Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

«Ненавижу интриги. Ненавижу интриги. Ненавижу интриги.

Ненавижу! »

Долиг Рэхлонд

Ритуал запечатления подошёл к концу. И — впрочем, как всегда — оказался совершенно не зрелищным. Просто бронзовая семигранная призма, установленная в фокусе ритуальной фигуры, на пару бун осветилась ровным синеватым светом. Причём даже этот последний сигнал отнюдь не являлся обязательным, служа единственно для свидетельства, что запись закончилась.

Стерев линии ритуала запечатления одной небрежной отмашкой, Грийс быстро, в несколько отточенных росчерков живой плети, начертал вокруг призмы новый узор. Впрочем, не намного более сложный, чем предыдущий. Бросил повелительно:

— Эхенд. Долиг. Приблизьтесь и наблюдайте вместе со мной. И ты… как твоё имя?

— Лахмен, — коротко поклонилась грерод-квартеронка.

— Лахмен и?

— Просто Лахмен.

"Отверженная родом? Почему? Уж точно не от недостатка успехов в освоении магии… что, снова какие-то мутные дела?

Впрочем, это подождёт…"

— Что ж. Смотри в оба глаза и ты.

Не тратя более времени, Грийс активировал ритуал.

Вокруг четвёрки магов — пары Старших мастеров, просто Старшего и одной низкоранговой целительницы — замкнулся купол, отсёкший вечный свет сердцевинных каналов. Площадка утонула во мраке… ненадолго. Зачарованная бронза в её центре (половина осьмушки локтя в высоту, столько же ширины в каждой из граней) снова осветилась, и в сфере, возникшей над призмой, отразилось недавнее прошлое.

Вот только до идеала записи оказалось далеко. Из-за мощи разбушевавшейся магии, прежде всего — ударившего по местности резидентного проклятия, начальные такты записи утонули в сплошной засветке, в тёмно-фиолетовом мелькании с пятнами синего и чёрного.

Несколько нохх четвёрка могла видеть только его. Однако постепенно на остаточном фоне, как дно озера сквозь взбаламученный, но помалу оседающий ил, протаяли некоторые детали.

Первыми стали тусклые, словно бы присыпанные пеплом стволы анморгиз. За ними последовал ритуальный барьер вокруг защитной гексаграммы. Мягкое сияние аур сарье: целительницы, жермар, ковыляющего всё ближе к выжившим Уэрна. Вот уже можно различить, что у харава возле мастера форта аура почти цела, только ожог на левой руке в магическом зрении смотрится куда хуже — настолько, что без быстрого исцеления есть риск потери конечности. Как отметил Смотритель, старательно вбирающий глазами максимум деталей, по ауре Зарма, за исключением района головы, змеятся некие как бы трещины — зримый след проклятия…

Вот только аура машир выглядит как бы не хуже, чем у него. Правая рука, обе ноги, область груди справа испятнаны какой-то бледной дрянью. Лицо обожжено, аура там как будто сажей запорошена. Пустые глазницы плачут сукровицей пополам с гноем. От этакого зрелища Долига поневоле передёрнуло.

А потом запись, сделанная Грийсом, окончательно навелась на резкость, и Старший мастер немедля остановил в ней время. Картина замерла, сильно теряя в контрастности.

— Лахмен, назови мне имена. Кроме Зарма, Уэрна, Мугрина и Онгера, их я знаю.

— Повинуюсь, раа. Машир звали Ниллима. Жермар звали Хабо, она была доверенной помощницей Уэрна. Того… предателя я по имени не знаю.

— Но хоть что-то ты о нём знаешь?

Целительница раздражённо дёрнула левым ухом, словно муху отгоняя.

— Только то, что он приходился Уэрну родичем. Не особо близким.

— Долиг, — не оборачиваясь. И не скрывая раздражения. — Позже выяснишь, что это за клоп.

