Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Я не стану заново пересказывать их первую встречу. Тебе, мой читатель, уже известно, как юноша и девушка сидели в поле, несмотря на прохладу подступающей осени, и рассказывали друг другу невероятные истины о своем «другом месте». Как они разговаривали на давно вымершем языке, оставшемся лишь в нескольких древних текстах, которые хранились в архивах Города и которые Йуль изучил просто ради того, чтобы попробовать на вкус новые незнакомые звуки. Как эта встреча двух людей больше напоминала столкновение двух планет, как будто оба они сорвались с орбиты и врезались друг в друга. И как они поцеловались, и как вокруг них мерцали светлячки.

И какой скоротечной оказалась их встреча, над которой уже навис рок.

Следующие три дня Йуль провел в состоянии изумления и восторга. Ученые начали опасаться, что он повредился умом, ударившись где-нибудь головой. Мать и отец, лучше знакомые с недугами юных мальчишек, подозревали, что он влюбился. Сам же Йуль ничего не объяснял, лишь блаженно улыбался и фальшиво мурлыкал себе под нос старинные баллады о знаменитых влюбленных и кораблях в море.

Он вернулся к арке с занавесью на третий день точно так же, как Ади по другую сторону бесконечной темноты вернулась к старому дому на сенокосе. Мы уже знаем, что его ожидало: жестокое разочарование. Вместо волшебной двери, ведущей в неведомую страну, Йуль обнаружил лишь гору камней на вершине холма и серую ткань, которая безжизненно болталась, как шкура какого-то мертвого существа. И сколько бы он ни сыпал проклятиями, дверь никуда не вела.

В итоге Йуль просто сел на землю и стал ждать, надеясь, что девушка сама придет к нему. Она не пришла. Легко представить этих двоих – Ади, которая ждет на заросшем поле в сгущающихся сумерках и чувствует, как надежда у нее в груди угасает, словно огарок свечи; Йуля, который сидит на вершине холма, обхватив колени тонкими руками, – словно одинаковые фигурки по обе стороны зеркала. Вот только вместо прохладного стекла их разделяла бесконечная пустота между мирами.

Созвездия выползли из-за горизонта. Йуль смотрел на них, читая знакомые слова, написанные звездным светом: Небесные корабли, Благословения лета, Скромность ученого. Они проплывали над ним, словно страницы из огромной книги, знакомой ему не хуже собственного имени. Он подумал о девочке, которая ждет его где-то там, в своей собственной темноте. Интересно, что говорят ей звезды?

Йуль встал. Он потер пальцем серебряную монету, которую принес, чтобы показать Ади в качестве доказательства существования его мира, а потом бросил ее на землю. Он сам не понимал зачем – то ли в качестве подношения неведомым богам, то ли просто желая избавиться от нее. Так или иначе, ему не хотелось больше носить ее с собой, чувствовать на себе проницательный серебряный взгляд Основательницы Города [12]. Затем он ушел и больше никогда не возвращался к арке.

Но двери, как нам уже известно, – это перемены.

Поэтому Йуль, вернувшийся от арки в ту ночь, несколько отличался от Йуля, обнаружившего ее три дня назад. Теперь рядом с сердцем в его груди билось еще что-то, как будто в ней ожил какой-то новый орган. Он стучал настойчиво и неистово – Йуль не мог этого не заметить, несмотря на охватившую его тоску. Он обдумал все это, лежа в своей узкой постели и слушая тихое ворчание братьев и сестер, разбуженных его возвращением. В этом новом ритме не было отчаяния, чувства потери или одиночества. Скорее, он напоминал ощущение, которое Йуль порой испытывал в архивах, когда натыкался на кусочек древнего пергамента и слова затягивали его все глубже, пока он не терялся в запутанных тропах историй. Но даже это чувство не могло сравниться с пульсирующим нетерпением, переполнявшим его сейчас. Йуль заснул, опасаясь, что какая-нибудь болезнь вызвала шумы у него в сердце.

На следующее утро он понял: произошло нечто более серьезное – он обрел смысл жизни.

Еще несколько минут он лежал в постели, размышляя о необъятности вставшей перед ним задачи, а потом поднялся и оделся с такой скоростью, что его родные успели увидеть лишь краешек белых одежд, прежде чем он скрылся за дверью. Йуль отправился прямиком в кабинет главы университета и попросил разрешения сдать экзамен немедленно. Тот напомнил ему, что кандидаты должны представить подготовленный и подробный план будущего исследования, чтобы убедить коллег в серьезности своих намерений, трудолюбии и способности к науке. Он предложил Йулю потратить какое-то время на составление библиографии и подбор источников, может, даже посоветоваться с более опытными учеными.

Йуль нетерпеливо вздохнул.

– Ладно, тогда через три дня. Такой срок вас устроит?

Глава университета дал согласие, хотя, судя по выражению его лица, он ждал провала и позора.

На этот счет, как и в некоторых других вопросах, главный ученый ошибался. Йуль, который явился на экзамен через три дня, совсем не походил на того мальчика, которого все они знали и который вызывал у них столько опасений. Прежняя мечтательность и пелена задумчивости растаяли, словно туман над морем под лучами солнца. Перед учеными предстал серьезный юноша, излучавший яростную, непоколебимую целеустремленность. Предлагаемое им исследование отличалось ясностью и смелостью и требовало знания множества языков, знакомства с десятками дисциплин и многих лет, проведенных за изучением древних сказаний и обрывков легенд. После представления планов исследования положено было высказывать критику и возражения, однако на этот раз все молчали.

В конце концов заговорил глава университета.

– Что ж, Йуль. Я не вижу в твоем плане никаких недостатков, кроме того, что на это исследование уйдет полжизни. У меня лишь один вопрос: каков источник твоей внезапной… уверенности? Что заставило тебя выбрать этот путь?

Йуль Ян почувствовал странную дрожь в груди, как будто сквозь его ребра была продета красная нить и сейчас кто-то за нее дернул. На мгновение ему в голову пришла абсурдная идея сказать правду: он намеревается выследить оставленные словами муравьиные тропки, ведущие в иные миры, чтобы найти поле с оранжевой выжженной травой и девушку цвета молока и пшеницы.

Но вместо этого он ответил:

– Истинной науке не нужны ни источник, ни конечная цель, господин главный ученый. Поиск нового знания сам по себе является достаточной причиной.

Именно такие красивые и ни к чему не обязывающие ответы нравятся ученым больше всего. От этих слов все они расцвели и принялись ворковать над Йулем, как довольные голуби, ставя под его планом свои подписи с дополнительными затейливыми росчерками. Один только главный ученый помедлил, прежде чем подписать, взглянув на Йуля с таким выражением, с каким рыбак смотрит на темнеющий горизонт. Но и он в итоге склонился над бумагами.