Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт [СИ]

Что? Что случилось? Может с ней что-то не так? Может платье ее недостаточно хорошо для этого обеда? Так отчего же он ее сюда вел, а сразу ей не сказал?

Сердце упало у нее. Так она перепугалась, что руки вспотели. Остановилась и в необыкновенном волнении стала ждать, что дальше будет. А дальше лакей перед мажордомом распахнул двери, тот вошел в ярко освещенную залу и крикнул звонко, так, чтобы все слышали:

— Девица Агнес Фолькоф.

Кажется, от волнения Агнес даже пошатнулась, замерла, а мажордом, повернувшись, шепчет ей любезно:

— Госпожа, прошу вас, входите.

Она еле смогла сделать шаг в залу. А там… Окна огромные, солнце в них светит, зеркала, зеркала повсюду. Света столько, что зажмуриться впору. И люди, разные, вельможи, городская знать. Дамы и господа, священники. И молодые и старики, что у стен сидят. И все на нее смотрят.

Девушка встала у двери, не зная, что делать дальше, слава Богу, к ней навстречу уже шли плотный и седеющий Кальяри, сын одного из основателей дома, и сын другого основателя банкирского дома, великолепный Энрике Ренальди. Агнес обоих знала. Не раз, и с тем и другим говорила об аренде и даже о продаже дома, в котором жила.

Они ей улыбались и когда подошли, то низко кланялись, и она присела в таком же низком реверансе перед ними.

— Госпожа Агнес, — говорил красавец Ренальди беря ее руку, — дозвольте я познакомлю вас с гостями.

И он повел ее по этой великолепной светлой зале.

«Ах, какие же здесь светлые и блестящие паркеты, — думала девушка, глядя на пол. — Они здесь не хуже, чем зеркала».

Улыбающийся Кальяри шел рядом, он остановился около благородной пары и, указывая на этих двух великолепно одетых людей, заговорил:

— Фердинанд Иоганн Лейвених, член ландтага Фринланда и личный советник его высочества курфюрста Ланна и его жена Клотильда.

Все друг другу кланялись.

— Премного наслышан о славных победах вашего дядюшки, — произнес господин

Лейвених.

— Все о том только и говорят, — добавила его жена. — Очень желаем видеть его у себя, как он будет в Ланне.

— Я передам дяде ваше приглашение, — едва слышно от волнения отвечала девушка.

— И вас, и вас желаем видеть, дорогая моя, — продолжал господин Левейних.

— Да, уж не пренебрегайте нашим приглашением, — молитвенно сложив руки говорила Клотильда Левейних. — Вот хоть в следующую среду приезжайте, госпожа Агнес.

— Обязательно буду, — отвечала Агнес с вымученной улыбкой. Но она тут же подумала о своем платье, не может же она пойти в гости опять в этом платье, и посему сразу добавила. — Если с делами управлюсь.

— Уж управьтесь, пожалуйста. Мы пришлем вам человека с напоминанием, — говорила госпожа Клотильда.

А молодые банкиры уже вели ее к другим людям:

— Штатгальтер Его Императорского Величества господин Ульрик, — представлял нового, безусловно богатого вельможу Кальяри.

— Я немного знаком с вашим дядей, — говорил тот после поклона. — Как и все, восхищаюсь его победами.

— Рада это слышать! — делала перед ним книксен Агнес. — Я передам дяде ваше восхищение.

Как хорошо, что она умела читать, как хорошо, что она читала книги, читала романы про любовь, которые брала у мерзкого книготорговца, романы про дам и рыцарей. Иначе она и не знала бы, как отвечать на все эти вежливые слова, что то и дело говорили ей эти вежливые люди.

Потом ее вели к новым людям и новым, Агнес, хоть и, кажется, начала успокаиваться, но все равно была очень возбуждена, она почти не запоминала ни их имен, ни титулов, ни званий. К стыду своему! Были они лишь картинки говорящие. И это при ее-то великолепной памяти, при которой она с одного прочтения могла наизусть проговорить сложный рецепт какого-нибудь редкого снадобья!

— А вот и тот, о ком вы просили, — ей на ухо произнес Энрике Ренальди, когда они подходили к священнослужителю в великолепном лиловом одеянии.

— Епископ, настоятель храма святого Николая отец Бернард, — представил священника Кальяри.

Отец Бернард был красавчиком. Лицо, сразу видно, человека благородного. Перчатки лиловые из атласа. Персты перстнями унизаны. Смотрит на нее весьма благожелательно, улыбается даже.

Тут все волнение у девушки и прошло. Без спроса схватила она руку святого отца и поцеловала в самый большой перстень, проговорив после этого искренне и с сердечным жаром:

— Не довелось мне даже рядом стоять со столь высокопоставленным святым отцом, уж возможности руку его поцеловать я не упущу.

Все, кто был рядом заулыбались, и сам епископ улыбался и даже по голове ее погладил:

— Приятно видеть рвение такое в молодых девицах.

После него ее знакомили с другими людьми, и уже этих то она всех запомнила. Хоть ночью ее разбуди — спроси про них, так расскажет и все имена и все титулы.

После хозяева звали гостей к столу. На хорах, в верху, заиграла музыка. А место Агнес оказалось как раз между головой первой купеческой гильдии Ланна господином Кельдером и его преосвященством настоятелем храма святого Николая отцом Бернардом.

Не подвел ее Кальяри, посадил ее так, как ей надо было.

Сыч есть Сыч, и хоть тюрьма и поменяла его, да уж и не совсем. Шубу, что подарил ему Волков было жалко. Грязна, словно в жиру, а рукава засалены вовсе. Он себе еще берет купил, чтобы казаться настоящим и благообразным купцом. Берет тот, кажется, был красив, пока Сычу не достался. Сейчас же Фриц Ламме более походил на разбойника, что отобрал одежду у небедного купчишки. После тюрьмы Сыч, конечно, раздобрел на вольных харчах, но дородности ему это не придавало, весь левый его глаз заплыл большим и отеком с ярким синяком. Опасный завсегдатай грязных бандитских кабаков, да и только.

— Смотреть на тебя дурака тошно, — сказал Волков зло. Махнул рукой. — Горбатого могила исправит.

— Так чего же… Так непросто мне там было, — оправдывался Сыч.

— В кабаке дрался?

— С кабацкими я бы управился, — заявляет Фриц Ламме с апломбом.

— Так кто же тебя бил?

— Господа били.

— Что за господа? Ну чего тянешь рассказывай, — раздражается кавалер.

— Ну, господа из свиты барона.

— За что?

— Ну дело было так. Остановился в той харчевне, что в миле от замка барона, — начал Сыч. — Ну все чин по чину, торгуем с мужичками, мы ж вроде как купцы, торгуем, значит, пиво пьем. Два дня так. И я все спрашиваю и спрашиваю у всех, как, мол, дела тут, каков урожай был, не злой ли барин. В общем говорю с ними, но вижу, что мужичье ничего толком не знает. Думаю, нужно выяснить про доктора. А как? Вот и придумали мы с Ежом. Лег я в покоях для гостей, вроде как с животом маюсь, Еж побежал к трактирщику, мол: «Зови врача!» Тот отвечает, что за врачом нужно в Ольвиц или Мален ехать. Ну Еж ему и говорит, ты в замок кого-нибудь пошли там врач должен быть. Скажи ему, что талер дадим, если придет. Ну, он и послал мальчонку. Тот приходит обратно и говорит, что в замке никакого врача нет.