Вэнс Брайсленд - Дочь творца стекла

— Риса, дитя, смотри.

Она открыла глаза. В осколках стекла мерцали свет и тень. Они покалывали, словно дрожали.

— Мило, — прошептала она. В самом большом осколке отражался Мило у края балкона, его лицо было в профиль. Она смотрела, едва осмеливаясь надеяться, что видение было настоящим. Камилла подошла к нему и обвила руками его плечи. Мимо проплывала гондола.

Другие осколки тоже ожили. Хоть она касалась пальцами осколка с лицом Мило, она охнула, увидев, что в другом кусочке отражалась ее мать, а еще в одном — ее отец. Они смотрели в окно на небо. Хоть было сложно увидеть детали, она еще никогда не видела их такими замученными. Она помолилась, чтобы они не теряли надежды.

В кусочках поменьше она видела других людей. Таня вытирала лицо тканью, Рикард спал на кровати. Маттио сидел на скамье, сжимая голову руками. Амо смотрел на что-то в мастерской ее отца, но она не видела, на что. Рот Маттио двигался — он говорил с новым работником? Фита чистила фрукты, мрачно поджав губы. Ромельдо, Мира, Веста. Ее губы задрожали при виде Петро, сидящего в классе с подростками.

Она восхищенно воскликнула, указывая на последний осколок:

— Это вы! — в кусочке сине-зеленого стекла Феррер смотрел на что-то, не попадающее в поле зрения — на осколки на диване перед ней.

— Поразительно, — выдохнул он и посмотрел на зеркало над камином. В осколке он смотрел прямо на Рису. — Я не думал, что увижу такое. И у такой юной. Это другорядное назначение стекла — отражать — позволяет тебе выполнять такое редкое…

— Мило! — закричала она, схватив большой осколок. Острые края впились в кожу, грозя пролить кровь. Она смотрела на видение.

— Вряд ли он тебя слышит, милая. Есть пределы.

— Должен! Мило! — казалось, она просила стекло донести ее послание до него. Она создала из материала красивое творение, и оно подчинялось ей.

Фигура в осколке повернулась, насторожившись. Его рот двигался. Через миг она услышала вдали свое имя. Звук был тише, чем когда она впервые услышала родителей через чашу.

— Риса? — сказал он. — Боги. Камилла, это…

— Мило! Послушай. Мы в замке, — его лицо стало больше, он приблизился.

— Ты в стекле! — сказал он. — Я вижу тебя в стекле! — она видела, как его пальцы тянулись перед ним, на миг перекрыли его лицо.

Камилла появилась за ним с потрясением на лице.

— Не надо, — сказала она. — Испачкаешь стекло, где ее лицо.

Мило склонился и подул на стекло, чтобы очистить его.

— Я плохо тебя слышу. Ты меня слышишь?

— Да! — завопила она. Она виновато посмотрела на дверь, боясь, что стражи услышат. — Мы в замке! — отчеканила она. — Понимаешь?

Его губы двигались, через миг она услышала его голос. Казалось, звук долетал до нее на секунды позже.

— Замок, — повторил он. Мило повернулся и сказал Камилле. — Нам нужно в замок.

— Как мы ее найдем?

— Выглядывайте меня в окне! — закричала она.

— Повтори, — предложил Феррер. Его голос был тихим, он следил за драмой.

Она повторила слова.

— В окне, — сказал Мило. — Тебя сложно понять! Надеюсь, я угадал.

— Да! — сказала она.

— Клянусь, я заберу тебя оттуда! Своей честью, Риса. О, слава Муро, — сказал он Камилле. Тени затрепетали. Они пропали.

— Мило… — она многое хотела ему сказать. За многое извиниться.

— Кто этот Мило? — мягко сказал Феррер, коснувшись ее ладони. Его кожа была чуть теплой, но это утешило ее.

Как потухшие от ветра свечи, лица в других осколках пропали. На миг она расстроилась. Но вспомнила, как просто добилась такого, и улыбнулась. Где-то в ней сиял шарик из стекла с лентами красного узора.

— Друг.

— Страж — твой друг?

Она встала, вопрос разозлил ее.

— Да. Он не из Семи и Тридцати, но он все еще мой друг, — она отвернулась к осколкам. Она не хотела проявлять злость.

— Милая, — сказал старик. — Я не хотел обидеть. Мне всегда казалось, что, если бы Тридцать так не кичились своим положением и не желали большего, мы бы не были уязвимы к тому, что делает принц! Моя жена, боги, храните ее душу, была дочерью лекаря. Простой дочерью лекаря, как тогда говорили.

От любопытного факта Рисе стало легче. Она не хотела бы, чтобы Феррер отнесся к ее друзьям с презрением.

— Правда?

— Да. Она работала в бедном районе города, раздавала лекарства, когда я ее встретил. Она была милой. Думаю, это было шестьдесят лет назад… Девочка, что ты делаешь?

Монологи казарро испытывали ее терпение, но последние слова вдохновили Рису.

— У нас несколько минут, пока мой друг добирается до замка. Нужно разбудить Басо.

— Он пострадал от снотворного. Может, уже поздно.

— Вы так просто сдаетесь? Нужно попробовать помочь ему! — ощущение новых сил пьянило и пугало ее. Казалось, она была маленькой девочкой, которой дали целое состояние, которое она могла тратить, как хотела, но золото будто было чужой валютой, и никто не говорил ей, где были рынки, где она могла продать то, что желала. Она даже не знала, чего хотела. Слова Феррера о лекарях вдохновили ее, и она собиралась помочь юноше Буночио. — Если Мило сможет добраться до нас, мы не сможем нести его, но и бросить его принцу мы не можем!

— Думаешь, твой друг сможет нам помочь? — тихо сказал казарро.

— Да, — она была уверена.

Он поднялся. Его спина была чуть согнута, пока он шагал вокруг разбитого стола.

— Я доверяю тебе, дитя. Ты — исполненное обещание восьми сотен лет.

Риса покраснела от похвалы.

— Нет, я просто Диветри с миссией, — так говорила ее мать, и не раз. — А Диветри с миссией, — прошептала она, ощущая прилив сил, — опасное зрелище, — она повернулась к ценным побрякушкам в комнате.

— Перед тем, как тебя принесли, я осмотрел все предметы, которые могли бы привести его в чувство, — сказал Феррер. — Тут ничего нет.

— Кое-что есть, — возразила она. Она нашла то, что искала: серебряную ложку с ручкой, украшенной аметистовыми розами так, что ее явно было больно брать. Ее защищала коробка из стекла. Она без колебаний подняла жуткого фарфорового слона и ударила им по стеклу, жмурясь, чтобы защитить глаза. Двумя пальцами она осторожно потянулась среди осколков стекла и слона и вытащила ложку.

— Предназначение ложки — доставлять еду в рот, — пролепетал Феррер. Она не знала, потряс его предмет или то, как она его добыла. Риса хотела улыбнуться, но он мог принять это за излишнюю уверенность, а не волнение. — Чары Кассамаги не дадут еде пролиться…

Риса прошла к ведру с водой и подтащила его к Басо. Отчаяние сделало ее смелой. Они почти ничего не теряли, если она ошибется, но успех принес бы многое.

— Когда мы с братом болели, мама давала нам сироп, — он посмотрел на нее без эмоций. — Давала его ложкой, — объяснила она. — Ложкой еще и дают лекарство.