Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

— Его же убьют! — просипела я и закашлялась. — Да вмешайтесь же, он убьет его!..

Вторая атака Фарида была еще яростней и увенчалась успехом. Всхлип ужаса застрял в горле, когда на рубашке инквизитора расплылась кровавая клякса. Он отступил, зажимая рану на боку. Я успела вытащить кинжал из-за пояса Эмиля, но он перехватил мою руку и заставил разжать пальцы.

— Вы же его друг, — прохрипела я. — Вы собираетесь стоять и смотреть, как…

— Если хотите ему помочь, — тяжело обронил Эмиль, — то молитесь.

У меня начался истерический смех. Дура, дура, дура!.. Почему я не предусмотрела его глупого мальчишества? Отчего не догадалась, что он задумал? Кысей отвлекся на меня и пропустил еще один удар по касательной к плечу. Эмиль зажал мне рот рукой.

— Не мешайте ему. Он сможет. Победить. Как на выпускных экзаменах. Тогда кто-то. Очень не хотел. Чтобы Кысей. Получил диплом. Лучшего клинка княжества. Моего отца. Поставили против. Но Кысей победил. Потому что верил. Верьте в него.

Рубленые фразы Эмиля были похожи на звук шагов палача, который неотвратимо приближается к своей жертве. Я попыталась привлечь внимание демона Фарида, зная, что безнадежно опоздала. Его облик уже поплыл, являя свету алчущего крови зверя. В отчаянии я закрыла глаза и замотала головой, освобождаясь от навязанной немоты. После смерти Мари я поклялась себе никогда не склонять голову перед Единым, но сейчас мои губы против воли сами зашептали слова молитвы.

— Господи Единый, защити своего слугу, смилуйся над ним, ну пожалуйста… Чем он виноват перед тобой?.. Наказывая меня, не губи его, он же верит в тебя… Спаси и помилуй…

Нестройные приглушенные вскрики в толпе заставили меня открыть глаза. Фарид выбил меч из рук Кысея и занес свой для последнего удара. Мое сердце пропустило удар, замерев в смертельной тоске. Обрушившийся клинок высек искры на полу там, где еще мгновение назад был инквизитор. Неразличимым глазу движением Кысей успел перегруппироваться, полоснул кинжалом открывшегося при атаке противника по руке, а потом вогнал лезвие в его правое подреберье. Фарид захрипел и зашатался, выронив из рук клинок, а потом замертво рухнул на пол. Я позволила себе выдохнуть.

Эмиль выпустил меня и поспешил к Кысею. Довольные возгласы, крики одобрения, радостный шум — все это слилось в одно вязкое марево, которое повисло перед глазами. Во рту стало кисло от сладковато-грязного любопытства толпы. На мраморный пол капнула кровь из носа. Приступ. Ноги подкосились, я упала на четвереньки. До меня никому не было дела. Нестройные звуки человеческих фигур стекались к эпицентру какофонии, минуя меня. Остался лишь Отшельник. Он вопросительно двинулся в мою сторону неприятным низким звуком, но я выставила вперед руку и покачала головой.

Попыталась встать на ноги, но неожиданно поняла, что низкий рокот издавал вовсе не Отшельник. С жалобным стоном вылетели окна. Безжалостная стихия ворвалась внутрь, закрутилась в водяные смерчи, расшвыривая беспомощные человеческие фигурки, сметая все на своем пути. Я захлебнулась в соленой горечи, отчаянно хватая воздух ртом. Но вдохнуть не смогла. А потом ничего не стало. Ни звуков, ни запахов, ни цветов… Не было и живых. Меня тоже не было. Словно я вновь оказалась в каменном мешке, куда не проникал ни звук, ни луч солнца. Там сходили с ума даже самые стойкие… Я падала…

Под каблуками туфель хрустели осколки стекла и фарфора. Я ступала меж вздувшихся изуродованных тел, стараясь не дышать. Вода схлынула, под ногами противно хлюпало, я наступила на что-то мягкое, но не решилась посмотреть, на что именно. Или кого. Я шла к выходу, который зиял рваным проломом в стене. Мне нужно было вдохнуть хоть немного чистого воздуха… Отвратительный мертвяк заступил мне дорогу и что-то спросил. Я смотрела, как шевелятся его посиневшие губы, и зажимала себе рот, чтобы не закричать. Попыталась вырваться, но он вцепился и не пускал. Пролом в стене манил призрачной свободой. Мне надо туда…

— При…аз ка…ита…а — ни…ого не вы…ус…ать…ез…ос…отра… — звуки частично вернулись, больно царапая слух.

