Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

В тот день Йуль вышел из зала с официальным благословением на труды и новым именем. И то и другое мать нанесла в виде извилистых татуировок на его левое запястье. На следующий день, когда эти слова еще жгли и пощипывали кожу, он уже поднялся по белокаменным ступеням, ведущим в его любимую читальную комнату. Йуль сел за стол из желтого дерева, из-за которого открывался вид на море, и открыл первую сладко пахнущую страницу своей записной книжки. Необычно ровным для него почерком он написал: «Заметки и изыскание, том 1. Сравнительное исследование проходов, порталов и дверей в мировой мифологии, составленное Йулем Яном Ученым, 6908».

Название, как можно заметить, с тех пор было пересмотрено.

Значительную часть следующих двенадцати лет Йуль Ян Ученый провел за этим самым столом, то делая записи, то читая, окруженный такими огромными стопками книг, что его кабинет начал напоминать бумажный макет города. Он читал сборники народных сказок и воспоминания давно ушедших первооткрывателей, путевые журналы и священные тексты забытых религий. Он читал тексты на всех языках Амариканского моря и на тех, которым случилось просочиться в трещины между мирами за прошедшие несколько веков. Он читал до тех пор, пока не выяснилось, что непрочитанного почти не осталось. И тогда, как Йуль мимоходом объявил коллегам, «пришла пора выйти в поле». Те решили, будто под этим выражением он понимает посещение экзотических архивов в других Городах, и пожелали ему удачи.

Они и предположить не могли, что Йуль набьет заплечную сумку записными книжками и сушеной рыбой, купит себе места на нескольких торговых и почтовых судах и отправится в глушь, на дальние острова, с целеустремленностью охотничьей собаки, взявшей след дикого зверя. Вот только след, по которому он шел, представлял собой невидимые мерцающие тропы, оставленные историями и мифами, и охотился он не на зверей, а на двери.

Со временем ему удалось найти несколько из них. Ни одна не вела в пахнущий хвоей мир, населенный людьми с кожей цвета хлопка, но Йуль не сдавался. Его поддерживала незамутненная уверенность, свойственная лишь очень молодым людям, еще не познавшим горечь неудач, не почувствовавшим, как годы утекают, словно вода из горсти. Тогда ему казалось, что успех неизбежен.

(Разумеется, теперь я понимаю, что это не так.)

Йуль часто представлял эту сцену. Может, он найдет ее дом после многих недель пути. Оторвавшись от работы, она увидит, как он приближается к ней, и на ее лице вспыхнет знакомая дикарская улыбка. Может, они встретятся на том же поле и побегут друг к другу по свежей весенней траве. Может, он обнаружит ее в далеком городе, которого и представить не способен, или их встреча произойдет во время бушующей грозы, или она будет ждать его на берегу безымянного острова.

С безосновательной самоуверенностью, которой часто страдают юноши, Йуль ни на секунду не задумался – Аделаида, возможно, не станет его дожидаться. Он и представить себе не мог, что она, не имея под рукой ни книг, ни хроник, проведет почти целое десятилетие, перемещаясь из одного мира в другой с инстинктивной легкостью чайки, которая перелетает с корабля на корабль. И уж точно он не предполагал, что она построит себе хлипкое суденышко где-то в горах и выйдет на нем в лазурные воды Амариканского моря.

Это было настолько абсурдно, что Йуль сперва даже не поверил, услышав странные слухи в гавани Города Пламм. Они, как свойственно слухам, дошли до него в обрывках шуток и болтовни, которые постепенно складываются в историю. Чаще всего в них повторялись следующие подробности: у восточного побережья Города Пламм заметили странное судно с пугающе белым парусом. Несколько то ли рыбачек, то ли торговок пытались подойти ближе, чтобы полюбопытствовать, что за сумасшедший вышел в море, не удосужившись вышить благословения на парусе, но все они быстро сворачивали обратно. Лодкой, по их словам, управляла женщина, белая, как бумага. Наверное, призрак или какое-нибудь бледное подводное создание, выбравшееся на поверхность.

Йуль покачал головой, услышав суеверные пересуды о русалках, и вернулся в свою съемную комнату в Пламме. Он прибыл сюда исследовать местные легенды об огненных ящерах, которые живут в жерлах вулканов и выбираются оттуда лишь раз в сто тринадцать лет. Весь вечер Йуль разбирал свои записи. Лишь когда он улегся на узкую койку и начал постепенно погружаться в сон, ему пришло в голову поинтересоваться, какого цвета волосы были у призрака.

Рано утром Йуль вернулся в гавань, и ему пришлось опросить не одного перепуганного торговца, прежде чем удалось добиться внятного ответа.

– Да белые, как она сама! – испуганным тоном заверил его какой-то матрос. – Ну или, может, скорее как солома. Желтоватые.

Йуль тяжело сглотнул.

– Она не сюда направляется? Не в Пламм?

Тут моряк уже ничего не мог сказать наверняка – разве можно угадать желания морских ведьм и привидений?

– Но она выйдет прямиком к восточным пляжам, если продолжит идти тем же курсом. Тогда посмотрим, кто из нас выдумывает, да, Эдон? – На этом матрос оборвал разговор, чтобы толкнуть локтем в бок своего сомневающегося товарища по команде, и тут же ввязался в спор о том, носят ли русалки одежду.

Йуль остался стоять на причале, чувствуя, что мир вдруг пошатнулся. Казалось, он вновь стал мальчишкой, который протягивает еще не татуированные руки к тонкой занавеси.

Йуль бросился бежать. Он не знал, как дойти до восточных пляжей – пустого каменистого отрезка берега, куда ходили одни только коллекционеры всякого хлама и особо романтичные поэты, – но несколько вопросов, заданных на бегу, позволили ему добраться до нужного места и сесть на берегу задолго до полудня. Он поджал колени к груди и уставился на волны с золотистыми шапочками пены, высматривая тонкую белую линию паруса на горизонте.

Она не появилась ни в этот день, ни на следующий. Йуль возвращался на берег каждое утро и просиживал до сумерек. Его разум, который столько лет провел в нетерпеливом стремлении к цели, казалось, наконец успокоился и свернулся в клубочек, как кот, который улегся поспать. Он ждал.

На третий день над волнами показался совершенно белый парус, наполненный ветром. Йуль не сводил взгляда с приближающейся лодки, неловкой, угловатой, пока глаза не заболели от соли и солнца. Одинокая фигурка стояла на борту лицом к острову, гордо расправив плечи, словно бросая вызов, а соломенные волосы развевались на ветру. Йуль почувствовал, как его охватывает истерическое желание пуститься в пляс, закричать или упасть в обморок, но вместо этого он просто встал и вскинул руку в воздух.

Она увидела его. Ее сковала странная неподвижность, несмотря на покачивание лодки под ногами. Потом она рассмеялась – это был безудержный громкий хохот, который покатился над водой прямо к Йулю, напоминая летний гром, – и, скинув с себя несколько слоев грязной одежды, без тени сомнения бросилась в неглубокие волны рядом с лодкой. Всего на полсекунды Йуль задумался о том, за какой сумасшедшей он гонялся двенадцать лет, и засомневался, что сможет ей соответствовать, а потом сам кинулся в воду и побежал к ней навстречу, смеясь и волоча свои белые одежды по воде.