Дарина Стрельченко - Лавочка мадам Фуфур [litres]

Это было чем-то новым. Фуфур заботится?

Я попытался считать её мысли, но вокруг головы мадам было кристально-чисто. Заблокировалась, зараза… Спохватившись, я тут же выкинул эту мысль. Опять скажет: не смейте дерзить… Я больше в вакуум не хочу.

Она то ли проглотила, то ли и вправду не заметила.

– И ещё – заведите-ка дневник. С вашего чипа я буду списывать информацию и так. Но на бумаге человек бывает более последователен, чем в мыслях.

Я кивнул. Взглянул на мадам.

– Вы разрешите мне видеться с Катариной?

Фуфур хмыкнула:

– Да кто вам мешает? Видьтесь сколько душе угодно. Антон… Вы не заложник, не раб. Вы… сотрудник, если можно так выразиться. И если вы будете делать то, чего я от вас хочу, это может стать выгодным для нас обоих. Не как для врагов. Даже не как для людей, заключивших временное перемирие. А как для союзников, Антон.

– Давайте закончим на сегодня, – болезненно улыбаясь, попросил я. – Я устал, мадам Фуфур. Вы просили говорить, если что-то не так. Сейчас я действительно чувствую себя не очень.

– Как скажете. Я доверяю вам – здесь, в пределах нашего временного союза. Идите. Свободны на сегодня.

– Всего доброго.

– Комнату свою отыщете, надеюсь? В книжном шкафу найдёте тетрадь. Там мои записи. Размышления о природе времени, так сказать. Изучайте.

– Доброй ночи.

– И не забудьте про дневник.

– До свидания, мадам Фуфур.

Я был у самых дверей, когда она окликнула:

– Антон!

Я обернулся. Мадам улыбалась.

– Вы нравитесь мне, Антон.

– А вы мне нет, – бросил я и вышел вон.

– Слушайте, вы, в конце концов, сами сюда пришли, так что будьте любезны, делайте, что я вам гово…

– Сам?! Это вы меня вынудили. То, что вы сделали, называется простым словом! Ну, прочитаете мысль?

– Вы издеваетесь надо мной! – крикнула Фуфур. – Сколько раз вам повторяла! Антон! Как ребёнок, честное слово!

– Что Антон? – вскакивая и делая шаг к доске, запальчиво бросил я. – Что Антон?

Мадам предупреждающе выставила вперёд руку, но я не обратил на это внимания. Очередной урок разозлил меня так, что страх отступил. Глядя на перекошенное лицо Фуфур, я подумал: что, если воспользоваться тем оружием, которое она сама дала ей в руки? Да, я пробовал это всего единожды, и в тот раз я застал её врасплох, но вдруг получится снова?

Прошло… я не знаю, сколько прошло времени, тут невозможно уследить за этим! Но сколько бы ни прошло, я уже слишком устал от роли ученичка чародейки, глупца на крючке! Уже несколько раз бывали минуты, когда я забывал про Ракушку, забывал про Антона и маму, про всех, ради кого здесь находился… Злость застлала глаза и сейчас. И я попытался вломиться в мысли мадам, движимый одним желанием: хотел досадить ей, хотел причинить боль, хотел отплатить хоть толикой за всю свою тревогу, отчаяние и страх…

– Ну! – рявкнула она, поднимаясь с места. – Ну!

Фуфур словно выросла, увеличилась в размерах. Потемнела, набухла, как облако перед грозой… В третий раз крикнув: «Ну!», мадам сделала шаг ко мне и оказалась так близко, что я различил катышки пудры у неё на носу и почувствовал слабый, сладкий и сухой аромат туалетной воды.

На виске у неё налилась синим и запульсировала рельефная жилка, а по радужке разлился багрянец. Пальцы, которыми мадам потянулась к моему лицу, скрючились, как у ведьмы. Ногти у неё, оказывается, слоились; никогда не замечал этого издалека. А парфюм пах не сладко, а гнилостно: болотом и слежавшейся старой бумагой, как в архиве, в который не заходит никто и никогда.

Страх налип на меня, как паутина, но я представил себя хоббитом с острым светящимся кинжалом, разрезал страх и шагнул вперёд – не знаю, мысленно или на самом деле.

…В её голове была такая тьма. Такая мгла, какой не бывает суровой северной ночью на краю земли. Ненависть и жадность; страх и мрак; блеск и плеск. Я словно мчал по чёрной реке в быстрой лодке, без руля и без вёсел. Я выхватывал отрывистые видения – из знакомого увидел только Кушку, а потом река вынесла меня к подножию громадного города, пестрящего ледяными огнями. Небоскрёбы тянулись до самого неба, закрывая облака и звёзды… О бетонные плиты плескалась густая, чёрная, как смола, вода. Волны накатывали, становились всё крупнее, мою лодку несло на этот безжалостный гигантский берег.

…Я хотел сделать Фуфур больно. Я хотел швырнуть ей хоть частичку того, что чувствовал сам. Но я не справлялся с потоком её сознания.

Густая смола затаскивала внутрь. Мои мысли разрывало; в голове шумело, шумело, шумело, я слышал, как грохочет сердце, а в ушах гремит, пульсируя в капиллярах, кровь.

В небоскрёбах зажигались огни. Башни росли, снижались, падали, рассыпались. На моих глазах один небоскрёб свернуло в кольцо – в неправильное кольцо, в ленту Мёбиуса, его словно вывернуло наизнанку. Я видел в провалах стен внутренности дома: рояль, повисший на балке, незаправленные постели, провода и трубы, провисшие, словно выпущенные у дома кишки… Я с ужасом, но совершенно точно различил знакомый диван и книжный шкаф рядом. Посыпались стёкла; меня уволакивало во тьму, но я видел эту космическую обшивку шкафа, такую знакомую, исцарапанную Тошей… В том доме была и наша комната.

Под свист и вой выворачивать начало все дома – сначала по очереди, потом вповалку, все вместе. Их скручивало и вертело, переплетало, смешивало, гудело, катало… Сжавшись в своей лодке, я наблюдал, как этот гигантский город сплавляет в единый шар – светящийся, блестящий, грохочущий, разбрасывающий блики, как стробоскоп под потолком какого-то великаньего танцпола…

Шар, оформившись, покатился на меня. От него полыхало жаром. Он набирал силу и скорость, секунду спустя его нижняя точка коснулась чёрной воды. Я зажал уши в ожидании оглушающего всплеска, волны и удара…

…Я хотел сделать ей больно, да, да… Я хотел швырнуть ей хоть частичку того, что чувствовал сам…

Я вздрогнул и усилием воли вырвался наружу.

Вокруг белели круглые плоские лампы кабинета. Позади стояла доска. Цвела герань. На полу у парты без чувств лежала мадам Фуфур.

– Ну и что ты наделал? – тщетно маскируя тревогу, звенящим голосом спросила Катя-Женя. Я резко обернулся, но комната пустовала. – Придурок!

Я бросился к дверям – в коридоре тоже никого не было.

– Идиот! Неуч! – крикнула Катарина с нотками истерики. – Помоги ей!

– Что я должен сделать? – растерянно, испуганно спросил я. Вид бездыханной злодейки на полу приводил в оцепенение. Я убил её? Я убил её?!

– Да нет же, идиот! – со слезами закричала Катя. – Ты должен вернуться и вытащить её оттуда!

– Откуда?

– Откуда я знаю! Где вы были в её мыслях?

– Какой-то огромный город… Пылающий шар… Катя, я не хочу! Я боюсь возвращаться!