Надин Брандес - Романовы [litres]

Дочкин стремительно перебирал бутылочки и баночки. Алексей судорожно вздохнул, и я вновь переключила внимание на него. Его вздох перешел в бульканье. Влажный кашель.

– Дочкин! – закричала я, надавливая сильнее. Но рана у брата была не единственная. Мне не удавалось закрыть их все. Его тело превратилось в треснувшую плотину, протекающую и слабеющую. Вот-вот совсем рассыплется.

Мой крик эхом разнесся по тихому дому, смешиваясь с грохотом бутылок и шумом снаружи. Я повернулась в сторону кухни.

– Доч… – Я поперхнулась.

Вошел Юровский, тихо, как животное. Он прыгнул на Дочкина сзади и приставил нож к горлу магистра заклинаний. Дочкин сжимал в руке черную банку, пробка которой была испачкана серебристо-радужными пятнами. Чернила для заклинаний.

Где же Заш?

– Брось банку и сдавайся, – прорычал Юровский. – Ты предатель своей страны.

Дрожащей рукой Дочкин передал банку коменданту. Как только магические чернила перешли из обветренных пальцев в окровавленные, в дом ввалился Заш. Половина лица у него была разбита, на лбу зияла жуткого вида рана, заливавшая все лицо кровью. Он сжимал булыжник и держался за голову, наблюдая за происходящим.

Тело брата застыло под моими руками.

– Алексей. – Я убрала одну руку лишь для того, чтобы закрыть ею другую рану. – Не сдавайся! Алексей!

Заш покачнулся, но поднял камень и посмотрел на Юровского. Тот оказался быстрее. Чернильница пролетела через всю комнату и разбилась о висок Заша, мерцающие чернила для заклинаний брызнули во все стороны. Заш рухнул на пол, кровь алым ореолом закружилась вокруг него. Нет. Нет!

Чернила из разбитой банки густой струйкой текли к моим ботинкам.

Дочкин пригвоздил меня к месту напряженным взглядом:

– Они знают твою кровь.

– Молчи, старик! – Юровский крепче сжал руку. Горло мага дернулось под лезвием ножа, и он снова заговорил. Обращаясь ко мне.

– Чернила верны Романовым…

Разрез. Брызги крови. Он упал.

Дочкин рухнул в кучу осколков, горло его пересекал кровавый разрез. Время замедлилось. Даже крик ужаса, шедший, казалось, из глубины моей души, вырывался наружу раза в три дольше.

Наша единственная надежда. Наш мастер заклинаний. Наша жизнь . Ушел.

Физически я справилась с безнадежностью быстрее, чем эмоционально. Рука соскользнула с раны Алексея. Глаза заморгали от вспышки солнца на поднятом ноже Юровского. Колени врезались в серебро чернил заклинаний.

Чернила смешались с кровью – моей, Заша, Алексея, Дочкина.

Юровский смерил меня убийственным взглядом. Сердце у меня билось едва-едва, вряд ли я смогла бы осознать собственную смерть, не говоря уже об умершей надежде. В конце концов все пройдет. Смерть придет как облегчение…

…но не от руки Юровского. Я не позволю ему забрать мою жизнь – после того как он уничтожил всех, кто мне дорог.

Юровский перешагнул через тело Дочкина, вытерев об него пыльные сапоги. Дочкин издал булькающий звук под давлением веса коменданта.

Сапоги Юровского, разбрасывая брызги, ступили в мерцающие колдовские чернила, радужно сиявшие, несмотря на разлившуюся повсюду кровь. Кровь, которая пела мое имя. Романова. Романова. Романова.

Это заставило меня прийти в себя. Чувства, разбитое сердце… все они вернулись в мое тело, и я им позволила – позволила подпитывать меня.

Я – Романова.

Я не встану на колени, позволив этому человеку меня зарезать. Никогда не пасовала перед неудачами, не собиралась сдаваться и сегодня. Тень Юровского упала на меня. Он так близко. Я прикрыла глаза и стала тихонько напевать церковный гимн, который мама и сестры пели каждый вечер. Не песнь заклинаний, но единственная песня, которая у меня есть.

Я погрузила руку в чернила, которые собирались в маленькие лужицы в трещинках пола. Свет пробудился в моем сознании подобно мерцающей звезде, падающей все ближе и ближе к земле. Звезда с каждым мигом становилась все ярче, хоть и мчалась навстречу собственной смерти…

Чернила согрелись между моими пальцами, ощущаясь перчатками в холодный день.

– Династия Романовых закончилась. – Голос Юровского доносился словно сквозь толщу воды. Приглушенно и отстраненно, хотя я чувствовала силу его тела, нависающего над моим.

В открытую дверь ворвалась бело-рыжая молния и бросилась на коменданта. Джой, сама уже изрядно пораненная, вцепилась в бедро Юровского. Он взревел, но я едва расслышала его из-за песни, которая теперь, казалось, звучала сама в моем сознании.

Я нырнула за рукой Заша и притянула его ближе. Его тело легко скользнуло по разлитой крови.

Джой взвизгнула.

Я переплела пальцы свободной руки с вялой ладонью брата. Повинуясь промелькнувшей мысли, вытянула руку Дочкина из-под его тела и сжала в своей вместе с пальцами Заша.

Джой замолчала.

Юровский впился ногтями в пушистую кожу моей головы, и мокрое лезвие ударило меня в горло. Я позволила чернилам заклинания превратиться в огонь на коже. Я не знала, что делаю, просто действовала со всей надеждой и верой, оставшимися в моем теле.

Я вырвалась из рук Юровского. И когда его клинок вонзился мне в шею, прошептала последнее слово. Единственное слово, которое у меня было.

– Айнин .

Я видела, как упало мое тело.

Я смотрела, как моя собственная кровь соединяется с кровью трех умирающих душ.

Но зов не умолкал. Я все еще слышала его. Романова. Романова. Романова.

Юровский стоял надо мной, его рука все еще поднималась, нож все еще скользил, лицо по-прежнему было безумным. Как будто он пока не понял, что все кончено. Он вырезал из меня жизнь. Я распласталась у его ног – там, где он всегда хотел меня увидеть.

Но я также стояла рядом с ним. Высокая. Эфирная. Можно сказать, живая.

Сработало. Заклинание подействовало – по крайней мере на меня. Я не знала, как. Не понимала, почему.

Я метнулась к Алексею. Попыталась встряхнуть его за плечо, но рука моя просочилась сквозь его тело.

Нет. Нет. Мне нужна его эфирная форма. Он нужен живым! Это моя последняя надежда.

Юровский, спотыкаясь, отошел от поля боя и плюхнулся на один из немногих кухонных стульев. Уставился на наши тела.

– Дело сделано, – тихо сказал он. – Приказ выполнен.

Пусть он упивается своей победой. Пусть думает, что выиграл. Между тем мое сердце разбивалось вдребезги.

Призрачная фигура Заша поднялась на четвереньки, взирая на свое же изувеченное тело. Я впервые вздохнула с облегчением. Он с трудом поднялся на ноги, озадаченный и испуганный.

Потом увидел лежащую меня – ту, которую зарезал Юровский. Приглушенно вскрикнув, Заш упал на колени перед моим телом. Попытался осторожно приподнять мою голову, но его руки прошли насквозь.