Мэделин Ру - Восход теней [litres]

Тролли гурьбой двинулись на восток, следом за Визринн и Лелиас, возглавившими нападение. Апари остановилась перед Натаносом. Лицо ее и волосы под устрашающей маской взмокли от пота. Выглядела она – жальче некуда, но на губах троллихи, смотревшей вслед своим воинам, крадущимся к руинам под кровавой луной, сияла блаженная улыбка.

– Неважно выглядишь, – заметила Сира. – Лелиас – искусная целительница, она могла бы облегчить боль от твоей раны.

Апари била мелкая дрожь, зеленая кожа ее побледнела, покрылась пятнами. Казалось, каждый вдох дается троллихе с немалым трудом, однако от предложения она решительно отмахнулась.

– Нет. В этом нет надобности.

Ее телохранительница, Тайо, слегка поморщилась.

– Укус Вдовы хранит верность тебе и только тебе, – не без досады продолжала Сира. Гордость троллихи просто поражала: подобная глупость наверняка раньше времени сведет ее в могилу. – Пока с лоа не будет покончено, ты нужна нам живой.

В глазах Апари, под маской, заплясали веселые искорки.

– Только для этого я и живу, – отвечала она. – Только ради того, чтобы полюбоваться гибелью Бвонсамди и падением королевы-изменницы.

Со стороны руин донеслись изумленные крики. Атака мятежников застала небольшой лагерь врасплох, а окружившие его темные следопыты, пустив в дело луки, истребляли всех, кто пытался бежать. Толпа мирных жителей, устремившихся прочь из руин, оказалась куда многочисленнее, чем ожидала Сира. Один, закутанный в шкуры юный тролль, протиснувшись наружу сквозь брешь в стене, со всех ног бросился прямо к ним. Его рыжие волосы растрепались во сне, лицо и клыки были забрызганы кровью.

Надев шлем, Сира обнажила клинки полумесяца. Спасаясь от жуткой бойни, тролль подбежал к их укрытию у обочины так близко, что Сира явственно слышала частое, шумное дыхание.

– Вот тебе, Сира, и новая добыча, – сказал Натанос, подняв с земли сумку и приготовившись отправиться в руины следом за остальными. – Может, позволишь ему спокойно отлить напоследок, прежде чем нанесешь удар?

– Одной душой в Пасти больше.

Кривые острия, безжалостно сверкнув, настигли цель, и голова тролля с застывшей на лице гримасой ужаса покатилась в сторону, а тело безжизненно рухнуло в кусты, к их ногам. Не успела отсеченная голова остановиться, как Сира, переступив через труп, двинулась за Натаносом. Настал час одержать еще одну небольшую победу.

– Не слишком завидный трофей для твоей госпожи, – пробормотала Сира, оглядывая обломки колонн и заросшие лозами стены Зо’бала.

Крики в руинах стихли. На миг вокруг вновь воцарился покой, а затем тролли из Укуса Вдовы затянули песню, над треснувшими колоннами поднялся ввысь дым вспыхнувшего костра.

– Но в этих треклятых джунглях всё – сплошное убожество. Пожалуй, если стереть их с лица земли, всем это пойдет только на пользу.

У входа в лагерь Натанос замедлил шаг и покачал головой. Землю устилал ковер мертвых тел. Со стороны нападавших потерь не имелось – только над несколькими сторонниками Укуса Вдовы, сидевшими у разгоравшегося костра, хлопотали целители.

К поющим и пляшущим троллям, обогнав Натаноса с Сирой, присоединились Апари и Тайо.

– Любая одержанная победа чрезвычайно важна, – без околичностей пояснил Натанос. В глазах его горячо, буйно мерцали отсветы пламени. – И этой победой я горд не меньше, чем буду гордиться захватом Некрополя и уничтожением Бвонсамди. Еще немного, и Сильване ни к чему будет его опасаться. Преград на ее пути почти не осталось, а вскоре не останется вовсе. Против нее никто и ничто на свете долго не устоит.

Во сне Натанос Гнилостень не нуждался, однако хрупкие, еще живые тела троллей из Укуса Вдовы требовали отдыха. Даже ведьма, Апари с верной телохранительницей отыскали себе уголок, прикорнули у стенки. На шее Апари тускло поблескивал покрытый патиной медальон, отданный ей Натаносом, дабы она смогла одолеть магию святилищ. Не раз, не раз Натанос подумывал, не забрать ли его назад – либо тайком, либо силой, и всякий раз в ушах звучал вкрадчивый шепот королевы, уговаривавший забыть об этаких пустяках.

«Что нам все эти безделки да побрякушки? – напоминал ее голос. – Что нам вся эта бренная, несущественная память о жизни?»

Нет, его верность Сильване не колебалась даже без вещных, осязаемых напоминаний о связывающих их узах. Их связь Натанос считал предметом вполне ощутимым, как камни под сапогом, и илистая вода, плещущая у щиколоток, и песни сверчков над болотом. Погладив карман плаща, он снова нащупал хранившийся там фиал. Теперь, когда с медальоном пришлось распрощаться, других подарков Сильваны у него не осталось.

Темные следопыты встали на страже, по углам руин, скрыв лица под темными капюшонами и растворившись во мраке. Им отдыха тоже не требовалось, и караул они несли неподвижно, безмолвно, точно каменные изваяния, украшавшие колонны Зо’бала.

На севере, посреди небольшого отдельного островка, высился, ждал Некрополь. Зубцы его главной башни тянулись к кровавой луне, словно поднятые в мольбе руки. Неспешным шагом Натанос приблизился к краю разрушенного моста, некогда соединявшего руины Зо’бала с просторным открытым двором Некрополя. С виду пройти туда вброд ничто не препятствовало: глубина – от силы по щиколотку… но что-то удерживало Натаноса, не позволяло двинуться вдоль обвалившегося моста дальше.

Да, накануне битвы им неизменно овладевал непокой, но здесь дело было в чем-то другом. Казалось, гончие псы памяти хватают за пятки разум, словно бы что-то невидимое, угрожающее неотвязно идет за ним следом… Счастье, что он не спит: сон наверняка принес бы с собой лишь мучительные кошмары.

Ветры вокруг выли, стонали, точно от боли. Натаносу еще предстояло составить письмо к Сильване, сообщить ей о достигнутых успехах и неизбежной победе, но что-то в колышущемся тумане звало, влекло к себе. За водой, посреди храма Некрополя зиял темнотой арчатый проем, и мерцавшие по углам его синие огоньки казались глазами – глазами, которые видят Натаноса и узнают. От этого взгляда вдоль спины пробежала зябкая дрожь.

– Ну здравствуй, Натанос.

В воду у самых ног с плеском упала монета. Натанос нагнулся, присел, выудил из топкого ила золотой кругляш и медленно провел по нему пальцем, отирая от грязи знакомые чеканные контуры.

– Ты не настоящий, – ответил он разом и монете, и этому голосу, однако, поднявшись и обернувшись, оказался нос к носу с кузеном, Стефаном Маррисом. – Ты давным-давно мертв.

Казалось, он смотрится в снисходительное, всепрощающее зеркало. Обладатель густой копны темных, рыжеющих к концам волос и искристых карих глаз, Стефан всегда, всю жизнь превосходил Натаноса красотой. На губах его неизменно играла усмешка, от крыльев носа тянулись к уголкам рта, прятались в бороде веселые складки. Кожа Стефана до сих пор сохраняла живой румянец, что только лишний раз подтверждало: перед Натаносом – всего-навсего галлюцинация, морок.