Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

— Налей немного. На пробу.

— Осторожничаешь? Это правильно… Миску давай.

Суп по консистенции напоминал жидкое пюре под тонким слоем жира, в котором плавали куски порезанных плодов садота, и отчётливо пах чем-то трудноопределимым, но явно мясным. А вот собственно сала в нём не обнаружилось. Словно оно бесследно растворилось в пюре.

Когда в миске закончилась вторая порция супа, Жанкарн поинтересовался его судьбой.

— Слушай, — возмутилась Ниллима, — тебе что важнее: вкусно поесть или узнать, как именно было приготовлено то, что ты ел?

— Теперь, когда я поел, — кстати, спасибо тебе большое, — важнее второе.

Ниллима фыркнула. И усмехнулась.

— Хитрец. Ладно же. Продукт, который мы именуем эвфемизмом “сало”, я вытопила в уксусе. То, что вытопилось, пошло на бульон. А то, что вытапливаться отказалось, — на выброс. Как видишь, секрет не велик… хотя повторять мои действия самостоятельно не рекомендую.

— Так вот почему суп был отчётливо кисловатым! А почему нельзя повторять?

— Потому что у всякого уважающего себя повара есть свои секреты.

— Угу. Значит, в джунглях?

— В джунглях. И хочешь верь, хочешь не верь, а сейчас я готовила на огне впервые за… м-м… бирелл семь точно. А может, и все девять.

Жанкарн вздохнул.

— Обычно разумные врут, стараясь придать вранью хоть малую толику правдоподобия, — с грустью заметил он. — Поскольку твои слова отъявленно неправдоподобны, есть большой соблазн счесть их правдой. Но я по-прежнему напрочь не понимаю, КАК такое возможно!

— И это говорит мне сарье, чья профессия — чудеса, — Ниллима в открытую оскалила свои маленькие, но острые клычки. — Старший ученик Лабиринта, превосходящий меня опытом и силой Дара. Ха! Давай сойдёмся на том, что ты добываешь продукты и не задаёшь лишних вопросов, а я — готовлю на нас обоих. Как тебе такой вариант?

— Договорились.

— Вот и славно. Кстати, ты сыт?

— Вполне. За что тебе спасибо ещё раз.

— Спасибом не отделаешься.

— Знаешь, я подозревал подвох. Яд был в супе или в каше?

Ниллима очень достоверно изобразила обиженное изумление.

— Как ты можешь так плохо обо мне думать? Нет. Вообще-то я хотела получить свой первый урок. Если у тебя нет более срочных дел, конечно.

— Издеваешься?

— Нет. — В один момент она отбросила всякий намёк на шутовство, взглянув на куратора прямо и строго. Полукровка при этом невольно замер… и даже частично расправил уши. — Лан Жанкарн, неужели так сложно понять и принять, что я ничего не знаю о том, как и чему учат в Лабиринте? Что понятия не имею, как здесь работают с собственным Даром и внешними Силами, каких взглядов на мироустройство придерживаются, что считают необходимым для младших учеников, а что для них же — неподобающим?

— Вот как. Но что ты знаешь?

— Уговорил.

— А?

— Ты рассказываешь, что мне надо знать как сарье Лабиринта. Подробно, начиная с основ. А я тебе — также с основ — что именно знаю и умею.

Жанкарн моргнул.

— Вот так просто?

— Опять подозреваешь подвох там, где его нет?

— Но…

— Дай угадаю. Сарье предпочитают трястись над секретами, а не делиться знаниями?

— А ты, получается, не ценишь свои секреты?

Губы Ниллимы изогнула… нет, не улыбка. Ухмылка.

— Предположим, — сказала она, — ты умеешь делать “вечные” светильники, а я — исцелять мелкие раны. У тебя секрет и у меня секрет. Предположим, мы их “ценим” и никому-никому не раскрываем. Ты делаешь светильники, я исцеляю. Но я не умею делать светильники, а ты понятия не имеешь об исцелении. Теперь предположим, что мы договорились обменяться секретами. Ты открыл мне свой, а я тебе — свой. Скажи: отдав свой “секрет”, ты что — разучишься светильники делать? А я, поделившись своими знаниями, стану хуже исцелять? Мы оба приобретаем, не теряя ничего — но лишь в том случае, если не разводим тайн на пустом месте!

