Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Наверху зазнайка, внизу гордячка. Тут, девочка, не ты вопросы задаешь. — Королевна повернулась к ней спиной. — Сюда.

Кошка пошла следом за ней по темному коридору. Остальные хайнты шагали сбоку и сзади наподобие почетного караула, хотя на самом деле, видимо, сторожили, чтоб она не сбежала.

В коридоре, высеченном из цельного камня, было сухо и прохладно. Стены покрывала казенная зеленая краска. Через равные промежутки попадались двери. Королевна спросила на ходу:

— Знаешь, кем были первые хозяева Аверна? Огненными духами. Они создали город из расплавленной скалы. Тогда он носил другое имя, тебе его и не выговорить. Но Эпоха Огня подошла к концу, огненные духи удалились в Эмпирей и оставили свой город, который теперь называли Мугибиландеге [80], духам дыма — хайнтам, как вы нас зовете. Мы живем на поверхности, а потому покинули подземелья и стали строиться наверху. Некоторое время все шло хорошо. А потом явились феи со своими войсками, разрушили наши храмы, перебили девять десятых местного населения, остальных поработили. Они-то и дали городу его нынешнее имя, и сегодня мы прислуживаем там, где когда-то по праву был наш дом. Это восемь тысяч лет истории — спрессованные и поданные тебе на блюдечке. Правда же чуть сложнее и гораздо ужаснее. Уж поверь, в длинной версии наберется достаточно зверств, чтобы оправдать все, что бы мы ни сделали, когда подвернется возможность.

Королевна остановилась перед какой-то дверью. Другой хайнт отпер ее и щелкнул включателем, комнату залило светом.

Это была кладовка: на деревянных полках лежали аккуратные стопки белья, которого хватило бы на весь особняк. На одной стене нижние полки отсутствовали — там помещалось нечто вроде гроба. Двое хайнтов сняли крышку. Изнутри повеяло розовыми лепестками. Кошка увидела в гробу труп, свежий, в остатках когда-то белого кружевного платья, сделавшихся ломкими и бурыми от времени. Длинные рыжие волосы и едва тронутые румянцем щеки. Лицо было таким живым — будто ресницы вот-вот поднимутся и женщина очнется от мимолетного сна.

Если не считать волос, выглядела она в точности как Нарцисса.

— Это Эхлоя, сестра-близнец Нарциссы, по праву шести минут перворожденная наследница Дома Сиринкса. Звание и титул, разумеется, перешли к младшей сестре.

— Шесть минут! — Кошка в юности знавала наследников великих домов — младших и старших — и видела, с какой ненавистью и презрением они относились друг к другу. — Не буду спрашивать, как это отразилось на их взаимоотношениях.

— А хоть бы и спросила — без толку, — отозвалась Королевна. — Нас связывает клятва конфиденциальности: мы не можем разглашать подробности из личной жизни своих работодателей.

— Незачем быть такой чопорной. Нам ничего не стоит проявить вежливость, — отчитал Королевну Родольф и повернулся к Кошке. — Простите ее. Она не за всех нас говорит, а только за себя. Но у нас проблема: нам приказали поместить тело Эхлои в безопасное место и больше никогда к нему не прикасаться. Теперь же его необходимо убрать. Видите, в каком мы оказались затруднительном положении. Нам нужна ваша помощь, чтобы перенести Эхлою наверх.

— Это не в моей компетенции, — ответила Кошка. — Да и должны же для таких случаев существовать какие-то коммерческие службы.

— Никакая служба не сможет восстановить нарушенную клятву, — отрезала Королевна, лицо ее было холодно и жестоко. — Предлагаем сделку. Тебе известно истинное имя Нарциссы — не спрашивай, как я об этом узнала: у тех, кто держит слуг, тайн нет. Это имя сработает и для Эхлои. Поговори с ней. Если после этого ты признаешь, что разговор стоил того, вытащи тело наверх и оставь в сарае рядом со скалой.

Кошка задумалась над предложением. Цена была высока. Но хватит ли ей духу отказаться?

— Если я решу, что оно того не стоило, я не обязана ничего делать?

— Да. Но ты будешь связана своей честью.

— О чем мне ее спросить?

— Этого мы сказать не можем, — вмешался Родольф. — Просто поговорите.

Превозмогая омерзение, Кошка опустилась перед гробом на колени, взяла в ладони не холодную, но и не теплую руку и мысленно произнесла:

— Аэруго. Ржа, милая. Поговори со мной.

В голове загудел голос, слишком далекий и тихий, чтобы можно было разобрать слова.

— Можешь говорить громче? Твои слова будто доносятся из ужасного далека.

Снова голос, почти различимый. Кошка закрыла глаза и изо всех сил сосредоточилась.

Пол под ногами накренился.

Кошка открыла глаза и встала. Она находилась уже не в бельевой, но в просторном помещении с двумя изогнутыми бетонными стенами, третью стену целиком занимало огромное окно. Накрапывавший на улице серый зимний дождик оставлял на стекле косые полосы. Такого странного собрания, как здесь, Кошке видеть еще не доводилось. Они делали селфи и снимали друг друга на фоне огромного бронзового колокола с трещиной. Сплошные смертные — ни одного фея, гнома, хайнта или вообще представителя какой-либо другой этнической группы.

— Я знаю это место! — воскликнула Хелен. — Это мой мир. Я здесь была.

— Здесь меня заточили и привязали, — промолвил у Кошки за спиной лишенный всякого выражения сомнамбулический голос. — Видимо, шутка такая.

Кошка повернулась. Позади нее стояла полупрозрачная, будто бы плоть обратили в тень, Эхлоя. У ее трупа лицо было очень выразительное, а это казалось лишенным жизни и тоскливым.

— Не понимаю. Это храм какой-то? Эти люди что — поклоняются колоколу?

— Это Колокол Свободы, — пояснила Хелен. — Видишь трещину? Он считается символом свободы во всем мире. В детстве я сюда приезжала со школьной экскурсией. Колокол… Ой, погоди, поняла. Теперь вижу, в чем шутка. Тот, кто здесь ее заточил, настоящая свинья.

— Да, — сказала Эхлоя.

От внимания Кошки не ускользнуло, что она слышит Хелен.

В этот момент из толпы вприпрыжку выскочила смеющаяся маленькая девочка, за ней следом выбежала мать. Девчонка промчалась прямо сквозь Эхлою, а потом и сквозь Кошку, но тут мама крепко ухватила ее за запястье и, низко наклонившись, принялась отчитывать строгим шепотом, потряхивая для наглядности.

— Выходит, я на самом деле не здесь? — спросила Кошка.

— Не здесь.

— Мне сказали, я должна с тобой поговорить.

— Так говори.

«Вот тебе раз», — подумала Кошка. Нелегко придется.

— Ладно, расскажи мне: ты мертва? Или жива?

— Мертва, но мне закрыт путь к перерождению.

— Ясно.

Они надолго замолкли. Потом Кошка начала снова:

— Твоя сестра при смерти.

— Что она обо мне говорит?

Кошка хотела соврать, но поняла, что не может этого сделать.

— Она… Никогда тебя не упоминала.

— Ага. Значит, чувствует себя виноватой. Хорошо.

— Виноватой? В чем? Это она тебя убила?