Стивен Эриксон - Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

Ну да, это было здравое рассуждение. - Ты хочешь освободиться от братьев или нет?

- Очень хитро, Бликер. Почему бы нет? Освободи меня, сладкий герой, и получишь вечную благодарность пополам с презрением.

- Щепоть, только тебе решать, что сделать со свободой и как относиться к тому, как она досталась. Я буду доволен, если смогу смотреть со стороны, как добрый дядюшка...

- Приласкаешь меня следующей ночью, дядюшка?

- Увы мне. Не готов сказать да, Щепоть. - Я видел внизу круглое лицо Крошки, такое детское в беззаботном сне. - Уверена, что он спит?

- Если бы не спал, уже сломал бы тебе шею.

- Полагаю, ты права. И все же... Уже поздно, Щепоть, завтра нам долго идти.

- Да, дядюшка.

Я глядел, как она уходит и ищет спальное место, размышляя о мириадах граней человеческой натуры и выбирая маршрут в противоположном направлении. Бабочки-плащовки кружили над головой, словно носители грустных дум, я же разгонял их, безрассудно размахивая руками. Луна показала неразборчивое лицо к востоку, будто подмигивала сквозь мутную воду. Где-то справа от моих блужданий Опустелла пела себе под нос, рыская в ночи, как свойственно неупокоенным.

Бедная Щепоть. Слабость это или нет, но я решил сделать для нее что-нибудь. Если это порок, пусть так.

- Бликер!

Шепот заставил меня испуганно замереть. - Бреш?

Жилистый поэт показался из бархата ночи, грязные волосы дыбом, запавшие щеки исчерчены царапинами, язык нервно высовывается облизать губы, уши дергаются от любого воображаемого звука. - Почему никто его не убьет?

- Кого?

- Апто Канавалиана! Не готов голосовать за нас. Вот худший род судьи! Он оскверняет землю, по коей ходит!

- Арпо Снисходительный предпринял как раз желаемое вам действие но, увы, провалился - возможно, навсегда.

Глаза Бреша Фластыря расширились. - Здраворыцарь мертв?

- Его Здравие балансирует на краю.

- Чего и заслужил! - крикнул поэт. - Смертоносный мешок смердящих ветров. Слушайте! Нужно просто бежать - нынешней ночью! Кто нас остановит? Стек где-то пропал. Кто знает, может, Ниффи и его поклонницы напали на него. Может, они поубивали друг друга в пустыне.

- Вы забываете, славный сир, Певунов и Тулгорда Мудрого. Боюсь, Бреш, у нас нет иного шанса, кроме как продолжать...

- Если Арпо умрет, мы сможем съесть его.

- Не вижу причины отрицать.

- Возможно, этого хватит. На всех. Что думаете?

- Вполне вероятно. Ну, Бреш, идите в постель.

Он царапал пальцами воздух. - Боги, к нам, людям искусства, несправедливо относятся. Не так ли? Вокруг одни хищники! Неужели они не видят, что каждое слово рождается в муках? Наш пот сочится алым, кровь чернеет и запекается под ногтями, зубы выпадают, ибо все ночи мы пережевываем слова, блуждая во снах. Я пишу и теряю целые листы от заката до рассвета. С вами так же? Верно?

- Бывает, дружище. Все мы прокляты неотвратимой гениальностью. Но подумайте: может быть, мы фактически не одно, но многие, и пока мы спим в этом мире, другие версии нас просыпаются на заре мира иного и касаются перьями пергамента - гении куда выше нас. Но они не ведают о происходящем и, подобно вам и мне, сожалеют о напрасных трудах и вспоминают ночные грезы.

Бреш недоверчиво уставился на меня. - Это жестоко без меры, Бликер. Как вы можете воображать такие дьявольские штуки? Тысяча других я, все одинаково мучимые и терзаемые? Боги подлые!

- Конечно, я вижу это не так, - возразил я. - На деле эти идеи побуждают меня к большим усилиям, ибо я стараюсь объединить все голоса в один - возможно, думаю я, это и будет истиной настоящего, первоначального гения. Мириад моих я поет хором. Ох, меня оглушил бы собственный голос!

- Долой тоску, - сказал Бреш, вдруг зловеще усмехнувшись. - Вы обречены, Бликер. Видите ли, вы подсказали мне мысль. Я уже оглушен своим голосом, значит, я гений. Ваши аргументы доказывают!

- И слава божественным силам. Ну, спойте себе колыбельную, Бреш Фластырь, а утром поговорим еще.

- Бликер, у вас есть нож?

- Простите?

- Я намерен заставить Апто голосовать за меня, даже если придется его убить.

- Это же убийство, друг.

- Мы уже омыты кровью, дурак! Что нам один жалкий критик? Кто будет по нему тосковать? Не я. И не вы.

- Мертвец не голосует.

- Сперва я заставлю его написать доверенность. Потом съедим.

- Чистосердечно сомневаюсь, что он окажется съедобным. Нет, Бреш Фластырь, вы не получите от меня оружия.

- Ненавижу.

Он бурей отлетел прочь, словно хищная птица в охоте на змей.

- Тронулся рассудком. - С этими словами появилась Пурса Эрундино, туго обтянувшая плащом изящную фигуру.

- Никто не стал спать этой ночью? - спросил я в изрядном раздражении.

- Наша жестокая и невезучая семья распадается в клочья.

Я лишь хмыкнул.

- Сомнения наконец нашли вас, Эвас Дидион Бликер? Я не настроена на милосердие, будьте уверены.

- Тяготы мои поистине велики, госпожа Эрундино, но я остаюсь уверенным в конечной победе.

Она подошла еще ближе, ища моего взгляда, как свойственно женщинам, вставшим рядом с мужчиной. Какое тайное обещание надеются они отыскать? Какую несметную сокровищницу жаждут отворить? Умей они представить, что за мутный мрак скрыт за прозрачными жемчужинами мужских глаз - ночь огласилась бы воплями, и женщины устремились бы бежать под защиту вечной тьмы. Но не в сем ли мистерия жизни? Мы бродим среди догадок и туманных недосказанностей, называя это общением, натягиваем латаные плащи улыбок и ободряюще киваем головами, а за обеими парами глаз бушуют ураганы диких образов, непристойных позывов к необузданным сношениям. Или это мне лишь мнится? Почему нет? Подобные вымыслы легко одолевают более вероятную истину, что кто-то из нас двоих на деле скучен и уныл, или совершенно туп и наделен чувствительностью медузы. О да, мы стоим вплотную и трепетно дрожим на фасадами, хотя вздохи порождают бурный ветер.

Кстати, где мы? Ах да, мы стояли рядом, ее глаза искали мои глаза, будто два натянутых лука, мои же рыскали, будто два пойманных ночным светом зайца.

- Как же, - спросила Пурса Эрундино (глаза выслеживают... выследили - я схвачен!), - намерены вы спасти меня, доблестный сир? На манер всех прочих, в путанице теплой плоти и забвении ублаженных желаний? Вы хотя бы представляете, сколько у меня было мужчин? Уже не говоря о женщинах. И каждый раз новый кандидат выступает из строя, и что вижу я в ох, сколь охочих глазах? - Она неторопливо покачивала головой. - На лице каждого написана уверенность, что он умеет нечто, никому иному недоступное. Но что я вижу потом?

- Смею представить. Жалкое крушение смелого наглеца?

- Да. Но сейчас, здесь, я гляжу в ваши глаза и вижу... что?

- Честно, миледи? Без понятия.

- Правда?

- Правда.

- Не верю.