Надин Брандес - Романовы [litres]

– Тебе нужно поесть, Настя .

Алексей вручил мне тарелку с едой, и я выползла из постели. Я не могла уйти в себя, как Мария. Я нужна Алексею. Семье. Заш занимал не настолько важное место в моей жизни, чтобы позволить ему разрушить ее.

Мне нужно двигаться дальше. Смотреть вперед.

Мы ели – вернее, ковырялись в еде, потому что все были очень измучены. Но без пищи рисковали умереть от голода. Едва мы закончили ужинать, как к нам вошел Юровский. Авдеев никогда не приходил после ужина. Что ему нужно? Я не могла смотреть на него – теперь даже не из-за матрешки, а из-за Заша.

– Гражданин Николай, пройдемте ко мне в кабинет для беседы.

Юровский не стал дожидаться от папы ответа. Он покинул наши комнаты и вошел в свой кабинет. Отец последовал за ним. Остальные сидели за столом, глядя ему вслед.

– Чего он хочет? – шепнул Алексей.

– Скорее всего, допросить, – предположила я. – Юровский осмотрел наши вещи. Пришло время обыскать нас.

Я не упустила из виду, что новый комендант выждал, пока из Ипатьевского дома не выслали всех наших союзников, и мы пришли в отвратительное расположение духа. Безнадежность и изнеможение – часть его инспекции. Поскольку наши силы на исходе, нас легче контролировать.

– Скорее всего, он допросит всех.

Татьяна почесала Ортипо за ушами, но не посмела передать собаке ни кусочка из нашего драгоценного рациона.

– Я не в состоянии идти к нему в кабинет. – У мамы снова раскалывалась голова. Она осторожно поднялась, не притронувшись к еде, и вернулась в постель. – Если он захочет допросить меня, пусть приходит сюда.

Я уставилась на закрытую дверь, которая лишала нас возможности подслушивать. Сердце стукнуло, казалось, по деревянному корпусу матрешки. Ее необходимо скрыть. А может, Юровский ожидает , что я ее спрячу? Тогда нужно оставить ее при себе. В кармане еще лежали спасительные заклинания для Алексея.

Папа вернулся в сопровождении солдата, которого я никогда раньше не видела. Юровский вошел, не сводя с меня глаз.

– Гражданка Анастасия.

Я медленно поднялась. Он не дал мне времени спрятать матрешку. Ноги несли меня за ним, пока я пыталась сохранить видимость послушания и подавить панику. Когда проходила мимо папы, он кивнул мне – кивнул, чтобы я была сильной. Чтобы не спасовала перед этим человеком.

В кабинете Юровского царил тот же беспорядок, что и при Авдееве. Не знаю, был ли это его хаос, или хлам оставил прежний комендант. Повсюду валялись пустые бутылки, стопки бумаг и закрытые коробки. Только кровать в противоположном конце комнаты была убрана и появились вещи Юровского. Те самые, которые я обыскала перед отъездом из Тобольска.

Комендант указал на стул. Сидеть – значит быть униженной. Уменьшиться. Ослабить решимость, потому что от сидения недолго до поклона. Княжна никогда покорно не присядет.

Но я села, потому что Юровскому нужна уступчивость. И любой намек на мятеж не принесет ничего, кроме вреда.

– В Тобольске мы провели вместе не так уж много времени, но я чувствую, что знаю тебя, Настя. – Когда он произнес мое сокращенное имя, у меня перехватило горло. Слишком лично, словно он знал все мои секреты. Как, вероятно, и было.

– Взаимно, комендант.

– Где игрушка? – Он определенно не терял времени даром.

– Простите?

– Матрешка. Ты взяла ее из моей сумки. Не отрицай.

К моему лицу прилила краска. Я почти ничего не слышала из-за пульса крови в ушах. С трудом вздохнув, откликнулась:

– Я не отрицаю, сударь. Это было неправильно с моей стороны – забрать ее.

Он расхаживал передо мной.

– Где она сейчас?

– Была конфискована, когда я приехала в Екатеринбург, во время первого обыска.

Я старалась говорить беспомощно, словно хотела помочь ему, чем только могу.

Карманные часы Юровского лежали открытыми на столе перед ним, и он некоторое время рассматривал их, словно бы размышляя, как заставить меня подчиниться подобно шестеренкам в часах.

– Гражданка, не лгите мне.

– Я не лгу, комендант. – Я была так лжива.

Словно желая ублажить меня, как ребенка, он слабо улыбнулся.

– Заклинания запрещены законом. Зачем они вам понадобились настолько, чтобы рискнуть вывести из себя Совет?

Я выдохнула.

– Я не знала, что в этой игрушке, но решила, что она поможет Алексею с его болезнью.

Он поднялся из-за стола.

– Где она, Настя?

Я слегка повысила тон. Добавила настойчивости:

– Ее конфисковали! Нас и наши вещи обыскали. Ее взял солдат. Я думала, он доложил об этом коменданту Авдееву.

Ложь соленой водой ощущалась на языке. Я не обрела привычку лгать – мое прежнее озорство было более изощренным. Но правда стала бы незаслуженным подарком Юровскому. Моя семья – единственное, ради чего я готова лгать. Особенно если это ее спасет. Прости меня, Господи .

Он остановился передо мной, щелчком закрывая карманные часы, потом открывая и снова закрывая.

– Никаких записей об этом нет.

– Может быть, вам стоит спросить об этом солдат? – Я смотрела, как открываются и закрываются часы, словно под гипнозом. Только тогда поняла, чем они меня заворожили. Часовая и минутная стрелки свободно двигались. Вместо того чтобы показывать время, они обе указывали на край циферблата.

На меня.

Юровский подошел так близко, что я ощутила его раздраженное дыхание.

– Лжешь ты хуже, чем воруешь. – Он с силой толкнул меня. Ногой я зацепилась за распакованный чемодан и с криком растянулась на полу.

Юровский взглянул на часы, и на его лице отразилось торжество. Не нужно видеть циферблат, чтобы понять – движения его рук следили за мной.

Карманные часы не показывали время. Они распознавали заклинания .

Так Юровский и нашел матрешку в Тобольске. Так он и узнал, что она хранится у меня. Раньше я думала, что он проверяет время, дабы отслеживать действия своих заводных солдат – что все они покорны его воле. Вместо этого он охотился за заклинаниями.

Он сунул часы в карман и двинулся вперед. Я в ужасе отпрянула.

– Папа!

Я бросала на пути Юровского разные предметы – коробки, бутылки из-под водки, все, до чего могла дотянуться. Потом, забившись в кучу бумаг, коробок и ящиков возле шкафа, свернулась калачиком. Эта поза дала ощущение кратковременной безопасности, но в основном позволила мне достать матрешку из корсета.

Юровский остановился рядом со мной.

– Ты выглядишь жалко.

Я повернулась, лежа в его ногах подобно покорному зверьку. Затем попятилась, рукой закатив матрешку под обшарпанный шкаф. И шевельнулась, заглушая шорохом смятой бумаги звук катящейся по полу деревянной игрушки. Она скрылась в тени шкафа.

Юровский сморщил нос, глядя на меня.