Елена Хаецкая - Кристалл Вечности

— Жители архипелагов по-прежнему дерзают называть свое государство Империей — Империей Южных Островов, хотя, конечно, это лишь осколок былой великой державы, — продолжала богиня. — Я хорошо помню, как Катурия прибыла сюда. Принцесса, дерзнувшая бросить вызов мужчине-сопернику. Великая чародейка, не побоявшаяся выпустить на волю армию монстров — созданий своего несчастного мужа.

Во главе своей разбитой армии молодая, красивая женщина ехала на юг. В седле она держала сына, маленького императора Борока. Ребенок, которого Катурия мечтала сделать правителем Империи Света, ничего не знал о предуготованной ему короне. Он мог лишь ощущать близость матери, ее сильные руки, ее теплое дыхание. Этого оказалось довольно, чтобы ребенок выжил и даже чувствовал себя счастливым.

Я помню, как Катурия достигла края земли и остановилась на берегу. В тот день бушевал шторм, нередкий осенней порой. Ветер яростно ревел, швыряя волны на берег. Острова лежали, наполовину скрытые серым туманом, безлюдные, одинокие, и лишь птицы гнездились на их изъеденных волнами скалах. Казалось, человеку не выжить в здешних краях. Но Катурия недолго всматривалась в смертоносное море.

Она повернулась навстречу своим людям. Они обступили ее. На их лицах лежала печать отчаяния. Они потеряли все, чем владели, все, чем когда-либо дорожили в жизни. Им мечталось завладеть всей Империей Света — и чем закончилась эта мечта? Одиноким берегом, где ничто не растет?

Катурия обвела их взглядом и остановила свой взор на моих жрецах. Они выглядели еще более жалко, чем воины. Ведь мои жрецы не приспособлены для трудных переходов, для жизни в лишениях. Эти нежные мужчины изранили руки и ноги, их кожа обветрилась и покраснела, из их глаз текли слезы, их губы кровоточили.

«Я хочу, чтобы на самом большом из островов был возведен храм Ингерады, — распорядилась владычица Катурия. — Говорят, боги оставили нас. Что ж, покажем, что, по крайней мере, мы не оставили богов. Я всегда почитала Ингераду, прекрасную и великую богиню-мать, богиню-возлюбленную, идеал всех женщин. Не отступлюсь от этого обычая и теперь! Пусть если не боги, так люди видят, что Катурия осталась верна себе и своей богине».

Меня растрогали эти слова. За множество веков я не забыла их.

Измученные люди разбили лагерь на берегу и оставались там несколько дней в ожидании, пока утихнет шторм. Многие боялись преследования со стороны неприятеля, но никто, кроме них, так и не явился на берег. Едва лишь улеглась непогода, люди по приказу Катурии начали строить плоты. Прошло больше месяца прежде, чем беглецы из столицы Империи Света перебрались на остров — теперь это Заберган, — и начали там обустраиваться.

Как и говорила Катурия, первым при закладке поселения стало здание моего храма. Владычица лично следила за происходящим, она волновалась до слез, когда статую воздвигли на сером камне, укрепили и начали украшать. Она принесла мне первую жертву — свои последние благовония из тех, что имелись у нее при себе после бегства. Она отдала мне также прядь своих волос. Я до сих пор храню эти дары. Гляди!

И на ладони богини возникли предметы — крошечный пузатый сосудик из цветного стекла, теперь уже помутневшего, и свернутый змейкой золотой локон.

Сладкий аромат заполнил воздух, и у Рамбалана закружилась голова. Он коснулся щекой песка.

Богиня вдруг оказалась совсем рядом. Она присела на корточки у самой головы юноши, положила свою невесомую руку ему на плечо.

— Среди тех жрецов был некто по имени Рамбалан, — прошептала она. — Он пришел сюда из столицы Империи Света, сопровождая священные реликвии из моего разрушенного храма. Он был великим жрецом, твой предок! Ни ты, ни твоя несчастная глупая мать даже не подозреваете об этом.

— Почему ты… почему ты называешь мою несчастную мать глупой? — прошептал Рамбалан.

— Потому что она продала жреческий перстень — последнее, что связывало ваш род со мной, — ответила богиня. Теперь ее голос зазвучал резко, как удар медного гонга. — Когда погиб твой отец, бедная женщина потеряла остатки рассудка! Что ты знаешь о своих предках?

— Я? — Рамбалан растерялся. — У меня нет предков… — выговорил он наконец.

Он действительно верил в то, что сказал. У бедняков, людей незнатных, не имеется никакой родословной. Микуни хорошо — он, по крайней мере, знает своего деда. Пусть дед Микуни — несносный старик, ковыляющий на одной деревянной ноге, пусть он вечно пьян и всегда ругает внука, а то и норовит побить его; все же он — какой-никакой, а предок. Что касается Рамбалана, то он не был знаком ни с одним из своих дедов. Теперь ему уже казалось, что он и отца своего вспоминает с трудом.

Казалось, Ингерада читает его мысли. Она рассмеялась — негромко, мелодичным, мягким смехом.

— Быть бедняком и не иметь знатных предков — не всегда одно и то же, Рамбалан! Все твое несчастье — от того, что люди считают свой род только по отцу. А отец твой действительно ничем не примечателен.

— Он умер, — проговорил Рамбалан зачем-то. Он не сомневался в том, что богиня лучше него знает все обстоятельства гибели моряка.

Ингерада пропустила это замечание мимо ушей.

— Если бы смертные по-настоящему чтили богиню-мать, как чтила меня владычица Катурия… — задумчиво произнесла она. — Но Катурия умерла… Давно, очень давно… Знаешь ли ты, мальчик, что в те годы, когда Империю Света хранил Кристалл Вечности, люди жили гораздо дольше, чем теперь? Известно ли тебе, что люди не ведали болезней и легко оправлялись от ран? — Она вздохнула, и по гладкой поверхности моря пробежала рябь. — Катурия была великой правительницей. Красивой женщиной. Она сумела сберечь остатки того, что некогда было прекрасной Империей. Но катастрофа уже разразилась над человечеством. И рано, гораздо раньше, чем предполагалось, Катурия начала стареть. Ей было всего шестьдесят лет, когда морщины покрыли ее лицо. Тебе, наверное, странно слышать такие слова, но когда-то люди замечали первые признаки старения лишь миновав столетний рубеж. Сейчас никто даже не доживает до такого возраста… Каково же было отчаяние красавицы-императрицы! Она никак не ожидала увидеть, что старость настигнет ее так рано. В сто двадцать лет, глубокой старухой, она умерла.

Еще короче оказалась жизнь ее сына и наследника, императора Борока. Он постарел в пятьдесят и в семьдесят уже умер. Такова оказалась расплата за гордость, за то, что не уберегли Кристалла! Борок был последним из императоров Юга, кто считал свой род не по отцу, а по матери. Он называл себя «сыном Катурии», но уже его сын, Фарсал, именовался «сыном Борока».

Вы забыли о том, что главное в жизни человека — не отец, а мать… Будь иначе, ты помнил бы о своем предке, о Рамбалане, который вышел из столицы вместе с другими жрецами Ингерады, — богиня приложила ладонь к груди, показывая, что, в отличие от неблагодарных людей, она умеет хранить память. — Ты знал бы, что твоя мать происходит из этого древнего рода и что кольцо, которое она так неосмотрительно продала сегодня торговцу, — последняя ваша связь с прошлым…