— Так дос…отри…е ее.

Я уже видела на мертвяке форму стражника, на ней отлетели пуговицы, не выдержав вздутого брюха.

— Госпожа, пройдите для досмотра, — внятно произнес мертвый стражник и махнул полуразложившейся рукой в сторону. Я зажмурилась, не желая видеть, как она отвалится от резкого движения.

— Оставь ее, — прозвучал резкий окрик, заставивший меня содрогнуться. — Я сам. Сам ее досмотрю.

Я застыла от ужаса. Это был инквизитор. Я не хотела поворачиваться, не хотела видеть его мертвое изуродованное лицо. Господи, только не это…

— Но, господин инквизитор, вы же ранены, вам надо…

— Я в порядке. Пройдемте, госпожа Хризштайн!

Он взял меня под локоть и потащил в комнату. Я отвернула голову вбок, лишь бы не видеть его.

— Повернитесь. Это формальность, вам негде их спрятать, но я должен…

Его руки легли на плечи, прощупали корсет, прошлись по бедрам, спустились ниже. Я вздрагивала от каждого прикосновения, его ладони были обжигающе холодными… Пусть все закончится, пусть закончится как можно быстрее…

— Мне жаль, но… Снимите обувь.

Я послушно скинула туфли. Сердце болезненно сжалось.

— Почему вы молчите? На вас это не похоже. Можете обуваться.

Я покачнулась, пытаясь попасть в узкий носок. Кысей придержал меня за локоть и помог с обувью.

— Если ваши травмы настолько серьезны, что вы не можете говорить, я позову лекаря и…

— Нет, — выдавила я. — Я хочу уйти.

Он резко развернул меня к себе лицом, и я едва успела опустить взгляд вниз. Сквозь наспех наложенную повязку у него проступила кровь. Кровь живого человека. Ярко-алая.

— Да что с вами такое? Куда делась ваша обычная пошлая развязность? Да посмотрите же на меня!

Он встряхнул меня за плечи, а потом поднял мне голову за подбородок. Я зажмурилась.

— Господи! У вас опять видения? Что на этот раз?

— Оставьте меня в покое, господин инквизитор! Если вы закончили меня лапать, я пойду!

Кысей шумно выдохнул и отпустил меня. Я развернулась и вслепую побрела к двери. Открыть ее не смогла, потому что вместо нее был завал. Я стояла и тупо смотрела на груду обломков, которые перегородили мне путь. Разумом я понимала, что их нет, но все чувства кричали об обратном. Я даже не смогла бы нащупать дверную ручку. Инквизитор распахнул дверь передо мной и сказал:

— Я прошу прощения. Мне жаль, что вы из-за меня пострадали. И простите за необоснованные подозрения, за обыск, за… Я рад, что вы оказались ни при чем в этой…

Я не дослушала его, поспешив к выходу.

На улице я полной грудью вдохнула упоительно теплый воздух, чувствуя, как отступает призрачная реальность. Отступает, чтобы вернуться. Неотвратимостью будущего. Я стиснула зубы и побрела к воротам. Отрицательно покачала головой извозчику, велела ждать и зашагала вдоль ограды. Остановилась и вцепилась в прутья ограды, прислонив к ним пылающий лоб и уставившись на окна кабинета помчика на втором этаже. Там все еще горел свет. Зачем теперь все? Какой смысл в игре, если исход предрешен? Но природное упрямство взяло свое. Я отступила в тень и направилась к кустам. Оцарапав руку шипами, вытащила мешочек с добычей, прочно приклеенный смолой к летуну. Запущенная из окна, эта удивительная штуковина спланировала далеко за пределы ограды и запуталась в кустах шиповника. Кто бы мог подумать, что изобретения Мартена окажутся хоть в чем-то полезными?.. А ведь завтра его самого уже не будет, как и остальных. Я встряхнула головой, торопливо засунула добычу в сумку и зашагала обратно к экипажу.