Николай Грошев - Король вампиров. Часть 1 [СИ]

Соседний куб, выглядел поприветливее. Черноволосый парень шёл по заснеженным руинам, держа в руках автомат Калашникова и зорко всматривался в окружавший его постапокалипсис. В небе светило солнышко, дул сильный ветер, но парень не обращал внимания ни на ветер, ни на солнце — он что-то искал и кого-то опасался. Вот из-за груды хлама выскочил большой облезлый пёс, поросший неровными клочками шерсти и ринулся в атаку. Парень поднял автомат, короткая очередь срезала собаку, та кувыркнулась, дёрнула лапами и затихла в снегу. Стрелок победно отсалютовал небу своим автоматом и с улыбкой двинулся дальше.

— Странно как-то, этот хмырь, кажись, ему по кайфу. — Пробормотал Штык.

— Да, он наслаждается своим наказанием. — Согласился Влад.

— А та ёбнутая сука? У неё что, сразу с башкой не всё в порядке было?

— Когда-то она так же наслаждалась. — Ответил Влад, глядя на фантазию узника, с головой погрузившегося в мир постапокалипсиса. — Дело во времени. Это место сводит с ума. Сначала, первые годы, всё в порядке, вампир удивляется, почему этого места так боятся все без исключения. Он живёт так, как никогда не жил, воплощает самые заветные свои мечты. И всё что отравляет его существование — лишь редкие воспоминания о том, что это просто иллюзия, да необходимость привыкнуть к местной крови, необходимость регулярно находиться на грани смерти, умирать от голода. Большую часть времени, узник полон сил, ничто не беспокоит его. Но проходит год, другой, проходят десятилетия и уже ни одна фантазия не может порадовать, тюрьма всё чаще напоминает, что всё вокруг, иллюзия, муки голода узник начинает ожидать с ужасом, а получив кровь, не испытывает радости — он знает, всё повторится снова. Не условия делают это место воплощённым кошмаром, а срок пребывания здесь. Чем дольше, тем труднее потом прийти в себя, тем труднее сохранить рассудок, иногда, узники этого места, уже не могут вернуться. Их разум становится настолько безумен, что даже величайшие Колдуны, ничем не могут им помочь.

Штык тихо молчал — проникался моментом. Он вдруг подумал, что кого-то из них, в процессе войны, могли вот сюда определить. А с другой стороны, подумаешь! Они-то особенные, что им там, пять лет или даже десять в таком месте? Ха! Сущий пустяк, на стене вдруг появились цифры. Одна замерла, вторая явно таймер, идущий в обратную сторону. Он смотрел на цифры и ощущал, как волосы встают дыбом. Повернулся к сумасшедшей женщине и что-то невнятное захрипел.

Женщина находилась в своей камере, уже пятьсот лет. И вдвое больше ей ещё предстояло пробыть в этом месте. Парню повезло больше, его срок начался десять лет назад и продлится ещё пятьдесят.

— Да, — тихо говорит прежний Король вампиров, — эта девушка уже очень давно здесь. Ты видишь, что с ней стало. Я не думаю, что когда её срок выйдет, она сможет вернуться. Её разум будет разрушен до основания, её придётся убить.

Штык вздрогнул, отвернулся. Спустя минуту повернул голову обратно и глянул на Влада.

— Ты верно понял мой Король — её нужно освободить. Ты можешь помиловать её и спасти. Когда-то она была очень важна для всех нас. Она была Героем для нас. Её клан влиятелен, их поддержка, понадобится тебе. — Штык скептически хмыкнул. — Как минимум, лишней не станет.

— Ну, слушай, а я много типков могу, ну, того, миловать?

— Трое, ты можешь освободить троих, — Влад нахмурился, отвёл взгляд и добавил. — На самом деле, трое, ограничение, придуманное в далёком прошлом. В действительности, Король может освободить хоть всех узников и в любой момент. Но подобные действия опасны, нарушение этого древнего правила, может заставить кланы усомниться в, эээ…

— Понял, понял. Решат что ебанутый в хлам. — Штык шагнул к стеклу. — Ну и чё делать-то?

— Прислони ладони к стеклу и скажи, что отныне, она свободна.

— А, понял. — Штык сделал что велели, потом сказал. — Ты это, слышь, овца пизданутая, всё, откинулась. Собирай манатки и пиздуй отсюда на хуй или куда тебе там надо.

Влад позеленел, толи от обиды, толи от ярости, не совсем ясно. Однако ничего не произошло.

— Чё за хрень? Я ж сказал.

— Это место, несколько, эээ, архаично, оно не совсем понимает, вашей выспренной и исключительно почтительной речи.

Штык помолчал, потоптался на месте. Обернулся.

