Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

– И что мы теперь будем делать? – спросил он однажды утром.

Ади лежала в полудреме в розовато-жемчужном свете зари. Услышав тревогу в голосе Йуля, она рассмеялась.

– Все что захотим, Джулиан. Для начала можешь показать мне свой мир.

– Ладно. – Несколько длинных вдохов и выдохов. – Но сперва я хотел бы сделать кое-что еще.

Йуль встал и покопался в столе в поисках пера и флакона густых, похожих на желе чернил. Потом он опустился на корточки возле кровати и вытянул левую руку Ади, укладывая ее поверх простыней.

– Когда случается что-то важное, мы это записываем. А если это что-то, о чем должны знать все, мы делаем запись вот здесь. – Он коснулся нежной кожи ее запястья.

– И что ты хочешь написать?

Когда Йуль встретился с ней взглядом, в его темных, как подземные воды, глазах читалось что-то торжественное. Ади почувствовала, как у нее внутри что-то вздрогнуло.

– Я хотел бы написать: «В этот день летом 6920 года Аделаида Ли Ларсон и Йуль Ян Ученый обрели любовь и поклялись хранить ее вечно». – Он сглотнул. – Разумеется, если ты не против. Написанные этими чернилами слова продержатся несколько недель, но их можно будет смыть. Это своего рода обещание.

Сердце Ади забилось чаще.

– А что, если я не захочу их смывать?

Йуль молча поднял руку. Ее обвивали плотные черные линии татуировок, указывающие на его звание Ученого и перечисляющие его лучшие публикации. Ади какое-то время серьезно разглядывала эти узоры, будто смотрела на собственное будущее, давая себе последний шанс отказаться от него. Потом она встретилась взглядом с Йулем.

– Тогда зачем нам возиться с чернилами? Где можно сделать татуировки?

В груди у Йуля словно разорвался огромный пузырь головокружительного счастья. Он рассмеялся, и Ади поцеловала его, а когда после полудня они вышли из домика прачки, их переплетенные руки украшали свежие чернила, рассказывающие всему миру об их будущем.

Следующие часы они провели среди ярких палаток на рыночной площади Пламма. Йуль торговался короткими, практичными фразами на общем амариканском языке, покупая сушеные овощи и крупы, Ади же тем временем собирала изумленных зевак, тянувшихся за ней шлейфом, напоминавшим разбегающиеся волны за кормой корабля. Повсюду слышались крики и хихиканье детей с тощими ручонками, жалостливое бормотание торговок и рыбаков, которые уже слышали о женщине-призраке.

Йуль взял напрокат разболтанную тележку, чтобы отвезти все эти запасы на восточный пляж, где по-прежнему покачивался на воде толстобокий кораблик Ади. Ночь они провели на дне лодки, укрывшись запасным куском холстины, слушая, как волны плещутся о просмоленный корпус, и любуясь темным небом, проносившимся над ними, словно украшенная звездами юбка танцовщицы. Ади, пристроив голову поверх руки возлюбленного, думала о благополучном окончании сказки, после которого все живут долго и счастливо. Йуль думал о первых смелых словах сказки: жили-были…

На рассвете они пустились в путь. На вопрос о том, что она хочет посмотреть, Ади ответила: «Все», – и Йуль послушно проложил курс. Сперва они зашли в порт Города Сиссли, чтобы полюбоваться розовыми куполами часовен и попробовать гуанну – фрукт с острым перечным вкусом. Потом три ночи провели на заброшенном острове Фо, где высились руины разрушенного Города, похожие на серые зубы. Затем прошли вдоль череды песчаных островков, слишком мелких, чтобы иметь название. Они погуляли по улицам Города Йеф, переночевали в прохладных гротах Города Йунгил и прошлись по знаменитому мосту, соединяющему Города-близнецы Айо и Айво. Далее повернули на северо-запад, следуя за летними течениями, уводящими их подальше от экваториальной жары, и увидели отдаленные Города, чьи названия Йуль видел только на картах.

Жалования Йуля, рассчитанного на питание и аренду маленьких комнаток во время экспедиций, не хватило бы, если бы они продолжили запасаться провизией на городских рынках. Поэтому он вынужден был вспомнить старые отцовские уроки по вязанию узлов и забрасыванию крючка, чтобы поймать что-нибудь на ужин. Ади срубила и согнула несколько тонких веток и построила на корме шалаш с округлой крышей, в котором можно было спрятаться от солнца и дождя. Когда они зашли в многолюдный Город Кайн, Йуль купил катушку вощеной нити и железную иглу длиной с ладонь. Потом они весь день дрейфовали в гавани Кайна, пока Йуль расшивал их скандально белый парус благословениями. Он нанес на холстину все традиционные молитвы о хорошей погоде и счастливом пути, но в том месте, где для каждого корабля добавляли особое пожелание – хорошей рыбалки, прибыльной торговли или приятного путешествия, – он вышил просто: «Во имя любви». Ади увидела на парусе слово, повторяющее одно из тех, что украшали ее запястье, и поцеловала Йуля в щеку, смеясь.

Сложно было представить, что эти золотые месяцы на борту «Ключа» однажды подойдут к концу. Летняя жара растаяла, и ей на смену пришли прохладные, сильные ветра торгового сезона, когда Амариканское море наполнялось кораблями и казалось, что сама вода начинает пахнуть специями, маслами и тонкой льняной бумагой. Опьяненные любовью, Йуль и Ади продолжали кружить вместе с течениями, возвращаясь на юг через пенные волны, не строя планов дальше ближайшего острова или Города и ближайшей ночи, которую они проводили, обнявшись, на каком-нибудь пустом пляже. Йуль думал, что так может продолжаться до бесконечности.

Разумеется, он ошибался. Истинная любовь не знает однообразия. На самом деле любовь – это дверь, через которую в мир проникает чудесное и опасное.

– Джулиан, милый, проснись.

Они провели ночь на маленьком, заросшем соснами острове, где жили одни лесорубы да пастухи. Йуль спал, зарывшись в постель из холстины и льна, убаюканный выпитым вчера вином из можжевеловых ягод. Но, услышав зов Ади, все же открыл глаза.

– М-м? – красноречивым тоном протянул он.

Она сидела спиной к морю, заштрихованная тенями, которые отбрасывали ветви сосен в лучах рассветного солнца. Ее соломенные волосы едва касались плеч, криво обрезанные рыбацким ножом (это проделал Йуль по ее просьбе). Кожа успела приобрести коричневато-красный загорелый оттенок. Ади надела традиционную одежду морячки, но она еще не научилась правильно в нее заворачиваться, поэтому ткань висела на ней, напоминая ослабевшие сети. Йуль был уверен: нет никого прекраснее ни в этом мире, ни в любом другом.

– Мне нужно кое-что тебе сказать. – Ади потерла пальцем слова, все еще чернеющие у нее на запястье. – Кажется, это очень важно.

Йуль присмотрелся, но выражение на ее лице было ему незнакомо. За месяцы, проведенные вместе, он успел увидеть на этом лице усталость и восторг, гнев и недовольство, скуку и смелость, но еще ни разу не видел на нем страха. Это выражение было совершенно чуждо ее чертам.