Грин Элис - Алмарэн

Например, когда я начищал копья, или готовил ужин, она, сложившись в драконье кольцо, расспрашивала меня:

— А откуда взялся такой обычай у людей, как свадьба?

В пещере стало холодать. Наступила осень. И вместо того, чтобы делать запасы, это легкомысленное чудовище грелось у огня и мучало меня. Было время, когда я вытягивал из нее слова. Скучаю по нему.

— Алма, — мой палец соскользнул, и я порезался копьем, — черт! Мне откуда знать.

Но она не отставала.

— Ты же книжки читаешь, там должно быть.

— С чего ты вообще решила меня допрашивать?

Она вильнула хвостом. Злилась.

— А что, нельзя? Я наблюдала в человеческой форме свадьбу твоей сестры. Я мудрое существо — а мудрость — есть знание.

Мудрость — есть умение молчать, когда я занят.

Ладно, отвечу.

— Этому есть много источников, — ее глаза тут же засверкали любопытством, — скорее всего, после того, как люди решили, что они моногамны, и каждому мужчине, нужна женщина, и, причем одна, подходящая ему. Ну и наоборот. Там еще от религии зависит.

— А зачем?

Пришлось бросить чистку оружия, и полностью отдаться ее пытливому уму.

— Мужчина и женщина — как одно целое, понимаешь? — я соединил две части одного яблока для наглядности, — чтобы быть, как это сказать, полноценными, они женятся. При этом, они совершенно разные, и благодаря этим различиям, жалкая человеческая жизнь протекает не так скучно.

— Ага, понятно, — Алма еще задумалась, — Тогда, что надо для того, чтобы пожениться?

Вот тут сложнее.

— У всех по-разному. Кто-то любит друг друга, кто-то женится из нужды, кто-то из-за денег.

Чуть было не спросил, почему ей ее бывший человек не рассказал об этом, но вовремя спас себя от переваривания себя в ее желудке.

После этого разговора она стала еще более задумчивой, будто что-то постоянно решала в своей голове, обдумывала, исследовала.

Да и я, дурак, часто ей грубил из-за отъезда сестры. Еще эти два зажравшихся волка отказывались от еды, постоянно навещая дом Ханны, надеясь, что она вернуться. Им-то она не объяснила, что теперь будет кормить другого волка.

Но шло время, и даже они оправились.

Ханна присылала письма, о том, что у нее все хорошо, что родители у Грегори золотые, и вообще, ее уже давно приняли в семью.

— Бумага не пахнет слезами, — Алма дернула ноздрями, — значит, она не лжет.

Где-то в душе и Алма переживала за мою сестру, но, как всегда этого не выдавала, и с видом гордой львицы, обнюхивала каждое письмо на наличие грусти.

К сожалению, вскоре я понял, что ее тревожит не только это.

Стоило мне как-то ближе к зиме вернуться с охоты, как Алма, неожиданно резко залетела в пещеру, и только поняв, что в безопасности, приземлилась, вжимаясь боком в стену, и испуганно глядя сквозь меня, на выход.

Я обернулся.

Что-то зашевелилось в кустах на мгновение, и тут же замерло. Мне даже показалось, что я увидел страх детства — красные глаза.

Так и не придя в себя, чудовище вжималось в стену, и тяжело дышало.

Бросив добычу, я побежал к ней.

— Что такое, Алма? — моя рука коснулась ее щеки. Это хотя бы вернуло ей дар речи.

— Я не могу поверить, — ее голос непривычно сел, а все ее тело дрожало, — Он вернулся.

Ничего не понимаю.

— Кто вернулся? — я взял ее морду в свои руки и повернул к себе, — Алма, скажи еще раз, кто вернулся?

Сапфировые глаза не покидал страх. Даже глядя на меня.

— Тот, кто чуть не убил меня. Кай. Его звали Кай.

Впервые я услышал имя этого человека. До этого, она молчала о нем, как немая.

Прежде, чем расспрашивать ее дальше, мне пришлось увести ее ближе к свету, уложить, уверить, что сюда никто не зайдет, так как тут стоит защита самой Алмы, что он ей ничего не сделает больше.

— Нет, — когтями она драла каменный пол пещеры, наверное, от стресса, — я совершила ошибку, Рэн, приведя его к озеру и алтарю.

— Он погиб, Алма, ты сама видела.

Впервые, она словно заметила меня, и все внимание обратило на мою персону, в грязной одежде и в оленьей крови.

— Тело погибло. Возможно, пока он умирал, попросил, чтобы его душа родилась вновь, отомстить. Мне. Алтарь — это может.

— Бред! Алтарь, как и ты — защищают лес. Он бы никогда не позволил ему выжить.

Она горько улыбнулась мне.

— Маленький, глупый мой человек. Алтарь справедлив. Ведь в тот день — я убивала не ради леса, а из-за своего разбитого сердца. Я почти отреклась от чести быть хранителем.

Так, ясно, это долгий разговор.

Я притащил себе свои овечьи шкуры и сел на них, как можно ближе к ней, чтобы она ощущала себя в безопасности. Если это вообще возможно.

— Ладно, — я выдохнул и положил руки на колени, — предположим, его душа в ком-то. Почему Кай проснулся только сейчас? Почему ты сейчас его почувствовала.

Она резко отвернулась и зажмурилась.

— Из-за тебя и меня. История повторяется.

Медленно, шестеренки в моей голове начали скрипеть, и до моего человеческого мозга доходил смысл ее слов. И этот смысл меня чуть-чуть шокировал.

— То есть, — протянул я, смотря на нее, в то время как она даже голову не повернула, — он ревнует тебя ко мне? И хочет меня убить?

Молчание.

Что ж, поговорю сам с собой.

— Хорошо. Но почему он не убил меня раньше? Я охочусь каждый день, иногда без волчат, и, как видишь — живой.

— Дело не в тебе, — о, боги, она заговорила, — он хочет сделать больно мне.

Что делать с монстром, у которого депрессия — меня никто не учил. Этот Кай забил ей голову до такой степени, что она почти перестала есть и спать. Даже Алма с Айленом теперь спали у ее теплого бока, пытаясь немного утешить ее. Я стал относиться к ней нежнее, старался вкуснее готовить, даже ходил за цветами в сад Ханны (при том, что они почти все завяли от холода, и я находил просто чудом сохранившееся).

Но с каждым днем она угасала все сильнее.

Уверен, час за часом она вспоминает момент, когда он чуть не убил, когда люди бросились на нее, с криками «чудовище!». Когда тот, кого она любила, чуть ее уничтожил ее. Его холодные руки оставили неизгладимый отпечаток на этом большом сердце. И что мне оставалось делать?

Заглушить этот холод раз и навсегда.

— Алма! — позвал я подругу, возвращаясь в пещеру, после визита в дом Ханны, — вот, сегодня, ты — будешь человеком.

Черная драконья голова чуть приподнялась, смотря на сумку с женскими вещами, которые я бросил ей.

— Это опасно. Я не могу сейчас.

О, сколько дней я это уже слышу. Достало!

— Можешь. Или ты становишься человеком, или я с этого дня вообще не буду с тобой говорить, до конца своих дней. Не веришь?

Все это мне очень поднадоело, и я выглядел очень взвинчено. Возможно, именно из-за этого Алма и послушалась.

Нехотя взяв сумку в зубы, она вяло ушла вглубь пещеры, чтобы сменить обличие.