— Это ты типа меня щас подъебнул? — Влад скромно потупил взор, Штык рукой махнул и снова повернулся к стеклу. — Хер с ним, проехали. Так, эта сука, отмотала срок, повелеваю, типа, идёт она в пизду отсюда и что б блять в хате дезинфекция, все дела, а то хуй знает, пятьсот лет, вши клопы, мандавошки всякие, в общем, почисти тут, ты, место, которое вокруг меня…

Ничего не произошло. Штык румянцем покрылся и тихо сказал.

— Вован, я себя ёбнутым чувствовать начинаю. Пиздец — со стенами разговаривать начал.

— Мой король, у вас получится. Нужно лишь подобрать верные слова.

— Ну ладно, чё, она помилована! Отвечаю, блять буду, помилована! — Выкрикнул Штык и стекло пошло трещинами, а затем обрушилось миллионами осколков. Иллюзия в кубе исчезла, а женщина резко выпрямилась и замерла на месте, округлив глаза. Её губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать, а потом исчезла. На месте колдовской темницы осталась лишь тьма.

— А куда она делась? — Удивлённо молвил Король вампиров.

— Она отправилась в наш слой реальности. Она свободна и вернётся туда, где одновременно будет больше всего членов её клана.

— Понятно, слушай, чёт меня на добрые дела потянуло. Пошли ещё кого-нибудь освободим.

— Но…

— Да я понял, всех нельзя, типа зашквар конкретный. Да мы не всех, пару ушлёпков с кичи дёрнем, а потом по домам. Давай, подсказывай, какой из этих гондонов на свободе полезен будет.

Король и его спутник двинулись дальше по тёмной дороге между двух рядов колдовских темниц.

Где-то в Европе есть один маленький, уютный ресторанчик. На самом деле, конечно же, таких заведений там довольно много, на любой вкус и цвет, как говорится, но ему нравился именно этот. Всего месяц назад он и не знал о его существовании, а теперь знает — случайно наткнулся. Просто прогуливался по тихим старым улочкам, пытался привыкнуть к тому, что давно позабыто. Весь этот месяц, после всех унижений, что пришлось стерпеть, он ощущал себя крайне странно. Казалось, что у него не хватает какой-то части тела. Словно от него отделили важную и нужную часть, но никак не получается понять, где же она росла, как выглядела и что конкретно делала. Впервые за всю свою жизнь, он ощущал себя инвалидом. Причём потерянным, никому не нужным, всеми забытым.

Больше всего угнетало свободное время. Теперь его стало слишком много. Приходилось привыкать к тому, что давно забыто, порой ему казалось, что он сойдёт с ума. Вот именно сегодня, не выдержит и свихнётся. Но время шло, он начинал привыкать и даже нашёл некое удовольствие в своём новом, хорошо забытом, статусе. Самое странное, что ему ни разу не захотелось послушать истинную музыку. Ту бесподобную музыку, что способны издавать все люди, абсолютно все, но лишь при выполнении определённых условий, для коих необходимы три самые важные вещи. Бревно с тупым, хорошо обтёсанным концом и прибитым в пятнадцати сантиметрах от конца, деревянным ложем. Очень важно так же масло, нужно такое, что не раздражает слизистых оболочек, не причиняет боли — если масло будет привносить свою толику страданий в процесс, то музыка будет безвозвратно испорчена, в ней возникнут фальшивые тона, которые уже не устранишь, не заменив музыканта. И самое главное в истинной музыке — крепкая верёвка. Она необходима, чтобы музыкант не соскочил с бревна. Если плохо привязать, он может вырваться и испортить всё впечатление от музыки, не хотелось. Весь месяц, ему не хотелось слышать этой музыки. Да и сейчас желания нет. На душе тоскливо и грустно. Он даже начал жалеть о том, что затеял. А уж это было совсем неожиданно. Почему он жалел теперь? Неужели, на самом деле, ему нравится жить вот так, сняв с плеч груз ответственности, довольствоваться малой толикой власти? Власти над маленьким кланом, который месяц назад, стал ещё меньше. Неужели ему всегда было достаточно власти Носферуса и всё затеянное, затеяно зря? Победа, если таковая случится, радости ему не принесёт? Странно это всё, он перестал смотреть в окно, на мирный, уютный пейзаж европейской улицы. Там, за стеклом, почти ничто не обезображено современным миром. Улицы, конечно, не такие, какими он их помнил. Они не сохранили своего первозданного вида, как пытаются внушить многочисленным туристам — эти улицы сильно изменились. Какой-нибудь иноземец, приезжает сюда с фотоаппаратом и жадно вглядывается в местные красоты. Он восхищается чистотой улиц, удивительно точно подогнанными камнями брусчатки и нарядными домиками, что стоят по обе стороны от дороги. Восхищается старинной кладкой, древними фасадами, искренне поражается очарованию средневековой архитектуры.