Запись двинулась дальше, возвращая резкость, а Смотритель увидел ещё больше, чем до её остановки. Возможно, даже больше, чем мог бы увидеть при помощи специальных заклинаний своими глазами. Творя ритуал запечатления, Старший мастер поистине хорошо постарался…

Мягкие потоки зеленоватой, даже с виду "тёплой" магии омывают ауру Зарма, стекая с ладоней целительницы. Долиг вновь, и сильнее прежнего, удивлён: такое отточенное искусство — и в руках отверженной, выброшенной из рода? Надо эту Лахмен взять на заметку… впрочем, другие тут тоже не просто так. От жермар по имени Хабо к целительнице идёт шнур энергии: густой, тёмно-зелёной, словно заранее приспособленной для усвоения и использования именно в целях лечения. Но что самое удивительное, так это похожий шнур (но более гладкий и толстый), что связал Лахмен и машир. Испятнанная проклятьями, раненая, эта…

— Где твой ручной мечезуб?

— Зачем… он… вам? Танш сарье.

"Её звали — Ниллима".

…эта сарье умудряется делиться своей Силой! Вместо того, чтобы спокойно лежать и ждать помощи. Поразительная стойкость для… такой, как она.

— Каково… твоё предложение… танш сарье?

— Клятва верности и клеймо Лабиринта. Ты примешь их?

— …Приму.

"Как-то неуместно звать её меше.

К тому же ради истинно ничтожной мы бы не прилетели сюда".

…чтобы увидеть, много времени не надо. Понять — тоже. Сказанных вслух слов запись не сохранила; впрочем, большого значения это не имеет, ибо переливы аур и движение магии говорят зоркому взгляду много больше. Финал (даже при том, что Грийс замедлил темп иллюзии втрое против нормы) не занял много бун. Вот отлетает прочь, уже лишённое искры сознания и жизни, многажды искалеченное тело машир. Вот очень медленно, но неуклонно опускается, лишившись подпитки и сдаваясь в борьбе за жизнь Зарма, Лахмен. Однако — и это иллюзия показывает в полной мере — опускается не раньше, чем вычерпывает свои резервы без малого до дна… что происходит также очень быстро.

Ауру её пациента тотчас охватывает сеть разрастающихся трещин. И как заключительный аккорд неотменимого прошлого, аура гаснет — вместе с искрой жизни проклятого.

Старший мастер остановил ритуал. Схлопнулся световой барьер. По успевшим отвыкнуть от яркости глазам наблюдателей резануло вечным сиянием сердцевинных каналов. Бронзовая призма, хранящая запись событий, словно по собственной воле взлетела и перенеслась в руку Грийса, который тут же спрятал её в одно из отделений своего пояса.

— Говорите, — обронил он, — по старшинству.

— Мне нечего сказать, — молвила тут же Лахмен.

— Зато мне есть, что у тебя спросить. — Эхенд Лорвамэтеш также не задержался с репликой. — Отложим суд о мёртвых, воздадим живым: как всё же имя рода, что…

— …отверг меня? — с усталой наглостью перебила его целительница. — Что ж, Старший мастер Крыла Битвы, что в Лабиринте, я отвечу: Лорвамэтеш. Я, отверженная, рождена твоими ближними, а если точнее, то полукровкой Вендеми и чистокровным Саргом. Ты доволен этим или желаешь знать подробности?

— Я недоволен, — громыхнул грерод, — однако узнаю подробности не от тебя. Однако же я рад, что ты — из Лорвамэтеш и что тем самым могу судить тебя, — при этих словах, как заметил Долиг, целительница углубила сосредоточенье, готовая… к чему? Неужто к бою — или всё же..? — Рекомая Лахмен! — продолжил Эхенд. — За оборону Двадцать Первого Скального и достижения на поле целительского искусства, по совокупности заслуг, своей властью в присутствии достойных дарую званье мастера сарье. Носи с честью, стремись к средоточию Силы, умножай славу Дома!