Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

— Но… это…

— Я не угрожаю вам, — неестественно спокойно уведомил мастер-артефактор. Сорх ощущал мерную пульсацию одного из медальонов, висевших у того на груди, и нисколько не сомневался: пока этот медальон работает, Глам останется каменно спокоен, даже если его начнут медленно резать на части. Похоже, штуковина блокировала не только страх, но и боль. — Скорее уж строго наоборот: хочу помочь.

— Неужели?

Скепсис пропал втуне. Мастер продолжал, как ни в чём не бывало:

— Есть ряд тонкостей, известных мне и не известных вам, из-за которых ваш побег грозит закончиться быстро и неудачно. Я не о трудностях очевидных, вроде наличия клейма Лабиринта у… лан сарье Сорха. Несмотря даже на то, что Старшие сейчас в самом деле заняты Рептилиями, а ваши потаённые возможности оказались выше, чем я рассчитывал. Без моей помощи вам не добраться даже до Чатуллова Тигля и тем более — не покинуть Кхерс. Даже с помощью просто не будет, а без неё…

— Почему?

При всей расплывчатой краткости вопроса Глам понял его правильно:

— Причин много. А времени у нас мало. Поэтому буду краток. Ниллима — моя ученица, пусть и формально. Вопросов мне не избежать и подозрений в запретных практиках тоже. Очень трудно поверить, что Ниллима практикует запретные грани искусства, Жанкарн также практикует их, а я при этом ничего не знал и не подозревал.

— Учитель…

— Что важнее, в Лабиринте у меня тоже нет ни семьи, ни чего-то ценного, ни перспектив. Убравшись подальше отсюда, я ничего не потеряю. А вот приобрести могу. Если вы не откажетесь поделиться своими секретами. Но за них вы вроде не особо держитесь, как я понял.

— Складно, — вздохнул Сорх. Его сердце, подстёгнутое… как там Ниллима называла это вещество, адреналин?.. в общем, глупое сердце запоздало забухало так, что аж в виски отдавало. — Что скажешь, Жанкарн? Поверим или прибьём?

— Я… мне…

— Шучу, — заклятье Туманной Руки рассеялось ещё быстрее, чем появилось. Впрочем, все трое отлично понимали, что сызнова призвать его — дело одного бун; спарринги с Ниллимой и остальными подняли боевой потенциал смеска так быстро и высоко, как он ранее и мечтать не смел. — Вместе веселей. Но я всё-таки хочу уяснить, хотя бы в самых общих чертах: что это за тонкости, угрожающие успешному побегу?

— Владения Дома Рептилий слишком близко к Лабиринту и со временем становятся ближе, — без промедления и с неизменным бесстрастием начал отвечать Глам. — Поэтому меры против дезертирства — необходимы и разумны. Притом часть этих мер имеет артефактную природу…

Эхенд Лорвамэтеш

— Я рассчитал удар. Точно предельно. Она не должна была умереть.

— Тогда почему она мертва? — тихо, страшно спросил Грийс.

— Убрала щит. В последний бун. Перенаправила Силу в атаку. Не успел изменить заклятье.

— Перед ликом нашего прародителя, моего деда — повторишь?

— Да.

— Ты сказал, — подытожил старший из присутствующих Рэхлонд, словно заразившись от собеседника лаконичностью. — Я услышал.

Старший мастер Крыла Битвы остался непоколебим… внешне.

Невозможно прожить в Нарадуме десятки ванаг и остаться политически наивным — даже испытывая давнее, осознанное, выстраданное отвращение ко всякой политике. А минувшее дело, закончившееся вполне сокрушительным провалом, политикой не просто пахло. Оно ею смердело.

Пропиталось от корней до самой кроны, насквозь. Сочилось, как открытая рана — алой кровью прямиком из порванной артерии!

Даже если вспоминать одни только факты…

На штурм Двадцать Первого Скального явился самолично Ловец Ветров, а на его защиту — не кто-нибудь, а сам Грийс Громоязыкий.

Фарго Кривоплёт, обычно осторожный до трусливости, взялся сводить какие-то свои счёты настолько не ко времени, что сдох. Рядом с Долигом Рэхлондом, рядом с ним, Эхендом, против вчерашних младенцев с едва развитым Даром — и сдох!

Те самые младенцы, кстати, до всей этой мути очень и очень достойно держались против Погонщиков. Так достойно, что убили многих из них. Свершив немало деяний, что даже по отдельности стоили бы блокировки клейм, у кого они были. А у кого не было — присвоения внеочередных званий мастеров. И для всех выживших, клеймёных ли, нет ли — амнистии за применение запретных знаний и сил. Используемое к вящей славе Дома, против ненавистных Рептилий, запретное утрачивает это имя…

Но дальше — больше. Стоило умереть машир Ниллиме, подозреваемой в запретном (но явно не только и не просто одной из преступивших запреты!), как Ловец Ветров, не теряя ни бун времени, развернулся и отступил. Хотя доставить новых неприятностей Грийсу ещё мог. Ох как мог! Но, видно, самую крупную неприятность уже вывалил. Вопрос только, каким именно хитрым манёвром… сговор с Фарго? Да нет, быть того не может! Но всё равно — как?..

С учётом всего этого (а также обстоятельств, остающихся в тени, но ощутимых верховым чутьём интуиции) даже куда менее опытный разумный, чем Эхенд, осознал бы на загривке ледяную хватку бед. Причём грозящих не лично ему — это было бы не впервой и не страшно, с этим он справится, всегда справлялся! — но всему Дому.

— Что вы делаете, раа Рэхлонд? — спросил меж тем Долиг. — И как я могу помочь?

— Делаю? Ритуал. Помочь? Отойти и не мешать! И уберите подальше шхартов!

— Повинуюсь, раа.

Старший мастер Крыла Битвы, что в Лабиринте, поспешил исполнить глухо рычащий приказ молча и в точности. Поражение, нанесённое ему клеймёной машир — а лгать самому себе он зарёкся давно и понимал: то было именно поражение и ничто иное! — отягчало его дух.

Да и смерть Зарма… ненужная, лишняя… повернись обстоятельства чуть иначе, и он, своей кровью искупивший любые вины, должен был снискать награду. Одно то, как его до последнего пытались вытащить подчинённые… Эхенд умел замечать и ценить такие достижения. Непростые способности, позволившие повергнуть Фарго, уж точно могли бы лишить жизни Зарма. Но этого не случилось. Значит, отпрыск рода Хоррев, вопреки первому, малоприятному впечатлению, оказался достаточно умён и гибок. Он сумел измениться, отбросить лишнее, обрести недостающее, заслужить уважение подчинённых — и мастера Крыла Битвы заодно. Блистающей звездой своего поколения мог стать этот юный грерод… многие могли бы, Зарм не первый и не последний, кто мог бы добиться очень многого…

Если бы не политика.

Порою — и чем дальше, тем чаще — Эхенду всерьёз казалось, что судьба не дружественна к разумным. Что она прицельно карает за открытость и честь, за ум и силу. А выживают — хитрые, подлые, слабые в коленях, гибко-ядовитые, хладнокровно-жестокие. Иначе почему Дом Зверей уступает Дому Рептилий всё больше и больше территорий раз за разом?