Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

Резчик уставился на свои руки, на свободные поводья. И заплакал. О Мурильо, о мальчике, которого никогда не видел. А прежде всего – о себе.

Приди ко мне, любовь моя. Приди ко мне скорей.

Немного погодя мимо проскакали трое посыльных, не обратив на него никакого внимания. Топот лошадиных копыт постепенно затихал, только висело облако пыли, освещенное светом звезд.

Герой Веназ, исполняющий приказы Веназ – а если приказы подразумевают жестокость, даже убийство, значит, так тому и быть. Ни вопросов, ни сомнений. Он вернулся со зверским триумфом. Предотвращен очередной побег, доклад принят благосклонно. И тем не менее дело надо доводить до конца. Необходимо проверить все.

И когда он, главный среди кротов, взял веревку с узлами и пошел по туннелям, никто ни о чем его не спрашивал. Он же теперь может делать что захочет, ведь так? А когда он вернется, найдя доказательства смерти Бэйниска и Драсти, то Горлас Видикас поймет, как полезен Веназ, и начнется у Веназа новая жизнь.

Хорошая работа приносит хорошую награду. Простая истина.

Вода, заливавшая часть тоннеля в глубине Отвала, почти вся ушла, освободив проход к расселине. Добравшись до обрыва, Веназ присел на корточки у края, прислушиваясь – а вдруг кто-то остался жив и шуршит внизу, в темноте. Ничего не услышав, он снял с уступа обрывок веревки Бэйниска и повесил свою, размотав остаток за край расселины.

Веназ прикрутил огонек лампы до минимума и привязал к ручке конец бечевки в половину человеческого роста; второй конец он привязал к лодыжке. Опустил за край лампу, а потом и ноги. Зажав веревку ступнями, он двинулся дальше, пока не нащупал узел. Теперь все нормально, только бы бечевка не переплелась с веревкой.

Очень осторожно Веназ начал спускаться.

Внизу лежат окровавленные тела убитых камнями мальчишек – убитых не Веназом, ведь это даже не он перерезал веревку. Это сделал сам идиот Бэйниск. Впрочем, Веназ готов принять славу на себя, это нормально.

Даже с узлами на веревке от долгого спуска заболели руки и плечи. Он вообще не обязан этим заниматься. Однако, возможно, этот поступок возвысит его в глазах Горласа Видикаса. Благородные хотят разного странного. Они сами родились с умениями и талантами. И важно показать Горласу Видикасу собственные таланты во всей красе.

Лампа внизу стукнулась обо что-то, и Веназ, посмотрев, увидел отблески света на сухих неровных каменных осколках. Вскоре он уже стоял на покачивающихся камнях. Отвязав лампу, убрал бечевку и удлинил фитиль на пару щелчков. Круг света расширился.

Он увидел ноги Бэйниска, оторванные подметки мокасинов, окровавленные голени – обе были сломаны и из них торчали острые концы костей. Кровь уже не текла. Бэйниск был мертв.

Веназ подошел ближе и уставился на разбитое лицо, на котором почему-то застыла улыбка.

Веназ присел на корточки. Нужно забрать поясную сумку, в которой Бэйниск хранил все свои ценности: ножик с ручкой из слоновой кости, который давно приглянулся Веназу; полдюжины медяков – награда за особые поручения; серебряную монету, которую Бэйниск особенно ценил: на ней были очертания города то ли под радугой, то ли под громадной луной, заполнившей небеса, – кто-то говорил, что эта монета из Даруджистана, но из старого, времен Тиранов. Теперь сокровища достанутся Веназу.

Вот только он не мог найти кошель; перевернул тело, осмотрел забрызганные кровью камни вокруг. Нет кошелька. Не осталось даже ниточки.

Должно быть, он отдал его Драсти. Или потерял в туннеле – раз Веназ не нашел его внизу, придется внимательно высматривать по дороге обратно.

А теперь нужно найти тело второго мальчишки, которого он возненавидел почти с самого начала. Тот все время вел себя, как будто умнее всех. И этот взгляд – словно он знает, что лучше других, настолько лучше, что ему легко быть терпимым ко всем тупицам вокруг. Легко улыбаться и говорить приятные вещи. Легко быть полезным и великодушным.

Веназ отошел от тела Бэйниска. Чего-то не хватает – и не только трупа Драсти. И через мгновение Веназ понял, чего именно. Остатка проклятой веревки, которая должна была упасть под самый край обрыва, рядом с Бэйниском. Проклятая веревка пропала – и Драсти вместе с ней .

Веназ пошел вдоль стены, и шагов через двадцать оказался на краю провала; он понял, что шел не по дну расселины, а по насыпи из обрушившихся камней. Расселина была неизвестной глубины, и снизу дул сухой теплый воздух. Испугавшись того, что стоит на пробке, которая может провалиться в любой миг, Веназ поспешил обратно.

Драсти наверняка сильно пострадал. Наверняка. Если только… если не стоял уже внизу, держа проклятую веревку, ожидая, пока спустится Бэйниск. Веназ почувствовал, как пересохло во рту. Он проявил беспечность. Этого не простят. Остается одно: найти малявку и прикончить его. От этой мысли Веназ похолодел и задрожал – он ведь прежде никого не убивал. Сможет ли он? Должен – чтобы все было правильно.

По ту сторону от тела Бэйниска насыпь шла с небольшим подъемом, камни здесь были крупнее, и ветер снизу свистел между ними. Жуткий скрип сопровождал осторожные шаги Веназа.

Через пятнадцать шагов – снова провал. Озадаченный Веназ двинулся вдоль края. Он достиг стены – противоположной стороны расселины – и поднял лампу повыше. При ее свете он разглядел угловатую трещину – две каменные полки разошлись, одна зашла глубже, и даже было видно, где с двух сторон продолжались трещины. Дыра была на высоте человеческого роста, и трещина – шириной в руку – продолжалась в своего рода желоб.

Бэйниск ни за что не пролез бы в эту трещину. А вот Драсти мог бы – и пролез, больше ему деваться было некуда.

Веназ снова привязал лампу к ноге и заставил себя втиснуться в щель. Очень узко. Он еле мог дышать – грудная клетка упиралась в камень. Всхлипывая, он протолкнулся глубже, но не настолько, чтобы застрять – нет, чтобы лезть вверх, ему нужна хотя бы одна свободная рука. Отталкиваясь ногой и извиваясь всем телом, он нашел положение, в котором мог по чуть-чуть продвигаться вперед. Хорошо, что камень сухой. С мокрого он то и дело соскальзывал бы назад. Однако он едва продвинулся на два человеческих роста, как уже вспотел насквозь и заметил влажные полосы на потолке – следы, оставшиеся от Драсти. А еще оказалось, что удерживаться на месте между толчками можно, только набирая полную грудь воздуха – превращая ее в клин. Грубая ткань рубахи жестоко скребла по коже.

Сколько времени прошло? Сколько еще ползти по этой почти вертикальной трубе? Веназ понятия не имел. Он был в темноте, зажатый каменными стенами, сухой ветер обдувал его с одного боку, правая рука ныла от напряжения. Текла кровь. Он обильно потел. Он весь покрылся порезами и ссадинами. Но тут трещина расширилась, появились благословенные выступы, на которых можно было успокоить дрожащие мышцы. Узкий лаз превратился в просторный желоб. Веназ задышал полной грудью, и пронзительная боль в ребрах начала утихать. Веназ лез дальше и вскоре достиг нового желоба, уходящего под прямым углом.