Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Вот так поздней весной 1893 года в вашем мире и 6920 года по летоисчислению Начертанного Йуль Ян Ученый и Аделаида Ли Ларсон нашли друг друга в полуденных приливных водах у берегов Города Пламм и с тех пор больше не желали разлучаться.

Мне снились золото и синева.

Я парила над неведомым океаном, следуя за лодкой с белым парусом. На носу стояла размытая фигура с развевающимися волосами. Черты ее лица были смутными и нечеткими, но было что-то знакомое в ее силуэте, что-то настолько цельное, дикое и настоящее, и мое спящее сердце разрывалось на части.

Я проснулась от того, что по щекам потекли слезы. Я лежала на полу комнаты, замерзшая, с затекшими руками и ногами, а в мою щеку больно врезался уголок «Десяти тысяч дверей». Но мне было все равно.

Монета. Серебряная монета, которую я нашла в детстве, наполовину зарытую в пыль чужого мира, монета, которая сейчас грела мне ладонь… Она была настоящая. Такая же настоящая, как прохладный кафель под моими коленями, как слезы, остывающие у меня на щеках. Я сжала ее и почувствовала запах моря.

А раз монета настоящая… То и все остальное правда. Город Нин и его бесконечные архивы, Аделаида и ее приключения в сотне других мест, истинная любовь. Двери. Словотворчество?

Я почувствовала дрожь привычного сомнения, в голове эхом пронесся голос Локка, презрительно фыркающего: «Глупые выдумки». Но я уже сделала выбор, я поверила, и мне удалось открыть запертую дверь с помощью написанных слов. Как бы там ни было, эта история – эта невероятная, невозможная фантазия о Дверях, словах и иных мирах – оказалась правдой. И я каким-то образом имела к ней отношение. А также мистер Локк, Общество, Джейн и, возможно, даже мой бедный исчезнувший отец.

Мне показалось, я читаю детектив, в котором не хватает каждой четвертой строчки.

Единственное, что можно сделать, когда по пояс увяз в загадочном сюжете, – это продолжать читать.

Я схватила книгу и начала листать страницы в поисках нужного места, но потом замерла, увидев тонкий листок, вложенный между последних страниц. На вощеной оборотной стороне чека продуктовой лавки Заппиа было всего два слова:

ДЕРЖИСЬ ЯНВАРРИ.

Все буквы были заглавные, старательно выведенные, как обычно пишут, когда не привыкли держать перо в руках. Я вспомнила, как Сэмюэль рассказывал мне о своем домике на северной оконечности озера и как его смуглые руки двигались в темноте, а сигарета разбрасывала искры, будто хвост кометы в ночном небе.

О, Сэмюэль.

Если бы я не задумалась о его руках, сжимая записку, я бы, возможно, услышала шаги медсестер до того, как замок щелкнул, дверь открылась и они застыли на пороге, как две горгульи в накрахмаленных фартуках. Их взгляды пробежались по палате – пустая кровать, открытая задвижка на оконной раме, пациентка на полу в задранной ночнушке – и остановились на книге. Обе настолько синхронно двинулись ко мне, что, наверное, это была какая-то прописанная в уставе процедура. Скажем, «Процедура 4Б: действия в ситуации, когда пациентка встала с постели, а в ее руках обнаружены посторонние предметы».

Их пальцы вцепились в мои плечи, как когти гарпий. Я застыла – нужно оставаться спокойной, производить впечатление здоровой, вести себя хорошо, – но одна из них подняла книгу с пола, и я кинулась к ней. Мне тут же начали скручивать руки за спиной, и я принялась брыкаться, выть и брызгать слюной, сопротивляясь с яростью, свойственной лишь детям – и сумасшедшим.

Они были старше и сильнее и проявили удручающую ловкость, так что вскоре мои руки оказались прижаты к бокам, а ноги, спотыкаясь, шагали по коридору.

– Думаю, надо сразу к врачу, – произнесла одна из медсестер, тяжело дыша. Вторая кивнула.

Я успела мельком увидеть свое отражение в стеклянных окошках дверей, которые мы проходили: темный призрак, одетый в белый хлопок, со спутанными волосами и безумными глазами, в сопровождении двух женщин с прямой осанкой и в накрахмаленной форме, похожих то ли на ангелов, то ли на демонов.

Меня отвели на два этажа ниже к кабинету, на стеклянной двери которого золотыми буквами было написано: «Доктор Стивен Дж. Палмер, главный врач». Я увидела некую мрачную, ужасную иронию в том, что хорошее поведение и вежливые вопросы не помогли мне попасть сюда, но стоило мне начать выть и брыкаться, как я тут же оказалась возле кабинета врача. Может, мне следует почаще выть. Может, пора снова превратиться в строптивого ребенка, которым я была в семь лет.

В кабинете доктора Палмера стены были отделаны деревом, а стулья обиты кожей. Повсюду лежали старинные инструменты и висели в золотых рамках дипломы на латыни. Сам доктор, уже немолодой, равнодушно смотрел на всех сквозь маленькие очки в полуободковой оправе, примостившиеся на кончике его носа, как хорошо воспитанная проволочная птичка. Запах нашатыря и страха, пронизывавший лечебницу, здесь совсем не ощущался.

Меня это возмутило. Почему ему не приходится каждый день дышать этой вонью?

Медсестры усадили меня на стул и встали за спиной, угрожающе нависая. Одна из них вручила мою книжку доктору Палмеру. У него на столе она сразу стала маленькой и потрепанной, совсем не волшебной.

– Думаю, мисс Январри теперь будет хорошо себя вести. Правда, милая? – В голосе доктора слышалась непоколебимая уверенность, свойственная сенаторам и коммивояжерам – и мистеру Локку.

– Да, сэр, – прошептала я.

Горгульи-медсестры ушли.

Доктор Палмер пошуршал папками и бумагами на столе, потом взял перьевую ручку – тяжелая и уродливая, при необходимости она вполне могла сойти за скалку, – и я застыла на месте. Мне ведь однажды уже удалось открыть дверь словами, верно?

– Итак. Книга. – Доктор постучал по обложке костяшками пальцев. – Как ты пронесла ее в палату?

– Я не проносила. Она попала ко мне через окно.

Большинство людей не в состоянии отличить правду от лепета сумасшедшего. Советую попробовать, чтобы убедиться в этом.

Доктор Палмер коротко улыбнулся, глядя на меня с жалостью.

– А, понятно. Что ж, по словам мистера Локка, резкое ухудшение твоего состояния связано с твоим отцом. Не хочешь рассказать мне о нем?

– Нет. – Я хотела забрать книгу. Хотела, чтобы меня перестали связывать и выпустили на волю, хотела найти своего пса, подругу и отца. Я хотела выхватить эту чертову ручку.

Доктор снова выдавил жалостливую улыбку.

– Он был каким-то иностранцем, верно? То ли аборигеном, то ли негром?

Я с тоской представила, как приятно было бы плюнуть ему в лицо, забрызгав эти аккуратные очки слюной.