Жанкарн ответил почти оскалом.

— Славное рассуждение. Вот только я не раз слышал истории о том, как сарье, выведав чужой секрет, переняв чужой приём или заклятье, избавлялись от конкурентов. От глупцов, не сумевших удержать при себе то, что следовало держать при себе. Это выгодно, знаешь ли — быть единственным, кто знает и умеет.

Ниллима помолчала. И спросила — очень, очень спокойно:

— То есть ты не будешь меня учить?

Полукровка вздохнул, отворачиваясь, но потом снова посмотрел ей прямо в глаза:

— Буду.

— Всему, что знаешь? Не утаивая ничего?

— Я не уверен, что ты сможешь освоить всё, что мне известно. На некоторые заклятья тебе может просто не хватить Силы…

— Ну, это уже отдельная тема: на что хватит Силы, а на что нет. Итак, никаких тайн?

Молчание.

— Хорошо. Никаких тайн. А ты…

— О, я отвечу тебе взаимностью. Как ты со мной, лан куратор, так и я с тобой. Поделюсь даже кулинарными секретами… если хорошенько попросишь. Ну так что насчёт вводной лекции?

Ниллима

В изложении старшего ученика, поначалу неуверенном, вводная лекция по мироустройству и магии звучала примерно так. (Далее — только выжимки, почти без стилистических виньеток и поэтических периодов; почти — потому что, как Сосед выразился, “миф, начисто избавленный от поэзии, кувшину без вина подобен”).

Прежде всех эпох не существовало ничего, кроме бездны Хаоса. Не имел тот Хаос начала и конца не имел, формы не имел и свойств постоянных — если не считать за постоянное свойство одну лишь неостановимую изменчивость. Не существовало в Хаосе прежде всех эпох ни жизни, ни мысли, но бурлила Сила и кипела материя.

В начале первой эпохи пришёл в Хаос из неведомых далей тот, кого именуем мы ныне Предтечей. Светло сиял лик его грозный. Приходом своим ознаменовал Предтеча конец полной власти Хаоса и начало Порядка. Чтобы отличить друг от друга Хаос и Порядок, именуем мы ныне первый — безначальным, ибо не ведаем начала его, второй же — бесконечным, ибо всею душой своей надеемся на истинность этого.

Был Предтеча — прямота и Свет. Но всякому Свету свойственно отбрасывание теней. И второй явилась в Хаосе та, чья сущность — искажение и Тьма. Антиподом Предтечи или просто Антиподом именуют её. Подобно тому и в противоположность тому, как Предтеча обладает мужской природой, Антипод его наделена природой женской. Также и Силы их разнились: там, где Предтеча пользовался Порядком, его Антипод поддавалась Хаосу. Но в первую эпоху не враждовали они. Столь разные, что, как ни старайся, большей разницы и помыслить нельзя, поначалу подобны были Предтеча и его Антипод отцу, справедливому в своей строгости, и дочери, почтительной в послушании своём.

Первым деянием Предтечи стал приход его в Хаос, вторым — порождение Антипода, а деянием третьим стал Нарадум. Конечно, не тот, что известен нам ныне, но Нарадум древний: переменчивый почти как Хаос, из которого Предтеча брал материал для трудов сотворения, облагораживая оный касанием светлой Силы своей. Не знало ещё творение в те легендарные времена деления на силгамы, а воздух, твердь и влага в нём смешивались без разделения. Неведомо ныне, каким видел Предтеча свой мир, каким должно было стать третье творение по его изначальному замыслу. Ибо труд Предтечи привлёк Антипода, и вмешалась она в творение, дерзая волю свою утверждать. Но дерзость эта до поры не находила преграды: смеялся Предтеча, глядя на дела тени своей, не видел в них зла.