Ровенна Миллер - Власть [litres]

– «Попозже» – это когда мы состаримся и поседеем? – осведомилась Виола. – Признаюсь, меня это раздражает. Прежде, как у знатной дамы, у меня имелась какая-то власть и свобода воли. А теперь я потеряла все, потеряла больше, чем мужчины, поскольку у них осталось хотя бы право голоса.

– Виви, прояви терпение, – начал Теодор.

– Если честно, Теодор, мы все были достаточно терпеливы, – возразила я. – Женщины шьют вам рубашки, ухаживают за ранеными и стирают одежду не потому, что армия хорошо платит – это далеко не так, – а потому что верят в общее дело так же, как и солдаты.

– Как я уже говорил, – пробормотал Сайан, – я очень рад, что не принимаю участия в вашей политике.

Прежде чем Виола успела дать Сайану достойный ответ, к нам примчался Фидж. У меня заныло в груди – обычно, когда маленький адъютант бегал так быстро, он приносил плохие вести.

– Пенни! Ребенок родился! – выпалил он. – Кристос просит, чтобы пришла мисс Софи…

– У Пенни родился ребенок? – приподняла бровь Виола. – Должно быть, ты ошибаешься, мы недавно виделись за завтраком, а такие дела обычно быстро не происходят.

– Нет, мэм! Доктор Оглторп сказал, она торопилась появиться на свет.

– Она! – Я схватила Теодора за руку. – Это девочка…

Кристос, Пенни и крошечный младенец, запеленутый в мягкое полотно, целые и невредимые ждали нас в своей комнате в Вестланд-Холле. У Пенни был усталый, но торжествующий взгляд боксера, который, пропустив пару ударов, все же выиграл бой с большим преимуществом. Кристос же выглядел гордым, счастливым и совершенно ошеломленным.

Пенни усмехнулась и поманила меня.

– Вот, держи. Правда ведь она красавица?

Я взяла младенца на руки. Красная и сморщенная малышка с копной темных волос и крошечными глазками щурилась от яркого света.

– Она прекрасна, – сказала я.

И это была правда. Моя племянница – дочь моего брата, кровь моей крови, новоиспеченная гражданка Республики Галатия – была прекрасна.

– Как ты? – покраснев, осведомился Теодор. – Ведь это… то есть, я хочу сказать, роды…

– Такие стремительные первые роды – редкий случай, – резко вмешался Хеймиш, но все же наградил Пенни широкой улыбкой. – Причем мать отлично справилась и прекрасно себя чувствует. Хотя ей не помешало бы вздремнуть.

– Ты хочешь поспать? – прошептала я, все еще держа малышку на руках.

Пенни кивнула, и мы вышли из комнаты.

– Дам знать остальным, что Фидж не насочинял, – сказал Теодор. – Кристос, а как вы ее назвали?

Кристос ошеломленно замер.

– Назвали?! Пока никак. Мы еще не решили, – растерянно ответил он.

Теодор кивнул и ушел.

– Пенни такая молодец, – заметила я. – А эта маленькая пуговка просто прелесть. А ты-то как?

Кристос слабо улыбнулся.

– Я? Никак не могу до конца осознать. Она настоящая!

Я тихо рассмеялась. От движения малышка едва не проснулась, заворочалась и снова уснула.

– Как правило, младенцы настоящие, Кристос.

– Нет, я ведь знал, что она скоро родится, но… – Он опустился на изящную скамью, обитую розовым шелком. – Но она настоящая! Все взаправду, и я стал отцом. Взаправдашним отцом!

– Ты будешь отличным папочкой, – сказала я.

– Не представляю, что делать, что будет дальше…

– Зато знал, как возглавить революцию, – хихикнула я.

Я погладила крошечные пальчики, сжимающие краешек пеленки. На них были ноготки – идеальной формы. Прежде я даже не задумывалась о том, что младенцы рождаются с ногтями…

– Но она личность, маленький человечек со своими потребностями. Черт побери, когда-нибудь у нее появятся надежды и мечты…

– Как у всех мужчин и женщин – последователей движения Красных колпаков, – тихо сказала я. – Как у всех, что стоят сейчас лагерем на морозе. Это твой народ, а ты их лидер. Разумеется, ты будешь хорошим отцом.

– Кажется, это меня пугает, – признался Кристос. – При взгляде на Красных колпаков или армию реформаторов я вижу идеи, концепции, новое правительство… Но когда смотрю на эту крошку, забываю обо всем. У нее такой идеальный ротик, а подбородок – Пенни. Руки твои – такие же длинные пальцы.

– А уши твои, – тихо сказала я. – Ничего плохого в этом нет, Кристос. Сначала видеть человека, а потом уж идею. Сначала любить, а уж потом думать.

– Понимаю. Теперь я это понимаю.

Он поправил выбившуюся пеленку, но та снова развернулась, и малышка расплакалась.

– Ты знаешь, как ее запеленать?

– Нет, – улыбнулась я, – но мы можем попробовать научиться вместе.

– Младенец! Полагаю, ее рождение стоит отпраздновать, не так ли? – заявила Виола.

Мы стояли на открытой галерее Вестланд-Холла, наблюдая, как солдаты возвращаются в казармы после вечерней поверки.

Сайан смерил миниатюрную галатинку подозрительным взглядом.

– Праздник в разгар войны?

– Просто скромный ужин. Мы постоянно устраивали их во время зимнего сезона в столице. Вкусная еда, разговоры, возможно, пунш, если сумеем его приготовить… – Помолчав, она продолжила: – Самую малость, а то знаю я вас, вояк.

– Только Виола способна в такое время думать о вечеринке, – рассмеялся Теодор. – Но, признаюсь, я с ней согласен. Мы заключили союз с Пеллией, восстановили армию и – слава богу! – окончательно разобрались с регламентом, но так ничего и не отпраздновали. А теперь у нас родился ребенок! Кстати, все хотят знать, выбрали ли родители ей имя?

– Пока нет. Кристос расчувствовался и решил дождаться, когда малышке исполнится сто дней, согласно пеллианским обычаям.

Я рассмеялась.

– Это же единственный ребенок в округе, точно не перепутаем.

Сайан в кои-то веки позволил совершить набег на армейский продуктовый склад и взять лучшую провизию – ведь мы должны были продемонстрировать нашим зарубежным гостям, что не находимся на грани голодной смерти.

– Не стоит выглядеть отчаявшимися, даже если чернила на контракте уже высохли, – пробормотал он мне, пока я помогала ему прикрепить эполет перед званым ужином.

В моем распоряжении, разумеется, не было собственного гардероба, но в Вестланд-Холле осталось довольно много нарядов матери и сестры Теодора.

Обе хрупкие галатинки были меньше меня – сложены изящно, точно певчие птички. Но в глубине старинного шкафа я отыскала вышедшее из моды темно-золотистое платье летящего силуэта с открытыми плечами и глубоким декольте. Должно быть, его отложили в сторону, чтобы позже переделать, но война и бегство из дома помешали планам.

Примерив наряд, я почувствовала себя старомодной теткой, приглашенной на ужин в последнюю минуту, однако сумела подогнать по размеру.

Мы собрались в малой столовой. Большая столовая, более просторная и величественная, была отведена под госпиталь. Но повсюду на полированных столиках вишневого дерева мерцали свечи в роскошных канделябрах и дорогих подсвечниках, сверкали серебряные приборы и красовался расписной фарфор.