Терри Пратчетт - Вещие сестрички [litres]

Второй солдат был не местным, а городским наемником, из тех, что влились в ряды истощившейся за последние годы армии. Лицо его сплошь испещряли шрамы. Несколько из них сложились в то, что, видимо, задумывалось как ухмылка.

– Так это и есть хваленая ведьминская магия? Фу ты, всего лишь. Может, этих деревенских дураков ты и напугаешь, женщина, но меня нет.

– Полагаю, такому большому сильному парню надо что-то посущественнее, – согласилась матушка и потянулась к своей шляпе.

– И не смей угрожать. – Страж смотрел прямо перед собой и слегка покачивался на пятках. – Вечно вы, старухи, к словам цепляетесь. Как говорится, нечего передергивать.

– Да кто ж спорит, – поддакнула матушка, отводя копье в сторону.

– Эй, я кому сказал… – начал страж и схватил ведьму за плечо. Матушка практически неуловимо взмахнула рукой, и солдат вдруг со стоном отпрянул, сжимая собственную.

Госпожа Ветровоск воткнула шпильку обратно в шляпу и припустила в замок.

– Начнем с Демонстрации Орудий, – заявила герцогиня, с вожделением глядя на инструменты.

– Да я их уже все рассмотрела, – отозвалась нянюшка. – По крайней мере те, чьи названия начинаются с «п», «с», «и», «т» и «в».

– Тогда давай проверим, надолго ли хватит твоей невозмутимости. Разжигай жаровню, Флем, – рявкнула герцогиня.

– Разжигай жаровню, шут, – передал герцог.

Шут двигался как сомнамбула. Он такого поворота не ожидал и как-то совсем не включал в повестку своего дня пытки людей. Бедняга и так не был расположен хладнокровно причинять боль пожилым дамам, а уж делать больно ведьмам – хладнокровно там или нет – вообще не рассматривал как какое-то удовольствие. Слова он хозяевам посоветовал использовать. Наверное, все эти палки да камни рассудок помутили.

– Мне это не нравится, – едва различимо прошептал шут.

– Славно, – отозвалась нянюшка Ягг, что отличалась исключительным слухом. – Я запомню, что ты был не рад.

– Что такое? – резко переспросил герцог.

– Ничего, – ответила нянюшка. – А мы долго провозимся? А то я не завтракала.

Шут чиркнул спичкой. Рядом случилось едва заметное колебание воздуха, и огонь погас. Шут выругался и повторил попытку. На сей раз его трясущиеся руки почти донесли пламя до жаровни, но оно вдруг взметнулось и погасло.

– Поспеши! – велела герцогиня, раскладывая инструменты на подносе.

– Да что-то зажигаться не хочет… – пробормотал шут. Очередная спичка испустила неверный огонек… и потухла.

Герцог выхватил коробок из трясущихся пальцев слуги и отвесил тому пощечину унизанной перстнями рукой.

– Меня что, никто слушаться не желает? – заорал правитель. – Слизняк малодушный! Дай сюда!

Шут попятился. Кто-то невидимый словно нашептывал ему на ухо, но слуга не мог разобрать ни слова.

– Пошел прочь, – прошипел герцог, – и смотри, чтобы нас не беспокоили!

Шут запнулся о нижнюю ступеньку, развернулся и, бросив последний умоляющий взгляд на нянюшку, стремглав вылетел за дверь, чуть подпрыгивая в силу привычки.

– Огонь не главная составляющая, он просто штрих, – сказала герцогиня. – А теперь, женщина, ты готова сознаться?

– В чем? – спросила нянюшка.

– Известно в чем. В измене. Наведении злых чар. Укрывательстве врагов короля. Похищении короны…

Что-то звякнуло, и все посмотрели на пол. Заляпанный кровью кинжал упал со скамьи, словно кто-то пытался его взять, но не хватило сил. Нянюшка услышала, как призрак короля тихо выругался себе под нос. Пусть и призрачный нос.

– …и распускании ложных слухов, – закончила герцогиня.

– …соль в моей пище… – нервно пробормотал герцог, глядя на свои замотанные ладони. Ему все чудилось, будто в темнице не три, а четыре человека.

– Если признаешься, то закончишь жизнь на столбе. Тебя сожгут, – пояснила герцогиня. – И пожалуйста, обойдись на сей раз без своих шуточек.

– А какие слухи-то?

Герцог закрыл глаза, но образы никуда не делись.

– О причине случайной смерти покойного короля Веренса, – хрипло прошептал он. Воздух снова колыхнулся.

Нянюшка села и склонила голову набок, будто слушала только ей ведомый голос. Вот только герцог был уверен, что тоже что-то слышит – не совсем голос, скорее подобие далекого завывания ветра.

– Я никакой лжи не знаю, – заявила нянюшка. – Ты его заколол, самолично, кинжалом. Все случилось наверху лестницы. – Она помолчала, кивнула и прибавила: – У тех доспехов, что с пикой, прямо там. Ты сказал: «Если уж надо это сделать, так лучше сделать быстро» или что-то в таком роде. Потом выхватил собственный кинжал короля, тот самый, что сейчас лежит на полу, из ножен и…

– Ложь! Никто же не видел. Мы все сделали… нечего там было видеть! Я что-то услышал в темноте, но там никого не было! Невозможно, чтобы кто-то что-то увидел! – завопил герцог. Жена бросила на него хмурый взгляд.

– Заткнись, Лионель! В этих четырех стенах можно особо не притворяться.

– Кто ей рассказал? Ты?

– И уймись. Никто ей не рассказывал. Она ведьма, бога ради, они сами все чуют. Как там… яснозрение?

– Ясновидение, – поправила нянюшка.

– Коим ты недолго будешь обладать, дорогая моя, если не признаешься, кто помимо тебя в курсе, и не поможешь нам еще в ряде вопросов, – мрачно пообещала герцогиня. – А ты поможешь, поверь. Я крайне сноровиста в своем деле.

Нянюшка Ягг обвела взглядом темницу. В ней становилось тесновато. Король Веренс излучал такую живую ярость, что почти проявился, и отчаянно пытался ухватить нож. Но теперь позади него толпились другие – неясные изломанные тени, не столько призраки, сколько воспоминания, запечатленные в самих стенах помещения чистыми болью и ужасом.

– Моим собственным кинжалом! Вот ублюдок! Убили меня моим кинжалом! – беззвучно воскликнул Веренс, воздев прозрачные руки и призывая весь мир преисподней стать свидетелем своего окончательного унижения. – О, дай мне сил…

– Ага, – сказала нянюшка. – Попытка не пытка.

– А теперь мы начнем, – объявила герцогиня.

– Что? – переспросил страж.

– Я говорю, – повторила Маграт, – что пришла продать свои красивые яблочки. Ты что, не слушал?

– У нас же тут вроде не рынок. – Солдат ужасно нервничал; его коллегу только что отправили в лазарет. А сам он не затем устраивался на работу.

И вдруг его осенило.

– Ты же не ведьма, часом? – уточнил солдат, неловко крутя пику.

– Конечно, нет. Разве я похожа на ведьму?

Страж оглядел ее оккультные браслеты, плащ с подкладкой, дрожащие руки и лицо. Вот лицо вызывало больше всего опасений. Маграт щедро припудрилась, в надежде придать себе интересную бледность, и от души накрасила глаза тушью. Это сочетание наводило стража на мысль, будто он смотрит на двух раздавленных в сахарнице мух. Бедняга поймал себя на том, что хочет сотворить знамение против дурного макияжа.