на круг, — продолжил Митрий, отчего Рехи только больше закипел. Хотелось уже двинуться дальше, гордо пройти мимо, но рисунки на песке мерцали синим свечением, образуя неразборчивые узоры. Что-то подсказывало, что в них скрыт ответ. Но нет, ответа не существовало.

Рехи не любил головоломки. Помнится, Здоровяк отлично придумывал затейливые загадки, построенные на иносказаниях. Вот так сидел в шатре в кругу их маленькой стаи да морочил всем головы. Лойэ обычно хлопала глазами, но временами отгадывала. Рехи в боях отличался смекалкой, умел направить свой небольшой отряд, но скрытых смыслов и символов никогда не понимал. Поэтому Здоровяк, басисто смеясь, вечно ставил самопровозглашенного вожака в глупую ситуацию на этих сборищах любителей отгадывать простые вещи, запрятанные под сложным саркофагом. Как линии мира… Не думать бы о них, лишь бы не думать о них! Лучше воспоминания.

Да, все же веселые были времена когда-то, редкие мгновения затишья. Наверное, повезло Здоровяку погибнуть в деревне врагов, а не стать добычей ящеров во время урагана. Рехи горько усмехнулся: да уж, дожили, уже радовались тому, что кто-то погиб лучше других. А его теперь носил ветер и словно поднимали крылья Проводника. Все дальше и дальше. В никуда.

— Их было Двенадцать и еще один, — объяснял Митрий, указывая на свои чертежи. — Это сделал я… мы. Мы дали им силу, чтобы они несли во все миры добро, чтобы предупреждали зло.

— Что для тебя добро-то? — поморщился Рехи. — Вон для людоедов добро — это нажраться эльфятины. Ну, а для нас… напиться крови людоедов. Покувыркаться, с кем получится, и на боковую — вот и добро. Вот и счастье.

Простая истина, казалось бы, больше и правда ничего не интересовало и не существовало. Или уже не совсем так. Но хотелось ввернуть что-то в пику напыщенной благостности Митрия. Впрочем, его тоже не миновала скорбь: в правом крыле померкло еще одно перо, осталось черным пятном.

— Мы хотели предупреждать любое зло, но… да, мы ошиблись. Мы хотели отнять свободу выбора, — сокрушенно продолжал Митрий, низко опуская голову. — Впрочем, лучше ли вам с такой свободой?

— Лучше. Оправдываться не перед кем и незачем: сам натворил — сам отвечай. У пустыни цена ошибки — жизнь.

Рехи пошатывался, но упрямо стоял. Шел какой-то словесный поединок: совсем не то искусство, в котором удалось преуспеть, но казалось важным выстоять и в нем, показать свой взгляд на мир. Он пока не придумал, куда направиться дальше. А так хотя бы не давила гнетущая тишина неизвестности.

— Мы хотели установить великое царство добра на земле, во всех мирах. Рай без насилия и боли.

— И без стремлений. Ничего, сами разберемся, — отмахнулся Рехи, опираясь о валун, на котором чуть раньше сидел Проводник. — И опять никаких ответов. Да как же… снизойдут они до нас…

Разговор заходил в тупик, получалось сдавленное бормотание себе под нос. Глаза слипались, и все больше подрагивали колени.

— Да не даст он ответов, — внезапно раздался знакомый голос. — Митрий никогда их не дает, только обещания.

— Тебя еще не хватало… — охнул Рехи и обернулся: шагах в десяти за спиной стоял Сумеречный Эльф. Конечно, убежишь разве от такого! Надоело чувствовать себя камнем, что несется по злой воле рока с самой вершины на дно пропасти без права решать свою судьбу.

«На убой меня готовят? В жертву принести хотят?» — гадал Рехи, вспоминая рассказы о старинных культах, которые нашли отклик в черных сердцах людоедов. Порой пойманных не просто так съедали, а обвешивали всякими побрякушками, окуривали пахучим дымом, приговаривая какую-то бессмыслицу. Поедали «избранного» точно так же, как и всех, жадно впиваясь зубами в жесткое мясо, но утверждали, будто все это во славу каких-то духов-богов. Эльфы-то не верили ни во что, так честнее. Старики рассказывали, что потеряли свою веру с началом Падения. «Да, точно… неужели явились ко мне эти самые древние духи-боги?» — устрашился Рехи, когда Сумеречный нехотя стряхивал свежую кровь со стального клинка. Завидное все-таки оружие с горящими письменами, чем-то напоминавшими рисунки на песке.

— Скажи ему короче: после неудачи с кругом Двенадцати вы наштамповали единицы поменьше, — недобро ухмыльнулся Сумеречный, обращаясь к притихшему Митрию. — Для более мелких поручений, с более слабой силой. Но опять все пошло наперекосяк. Нет? М-м-м?

— Что ты тут забыл? — недовольно вздрогнул Митрий, уходя от ответа. — Ты мог освободиться, мог раньше и проще… Зачем вообще попал в ту проклятую деревню? Зачем позволил себя избить? Для тебя все игра?

— Смотрел людей и на людей. Да-а-а… Не всякий мир достоин спасения.

— Всякий.

— Уйдите от меня, оставьте в покое, — прошептал Рехи, решительно разворачиваясь. Пусть хоть в спину бьют! Лишь бы не оставаться рядом с этими безумцами.