Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

Собственная реакция ему не понравилась. Не ему здесь и сейчас следовало смущаться.

— Гм? Ну да. Точно. Раз я твой куратор, то… а что ты знаешь о путях Сил?

Ниллима опустила голову. Помолчала.

— Знаешь… считай, что ничего.

— Это как?

— Обыкновенно. — Зеленовато-золотые глаза снова посмотрели в синие глаза полукровки, а через них — словно в самую суть. — Начни моё обучение с основ, с общих истин, с… чистого листа. Поверь: так будет гораздо лучше. Для всех.

Ниллима

Он оказался примечательным местом, этот Лабиринт. Впрочем, следовало ожидать…

Сформировавшийся около точки пересечения сразу четырёх крупных каналов эмерон, издалека он походил на неправильную сферу или, скорее, бугристый диск. Примерно тридцать две — тридцать три тысячи шагов в диаметре, чуть более двадцати тысяч шагов в толщину. Диаметр тянущихся от него тобрассов доходил до семи тысяч шагов. Издалека Лабиринт походил на плод, красно-коричневую плоть которого покрывали, словно лишай, пятна белых, зелёных и синеватых посадок не всегда правильной формы. Несколько деревьев, не то оставшихся от почти сведённых джунглей, не то нарочно высаженных для каких-то надобностей, казались опушкой спороносов- базидий , напоказ демонстрирующих успех процесса гниения.

По мере приближения картина, разумеется, смазывалась и менялась. “Лишайные пятна” оборачивались вполне обычными делянками с полезными растительными культурами, от плодовых до лекарственных. “Базидии” возвращали себе подлинный масштаб, вновь представая в качестве деревьев, а не выростов гифов, глубоко укоренившихся в питательной среде. Да и узловой тобрасс Лабиринта уже не казался огромной уродливой блямбой. Для Ниллимы, ступившей на его поверхность, он стал обычной обитаемой твердью, не более и не менее.

Долиг Рэхлонд приказал ей идти к Лабиринту, но не сказал, что делать дальше. Так что она, добравшись до цели, просто остановилась и присела на удобный каменный горб. Мимо время от времени проходили представители различных рас Дома Зверей, но клеймо словно превратило Ниллиму в невидимку. И никто из заметивших её не пожелал приблизиться, чтобы познакомиться или тем более завести разговор. Брезговали — все как один.

А потом в сорока шагах от неё из-под земли (в самом буквальном смысле) выскочил харав, похожий, как все свои сородичи, на огромную, наполовину прямоходящую крысу.

Разумеется, сходство не доходило до буквального, будучи ближе к карикатурному. Взять хоть этого “выскочку”: лицо вытянутое, но не до такой степени, чтобы сходу обозвать его мордой; конечности тонковатые и корпус плотный, — но не “бесформенный”, как у настоящих крыс, что способны пролезать даже в самые узкие щели. Размеры накладывают свои ограничения, так что скелет у харавов более жёсткий, чем у их тотема. Ну и руки… если у крыс передние конечности короче задних, то у харавов с их частичным прямохождением — строго наоборот. Да и хвост… голый, похожий на плеть, но, если брать в пропорции — совсем короткий. Немногим длиннее локтя и толщиной у основания, как большой палец.

Не полноценный хвост, а рудимент.

— Это ты — дикая ведьма, обнаруженная около Нового Заводья? — скрипнул “выскочка”.

Соблазн промолчать пресекло клеймо, вспыхнувшее предупреждающим жаром.

— Да.

— Тогда тебе за мной. Шевелись.

Следом за своим малоприятным проводником Ниллима углубилась в недра Лабиринта.

После вольного воздуха наверху чувствительный нос не обрадовался, столкнувшись с целой палитрой плотных запахов. Сильнее всего пахло от харава… не то, чтобы мерзко, но и приятным тянущийся за крысоморфом шлейф назвать — значит соврать. Проводник не отличался стальным здоровьем, ел далеко не самую качественную и не самую свежую пищу, а ещё он слишком часто испытывал страх — и то, что он при этом достаточно регулярно мылся, не могло полностью убрать последствия. Сами переходы, норы, тоннели и лестницы Лабиринта пахли влажным камнем, лёгкой гнильцой, неухоженностью с неистребимой пыльной нотой. А ещё — тысячами разумных и неразумных существ, обитающих под поверхностью тобрасса.

Перестук когтей харава, для собственного удобства опустившегося на все четыре конечности, отдавался быстро затихающим эхом. Света вокруг для глаз, не привыкших к темноте, оказалось маловато: полосы нарочно высаженного мха-люминофора светились не намного ярче гаснущих угольков, неприятным с непривычки розоватым светом. Но Ниллима обнаружила, что не особенно нуждается в обычном освещении: натренированный Дар улавливал фоновое “сияние” эмерон с достаточной полнотой, чтобы она могла ориентироваться не хуже, чем на поверхности.

Кстати, магическое восприятие не только позволяло не спотыкаться, оно также позволяло фиксировать своё положение относительно рисунка каналов и оценивать направление движения в целом. Не без облегчения Ниллима осознала, что всерьёз и надолго заплутать в подземельях она, пожалуй, не сумеет — если только нарочно не поставит перед собой такую цель. После чего зигзаги, петли и прочие нарочитые изломы маршрута, которым вёл её проводник, начали вызывать в Тени тихий, не имеющий выходов наружу смех.

Но то — в Тени. А вот Лицо… там стараниями девушки царило неизменное, условно покорное, ровное раздражение. Добавлять к нему растерянность или неуверенность, естественные для оказавшегося на новом месте новичка, Ниллима не собиралась.

Много чести.

Долгое путешествие по следам харава завершилось в более обжитой части Лабиринта. Мох-люминофор на стенах здесь уже не рос, заменённый более эффективными и яркими пластинками “вечных” светильников, отлитых из заклятого стекла. По большей части эти пластинки, преобразующие энергию эмерон, испускали чуть зеленоватый свет, но попадались и другие оттенки — от синего до почти багрового. Здесь навстречу начали попадаться разумные: деловито-испуганно снующие взад и вперёд ничтожные из обслуги, почти равные им по численности младшие ученики, более редкие старшие, глядящие на харава как на пустое место, а идущую за ним обливающие презрительным равнодушием. До Лица истинные чувства Ниллимы почти не доходили, разве что в виде слегка подросшего раздражения, но в Тени как ответ на презрение закрутился быстро увеличивающийся клубок отрицательных эмоций.

“Надменные, чванные, дуто гордые… врезать бы по вам паникой, как по…”

Мысль оборвал разряд боли, прошивший левое плечо, отдачей стегнувший по сердцу.

“Гадское клеймо!”

“Успокойся, — внезапно ожил Сосед. — Сейчас тебе как никогда необходима разумная, холодная трезвость”.

“Это из-за тебя меня заклеймили! Из-за тебя!”