Майкл Мэннинг - Отрезанный мир

— Каковым вы не являетесь, — сказал Лорд Уотсон, — если только у вас нет на руках его подписанного заявления.

Роуз, не отводя взгляда от судьи, протянула руку в сторону её служанки, Анджелы. Та взяла кожаную папку, и положила в протянутую руку. Открыв её, Роуз вытащила сложенный лист бумаги.

— У меня совершенно случайно есть такой документ.

Судья презрительно усмехнулся:

— И вы ожидаете, что я поверю, что он назвал вас, женщину, своим адвокатом заранее? — Выражение его лица изменилось, когда он прочёл представленный ему документ. — Как вы это достали?

Она блаженно улыбнулась ему:

— Если вы заметите дату, Ваша Честь, то увидите, что я была назначена его адвокатом более десяти лет назад, чтобы защищать его в деле о разорении Трэмонта. Срока давности у этого документа нет.

Тяжело выдохнув, Лорд Уотсон опустил заявление, и повернулся к стоявшему рядом с его столом клерку:

— Пожалуйста, скопируй для Леди Хайтауэр список свидетелей и любые имеющие отношение к делу сведения, какие у нас есть. — Затем он встал, возвышаясь над стоявшей перед ним женщиной. — Мне печально видеть, как вы утягиваете свою некогда гордую фамилию на дно. Будь ваш отец жив, он был бы весьма разочарован. Увидимся в день суда. — Развернувшись, он покинул помещение.

Роуз терпеливо ждала, пока клерк выполнял приказ. Чтобы всё переписать, ему потребовалось почти полчаса. Зал суда был обширным, с маленькими столами по обе стороны, и разные другие клерки и чиновники постоянно входили и выходили. Для Роуз они были весьма заметны, поскольку они сбивались в маленькие группы, и перешёптывались, поглядывая на неё.

Лицо Анджелы покрылось румянцем, когда одна из групп повысила голос настолько, что их речь дошли до её ушей, и она отчётливо расслышала слова «никудышная», «кровавый лорд» и «леди хайхор». Роуз, если и услышала их, то виду не подала.

Когда её служанка настолько взвинтилась, что раскрыла рот, дабы отчитать говоривших, Роуз поймала её за руку:

— Анджела, после того, как мы вернёмся во дворец, тебе нужно будет выполнить для меня одно поручение.

Анджела перевела взгляд со своего запястья на лицо своей госпожи, и закрыла рот. Затем она уважительно кивнула, и ответила:

— Конечно, миледи.

Полчаса спустя они вернулись в карету Роуз, и направились обратно во дворец. Наконец оставшись наедине с госпожой, Анджела воспользовалась этой возможностью, чтобы дать выход своей фрустрации:

— Не следовало вам меня останавливать. Этим шавкам не положено говорить такие вещи.

Один из кончиков губ Роуз дёрнулся вверх:

— У меня отличный слух, Анджела, и я думаю, что тебе это известно.

— Тогда вам следовало позволить мне высказать им всё в лицо! — возмутилась служанка.

— Это бы никому не помогло, и мне — меньше всего, — сказала Роуз. — Думаешь, я просто слушала? Скольких из этих людей ты узнала?

— Одного или двух.

— Из них я знаю пятнадцать, и ещё двух я заприметила для дальнейшего изучения. Что важнее, я также знаю многие подробности их личной жизни — с кем они связаны, на кого работают, и от кого они берут взятки. Сплетникам можно найти применение. Высказывать им всё в лицо — дело почти бесполезное, если только не узнать наперёд, кто за ними стоит. Некоторые из них сами ничего не знают, лишь повторяя услышанное, но другие действуют с умыслом. Ключ к эффективному противодействию — узнать, кто есть кто, — прочитала ей нотацию Роуз.

Анджела подалась вперёд:

— Значит, вы позже их накажете?

Роуз рассмеялась:

— Боги, конечно нет! Одного или двух — может быть, но большую часть я проигнорирую. Как только Мордэкая оправдают, их сомнения будут полезны. Некоторые из них могут однажды стать союзниками. Наказание — цель для скудных умом. Я предпочитаю добиваться более важных целей, например — искать средства давления.

— Вы действительно думаете, что Лорд Камерон невиновен? — неуверенно спросила служанка.

— Конечно, — сказала Роуз, глядя в окно. Однако в душе она боролась с собственными сомнениями. «Он должен быть невиновным. Если же нет, то…». Она тихо пробормотала:

— Всё, что угодно.

— Что вы сказали? — произнесла Анджела.

Скромно улыбнувшись, Роуз отмахнулась от вопроса:

— Ничего, дорогая. Просто сама с собой разговариваю. — После чего засмеялась.

— Чего здесь смешного?

— Хайхор, — сказала Роуз. — Это я слышу впервые. Довольно удачно сказано [2] англ. «highwhore» («хайхор») — дословно «высокая шлюха», звучит гораздо ближе к «хайтау[э]р», чем можно передать в переводе. .

Служанка нахмурилась:

— Вам не следует смеяться над такими вещами, миледи. Лично я не нахожу в этом ничего смешного.

— Смеяться надо, Анджела. Злость и слёзы лишь придают смелости твоим врагам, — ответила Роуз. «К тому же, если всё обернётся худо, эти слова могут оказаться правдой».

Пустота погибла, сражённая ослепляющим светом, который поглотил всё вокруг, пронзая мои глаза. Фантазии прошлого исчезли, и я сел, обнадёжившись, хотя и знал, что надежда была ложной. Моргая, и прикрывая слезящиеся глаза ладонью, я попытался увидеть что-то сквозь мутную каменную стены, отделявшую меня от мира.

Конечно, попытка эта была бесплодной. Хотя камень теперь был проницаемым, наложенные на него чары продолжали действовать, блокируя мой магический взор, а обычный взор пока что был неспособен что-либо увидеть. Послышались шаги, в комнату вошёл человек, и мой магический взор его опознал. Тирион.

— Здравствуй, внук, — весело выдал он.

— Когда ты был плодом моего воображения, ты мне нравился больше, — серьёзно сказал я ему.

Мой предок с любопытством уставился на меня:

— Уже начались видения? Полагаю, во тьме они приходят скорее.

Тирион был хорошо знаком с эффектами изоляции, хотя его тюрьма была далеко не такой же пустой и тёмной, как моя. Он провёл годы запертым в маленькой деревянной комнате, видясь с другими людьми лишь тогда, когда ему приносили еду, или когда его водили на бои.

— Тишина — хуже всего, — признался я. — Иногда биение моего сердца так громко отдаётся в ушах, что я начинаю гадать, не оглушит ли оно меня.

— Х-м-м, — сказал он с задумчивым видом. — Мне это никогда в голову не приходило. Я принёс тебе воды. — Что-то брякнуло, когда он поставил на пол металлический кувшин.

— А как насчёт еды? — спросил я.

Он покачал головой:

— В отличие от моего заточения, эти люди не собираются держать тебя в подходящем для боя состоянии. Заключённым полагается лишь по одной трапезе в день. Тебе ещё осталось ждать несколько часов.

Я провёл пальцами по волосам, размышляя. Мне казалось бессмысленным, что Ариадна согласилась так со мной обращаться. Что бы я ни сделал, мы всё ещё были роднёй. Она наверняка хотела бы, чтобы меня кормили как полагается.