Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Наиболее доброжелательно настроенные преподаватели настаивали: это вопрос времени и зрелости – рано или поздно юный Йуль Ян найдет постоянную тему для исследований и посвятит себя ей. Тогда он сможет выбрать наставника и начнет вносить вклад в научное знание, которое делает Университет Города Нин таким престижным. Другие же преподаватели, видя, как Йуль за завтраком подпирает сборник легенд кувшином и перелистывает страницы с мечтательным выражением лица, уже не были в этом так уверены.

И в самом деле, с приближением его пятнадцатого дня рождения даже самые оптимистичные ученые начали беспокоиться. Судя по всему, Йуль не спешил сужать сферу своих интересов и предлагать план исследования, а приближающиеся экзамены, похоже, совсем его не волновали. В случае успешного прохождения испытаний его бы официально провозгласили Йулем Яном Ученым, и он начал бы строить карьеру в университете. В случае провала его бы вежливо попросили поискать себе какое-нибудь другое, менее сложное ремесло.

Оглядываясь назад, можно предположить, что такое бесцельное поглощение сведений на самом деле являлось своего рода путешествием, поиском чего-то бесформенного и безымянного, что маячило где-то за краем поля зрения. Может, так и было. Возможно, они с Аделаидой провели детство примерно одинаково, ощупывая границы своего мира в поисках иных миров.

Но серьезных ученых не интересует беспорядочная погоня неизвестно за чем. Поэтому Йуль получил приглашение в кабинет главы университета на «серьезный разговор о его будущем». Он явился с опозданием на час, зажав пальцем недочитанную страницу в «Исследовании мифов и легенд островов Северного моря», с отсутствующим взглядом и озадаченным выражением на лице.

– Вы меня вызывали, господин?

У главного ученого было морщинистое серьезное лицо, как у большинства ученых, а по обеим его рукам, как и подобает почтенному человеку, вились татуировки, сообщавшие о его браке с Кенной Торговкой, преданности науке и двадцати годах достойной службы на благо Города. Седые волосы обрамляли его голову белым полумесяцем, как будто жар его мысли был столь велик, что напрочь выжег всю макушку. Он озабоченно смотрел на Йуля.

– Садись, юный Йуль, садись. Я бы хотел обсудить твое будущее в нашем университете. – Взгляд ученого упал на книгу, которую юноша сжимал в руках. – Скажу прямо: нас очень тревожат твоя недисциплинированность и недостаток сосредоточенности. Если ты не определишься с направлением исследований, нам придется предложить тебе другие занятия.

Йуль склонил голову набок, будто кот, который с любопытством смотрит на предложенное ему незнакомое угощение.

– Другие занятия?

– Сферы, которые больше подходят твоему темпераменту, – ответил глава университета.

Йуль немного помолчал, но так и не смог представить ничего, что подходило бы его темпераменту больше, чем солнечные вечера, проведенные под оливой за чтением книг на давно забытых языках.

– Что вы имеете в виду?

Ученый, который, вероятно, ожидал услышать жалобные мольбы, а не столкнуться с вежливым непониманием, сжал губы в тонкую коричневую линию.

– Я имею в виду, что тебе придется учиться в другом месте. Твоя мать, полагаю, не откажется обучить тебя искусству татуировки, или ты можешь наняться переписчиком к одному из словотворцев на восточной стороне, или даже служить счетоводом у торговца. Если хочешь, я мог бы переговорить с женой.

Только теперь на лице Йуля отразился ожидаемый ужас. Глава университета смягчился.

– Ну-ну, мой дорогой, до этого пока не дошло. Просто потрать следующую неделю на размышления, обдумай свои перспективы. И, если хочешь остаться здесь и сдавать экзамены… найди свой путь.

С этими словами юношу отпустили из кабинета. Ноги сами понесли его за пределы прохладных каменных залов, через дворы и извилистые улицы, в холмы за Городом. Солнце напекало ему шею, а Йуль все брел без определенной цели, просто двигался вперед, убегая от выбора, который поставил перед ним глава университета.

Для любого другого мальчика, стремящегося попасть в ряды ученых, это был бы простой выбор: либо он предлагает тему исследования в сфере Амариканской истории, древних языков или религиозной философии, либо прощается со своими надеждами и выбирает жизнь простого переписчика. Но Йулю оба этих пути казались невыразимо безрадостными. В обоих случаях от него требовалось сузить свои безграничные горизонты и отказаться от грез. При мысли о любом из этих исходов его грудь болезненно сжималась, как будто две огромные руки давили на ребра с разных сторон.

Тогда он не мог этого знать, но примерно так же чувствовала себя Ади в те дни, когда убегала на заброшенный сенокос, чтобы побыть наедине с гудками речных судов и бескрайним небом. Вот только Ади выросла, постоянно сталкиваясь с жесткими ограничениями, и давно уже привыкла сопротивляться им. Бедный мечтатель Йуль до этого дня просто не знал, что такие ограничения существуют.

Он отвернулся от этого нового открытия и побрел прочь мимо грязных ферм на склонах холмов, по грунтовым дорогам и звериным тропам наверх, к скалистым обрывам. В итоге он забрался туда, где даже звериные тропы растворялись среди корявых серых камней, а ветер доносил далекий аромат дерева, пропитанного солью. Йуль никогда не видел Город с такой высоты. Ему понравился вид: дома далеко внизу казались просто горсткой белых квадратиков, окруженных бескрайним морем.

Кожу щипало от высохшей на ветру испарины, камни оставили ссадины на ладонях. Он знал, что пора поворачивать обратно, но ноги продолжали нести его вперед и вверх, пока, поднявшись над очередным уступом, он не увидел ее – арку.

Она была завешена тонкой серой шторкой, развевавшейся на ветру, будто юбки колдуньи. Из-за шторки доносился запах речной воды, грязи и солнца, совсем не похожий на ароматы Города Нин.

Едва увидев арку, Йуль уже не мог оторвать от нее взгляда. Казалось, она манила его, словно протянутая рука. Он пошел к ней с какой-то безумной надеждой, переполнявшей все его существо, – невозможной, необъяснимой надеждой на нечто прекрасное и невероятное по другую сторону этой занавеси.

Йуль отодвинул шторку и не увидел ничего, кроме камня и спутанных трав. Он шагнул в арку и очутился в огромной всепоглощающей темноте.

Она давила на него, облепив, точно деготь, стремясь задушить своей необъятностью, пока его ладони вдруг не коснулись дерева. Йуль толкнул его со всей силой отчаяния и еще не угасшей надежды, почувствовал, как доска взрывает землю, которую не тревожили много лет, а потом дверь открылась, и он оказался среди выжженных солнцем трав под небом, похожим на скорлупку. Йуль успел простоять в поле всего несколько секунд, разинув рот и дыша странным воздухом иного мира, когда ему навстречу вышла она – девушка цвета молока и пшеницы с медом.