Марина Козинаки - Пустые Холмы [litres]

– Что-что ты видела? – вскрикнула Маргарита.

Анисья отложила в сторону книгу. Она пыталась разобраться с потусторонней философией пары последних веков, но новость о Севе победила интеллектуальные изыскания. Василиса поперхнулась калиновым чаем и покраснела.

– Только не смейтесь… – робко добавила Полина.

– Ты уверена, что тебе это не… померещилось? – спросила Маргарита.

– Померещилось?! Марго, ты думаешь, я сижу часами с этими зеркалами и представляю в них Заиграй-Овражкина? – возмутилась Полина, хотя в первые секунды и сама подумала о том же.

– А что такого? Анисья разделила бы твою маленькую слабость!

Анисья швырнула в Маргариту книгой, но улыбаться не перестала.

– Это было реальное отражение! Но почему сцена ничем не закончилась? Сева вскочил с таким лицом, как будто в комнату влетел монстр.

– О чем они говорили? – спросила Василиса. – Наверняка он объяснил Кате…

– Зеркала не передают звуков.

– Они просто побоялись, что их застукают, – пожала плечами Маргарита.

Что-то в выражении Севиного лица подсказывало Полине, что все не так просто. Или ее бедное истерзанное сердце все еще желало искать тайные смыслы в каждом его движении?

Тем же вечером Митя с Арсением Птицыным и Сева с Марьяной и Катей подсели к подругам за стол. Василиса быстро собралась и ушла, только и успев улыбнуться ничего не подозревавшему Арсению, который наигранно-плаксивым голосом крикнул ей вслед: «Ну куда же ты, красавица?»

– Как день? – буркнул Митя, пытаясь сгладить неловкую паузу. – Уже придумали, кем будете на Анисьином маскараде?

– Времени не было, – призналась Полина. – Потратила полдня на магию отражений.

Маргарита прыснула, но сделала вид, что просто закашлялась. Анисья растянулась в хитрой улыбке.

– Не страшно изучать эту магию? – спросил Арсений.

– Страшно прикасаться к зеркалам. Когда кажется, что я могу проникнуть в отражение, я пробую это на воде. – Она взглянула на пупырчатый хвост мерека, торчавший из-под стула. Левиафан всегда приносил ей воду в миске, и та вовремя оказывалась под рукой. – Но пока никакого эффекта. Поэтому остается работать с прошлым.

Она очень хотела сдержаться, но не смогла и подняла глаза на Севу. Он впервые на ее памяти вдруг смутился, непроизвольно дернул бровью и приоткрыл рот.

– Ты… видишь в них прошлое? – Голос его зазвучал глухо.

– Да. То, что происходило перед ними недавно.

Она слышала, как за спиной давятся Анисья с Маргаритой, и у нее в животе все прыгало от беззвучного хохота. Боль куда-то уходила, когда рядом были подруги и поддерживали ее.

Сева с Катей переглянулись. У обоих на лицах проступило недоумение. Пошушукавшись, они встали, попрощались со всеми и ушли. В тот же миг Маргарита с Анисьей расхохотались в полный голос.

Пришел март, и вдруг разом потеплело. Трепетное предвесеннее дребезжание, что обычно стояло в воздухе на исходе зимы, продержалось лишь три дня, и повсюду разлился пряный аромат земли, открывшейся на проталинах. Солнце заблестело ярко, оно совсем не походило на своего прошлогоднего мартовского двойника. Маргарита помнила прошлую Масленицу в Заречье еще со снегом и сосульками, но теперь совершенно точно можно было к равноденствию ждать зеленой травы.

Одним таким утром Митя вывел Гречку на улицу, чтобы вернуться к прерванному эксперименту. Сегодня ведари собирались каждый по отдельности, но Вера Николаевна заверила, что будет на подхвате, стоит только позвать. Он присмотрел небольшую опушку, на которой снег почти сошел, и привел туда корову. Гречка наклонялась, чтобы обнюхать или ухватить мягкими губами клок прошлогодней травы. Митя оставил ее за этим занятием, а сам побродил вокруг, настраиваясь на лес, на тепло, которое поднималось из-под влажного ковра листьев. Ноги быстро промокли, но это не мешало. Он вынул из кармана мамину книжку и понадеялся, что в ходе эксперимента она не пострадает. Иначе придется думать над тем, как все объяснять дома.

Он подошел к корове и нарисовал руну на ее жесткой шерсти. Гречка ласково моргнула, зашевелила ушами. Он уже давно знал, что коровы этой породы – совсем не то, чем кажутся. Поэтому, когда он вытащил книгу из-за пазухи, она то ли уменьшилась до размера ушной раковины, то ли сам проход расширился, чтобы поглотить потрепанную обложку и ворох страниц. Пришлось подождать несколько минут, прежде чем Гречка недовольно зафыркала и завертела головой. Книга выскочила из другого ее уха, и Митя схватил ее прежде, чем она шлепнулась в лужу.

На вид это был все тот же томик рассказов. Потребовалось пролистать его два раза, чтобы заметить кое-что новое: форзац, до этого пустой, лишь с небольшим розоватым пятнышком в углу, вдруг покрылся буквами, нацарапанными от руки.

«Милая Ева!» – писал кто-то, и от одних этих слов по спине побежали мурашки. Это послание, пусть и из далекого прошлого, не предназначалось для его глаз. Тем не менее речь тут шла о его матери, и он не в силах был оторваться.

«Милая Ева! Какое счастье знать, что ты существуешь, и видеть тебя, пусть и нечасто. Дарю тебе эту книгу, пусть она напоминает о том, как я к тебе отношусь! Надеюсь, ты будешь раскрывать ее и вспоминать о том, кто на самом деле любит тебя – искренне и всем сердцем. Ничто не сможет нас разлучить!»

Митя ни разу не вздохнул, пока читал. Слова эти были написаны не его отцом. Возможно, конечно, таинственный поклонник существовал еще до их свадьбы, однако это рождало море вопросов. Митя попытался разобрать подпись, она сливалась в одну закорючку с отчетливой буквой «Ф» в начале, что позволяло угадать имя «Федор». Он снова перекатил в руках книгу и заглянул на последнюю страницу. На ней было четко выведено «Спасибо за подарок. Я навсегда запомню, кто на самом деле любит меня – искренне и всем сердцем». Подписи не оказалось, но было ясно, что писала мама и писала холодно, даже зло, словно по одному нажиму пера угадывалось ее настроение.

Он снова листнул в начало: перед заглавием второго рассказа вдруг появилась еще одна записка.

«Привет, Федор! Я была так рада видеть вас у нас в гостях! То, что наши родители решили вместе вести дела, делает меня счастливой! Надеюсь, теперь мы сможем видеться чаще. Обнимаю крепко-крепко».

«Ева! – гласила надпись несколькими страницами позже. – Я испугался, что ты вернула мне подарок, и не сразу понял, что ты придумала использовать книгу до переписки. Это гениально! Мой отец просто в восторге от того, что сотрудничает с твоей семьей. Теперь мы совершенно точно сможем ходить друг к другу в гости… Встретимся в Росенике, когда вы будете здесь. Люблю и буду любить вечно».

Митя захлопнул книгу, потому что совесть не позволила читать дальше. Он засунул томик обратно в левое ухо Гречки, та замотала головой и выбросила его через правое. Книга плюхнулась на мокрую траву и открылась на форзаце – тот был пуст.