Аликс Хэрроу - Десять тысяч дверей [litres]

Я уже не слушала. Что-то в ее рассказе встревожило меня, кольнуло, будто репейник, застрявший в вате. Вопрос уже начал складываться у меня в голове, поднимаясь на поверхность…

– Да и к черту их всех, вот что я скажу, – подвела итог Лиззи. Она закрыла крышечкой свое пойло. – Пора спать, дитя мое. Ты можешь лечь наверху, а я нынче прямо здесь и сплю. – Она помолчала, жесткая линия ее рта смягчилась. – Ложись-ка ты на кровать у окна, с северной стороны. Мы все думали ее выкинуть, как поняли, что она не вернется, но как-то руки не дошли.

– Спасибо, бабушка Лиззи.

Я была уже на второй ступеньке, когда она добавила:

– Завтра, может, расскажешь мне, как цветная девочка со шрамами и злой собакой оказалась у меня на пороге. И почему ты так долго не приходила, черт возьми.

– Да, мэм.

Я заснула на маминой кровати. Под боком сопел Бад, пахло пылью, а в голове у меня все маячил незаданный вопрос.

Мне приснился кошмар про синюю Дверь. Ко мне опять кто-то тянулся, но теперь это были не белые паучьи лапы, а знакомые руки с толстыми пальцами – руки мистера Локка, которые хватали меня за горло.

Я проснулась от того, что Бад ткнулся носом мне под подбородок. Зеленоватый солнечный свет проникал сквозь заросшее плющом окно. Какое-то время я просто лежала, гладя собачьи уши и дожидаясь, пока сердце перестанет так бешено колотиться.

Комната напоминала выставку в каком-нибудь убогом провинциальном музее. На комоде лежала расческа с жесткой щетиной, в которой застряли несколько белых волосков. Там же стоял дагеротип в рамке, изображающий солдата-повстанца с маленьким подбородком; несколько детских сокровищ (кусочек пирита, сломанный компас, камешек с торчащими из него желтовато-белыми окаменелостями, заплесневевшая шелковая лента) лежали в ряд на подоконнике.

Таков был весь мир моей мамы, пока она не убежала из дома в поисках других. Сюда она направлялась, когда погибла, в этот жалкий домишко, пропитанный запахом старухи и жареного бекона. Ее дом.

Был ли у меня дом, куда я могла бы вернуться? Я подумала об особняке Локка – не о дурацких пышных гостиных и краденых сокровищах, а о своем любимом бугристом кресле. О маленьком круглом окне, из которого я могла наблюдать за грозами над озером. О том, как лестничные пролеты все время пахли пчелиным воском и апельсиновым маслом.

У меня был дом. Просто я не могла туда вернуться. Яблочко от яблоньки…

Судя по всему, Лиззи завтракала только ужасно горьким кофе, сваренным и процеженным через почерневшую тряпочку. Я никогда не пыталась выпить цианистый калий, но в тот момент мне показалось, что ощущение было бы примерно такое же: горячая жидкость, обжигающая твои внутренности.

– Ну что ж, послушаем, – сказала Лиззи и устало махнула мне рукой, мол, валяй.

И я рассказала ей, как непонятного цвета девочка оказалась на ее пороге через двадцать с лишним лет после того, как ее племянница исчезла.

Я не стала говорить ей всю правду, ведь в таком случае моя единственная живая родственница сочла бы меня сумасшедшей, но постаралась не исказить наиболее важные моменты. Мой отец был иностранцем («Ба-а», – протянула Лиззи), который чисто случайно встретился с моей матерью, проезжая через Нинли. Спустя многие годы поисков они снова отыскали друг друга, заключили брак («Ну, слава богу») и жили на жалованье отца, которое он получал в должности преподавателя истории (скептическое молчание). Они направлялись в Кентукки, когда произошел несчастный случай и моя мать погибла (снова этот выдох, как от удара в грудь), а нас с отцом взял к себе богатый покровитель (снова скептическое молчание). Последние полтора десятилетия мой отец провел, занимаясь исследованиями по всему миру; новую жену он не нашел (звук, выражающий некоторую степень одобрения).

– А я выросла в богатом особняке в Вермонте. У меня было все, о чем только может мечтать маленькая девочка. – Кроме семьи и свободы, но кому какое дело? – Я путешествовала со своим, э-э, приемным отцом. Я даже приезжала сюда как-то раз, не знаю, помните ли вы.

Лиззи прищурилась, а потом, кажется, наконец узнала меня.

– Ага! А я думала, мне тогда привиделось. Я постоянно повсюду видела Аделаиду, но всякий раз оказывалось, что это какая-нибудь девчонка с желтой косичкой или человек в старом пальто. Она всегда ходила в моем пальто, такое уродство… Да. Когда это было? И как ты сюда попала?

– В девятьсот первом. Я приехала сюда с приемным отцом, чтобы…

Эта цифра странно отозвалась у меня в памяти.

Лиззи сказала, в последний раз ее загадочный покупатель появлялся здесь в тысяча девятьсот первом году. Разве не странно, что мы с ним побывали в Нинли в одном и том же году? Может, мы даже были здесь одновременно. Может, пересекались в коридорах гранд-отеля. Не мог ли это быть тот губернатор с коллекцией черепов? Я попыталась вспомнить описание в книге отца: ровно подстриженные усы, дорогой костюм, холодные глаза, бледные, похожие на две луны или монетки…

Мои мысли замедлились, будто увязая в густом сиропе.

Вопрос – этот бесформенный черный призрак, – преследовавший меня всю ночь, внезапно всплыл на поверхность, и я тут же поняла, что мне отчаянно не хочется его задавать.

– Извините, но… Тот человек, который купил у вас землю. Как, говорите, его звали?

Лиззи поморгала.

– Что? А, по имени он нам не представился. Странно, не правда ли, продавать землю человеку, не зная, как его зовут. Но он был такой странный, и еще эти глаза… – Она слегка поежилась, и я представила, как взгляд ледяных глаз холодит ей кожу.

– Но в договоре написано название его фирмы: «У. К. Локк и Ко».

Не помню точно, что именно я сделала.

Может, закричала. Может, ахнула и зажала себе рот руками. Может, я опрокинулась вместе со стулом, и упала в глубокую холодную воду, и продолжала тонуть, пока воздух пузырьками вырывался из моих легких, поднимаясь на поверхность…

Может, я прокашлялась и попросила бабушку Лиззи повторить то, что она сказала.

Мистер Локк. Это он встретил мою пятнадцатилетнюю маму после воскресной мессы, расспросил ее о мальчике-призраке и старом доме, а потом купил участок в дальнем конце фермы Ларсонов и закрыл их Дверь.

«Неужели ты удивлена?» Голос у меня в голове звучал по-взрослому насмешливо. Наверное, он был прав: я и так уже знала, что мистер Локк – обманщик и мерзавец. Я знала, что он состоит в Обществе и, следовательно, посвятил свою жизнь уничтожению Дверей; знала, что он дал моему отцу работу из корыстных побуждений, словно богач, купивший лошадь для скачек, и семнадцать лет извлекал прибыль из его страданий; я знала, что его любовь ко мне всегда была хрупкой и зависела от множества условий, а отбросить ее для него было не труднее, чем продать артефакт на аукционе.