Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

– А кто защитит тебя? – возразила Кариллон. – Вот мое предложение – гони назад мой амулет, и, может быть, мы тебя пощадим.

– Тогда всё. – Хейнрейл покачал головой. – Не говорите, что я не пытался.

Он отвернулся и медленно побрел к главному выходу. Сейчас произойдет что-то страшное, осознала Кари и бросилась с ножом в руке его догонять. Ее перехватил телохранитель, швырнул на стену. Послышались крики, раздался вопль. Телохранитель Хейнрейла пришпилил ее со знанием дела – сжал кисть так крепко, что рука враз онемела, и Кари выронила нож. К горлу прижалось кривое лезвие. Ухо обдало гнилым дыханием.

– Откроешь рот – сдохнешь, ведьма.

И тут донесся клич:

– Шухер! Вальты!

Сквозь переднюю дверь, в боковую дверь и втискиваясь в окна, хлынула восковая армия, неудержимый поток свечного сала. Сотни сальников заполонили ночлежку таким валом, что нескольких воров, присматривавших за входом, смели просто вмиг.

Поэтому они ее ослепили, догадалась Кари. Если бы городские колокола не умолкли, она могла бы увидеть сальников, марширующих от церкви Нищего Праведника, и предупредила бы Шпата с ворами, что в ночлежке стало опасно.

– Не двигаться! – проорал ворам Хейнрейл. – Ради всего, не рыпайтесь на них, не то вас убьют на месте. Всем, каждому – стоять, на хер, тихо!

Сотни глаз смотрят на Шпата. Сражаться или…

Однако здесь были не одни только воры и головорезы. Здесь все, кто живет в этом доме, обычные люди вроде Угрюмой Мамули и ее внуков. Кафстаны. Прочие, совершенно невинные. И надо всеми занесен нож. Шпат склонил голову, протянул руки, и два сальника подскочили к нему. Связали его каменные запястья путами алхимического шнура.

В толпе рыскал еще один сальник. Полная задница, этого она опознала – сальный чан почти не исказил его черт, лишь борода сделалась твердым выступом из обработанного воска, а правая рука ненормально гладкая, без морщин, как у младенца.

Джери, ловец воров. Ныне Джери-сальник. Он отобрал Кари у телохранителя Хейнрейла. Открыл рот, вроде как собираясь ей что-то сказать, но только невнятно заскрежетал и брызнул в глаза струйкой жгучей молочной жидкости. Она попыталась разорвать его хватку, но выхода не было. Она оглянулась, молясь, чтобы найти хоть какую-нибудь штуковину, которая сгодилась бы в помощь. Может, Крыса – атаковать их, или Мирена – телепортироваться и выкрасть ее. Или Онгента – поразбрасывать чары.

Но Мирена ни следа, а Онгент отлеживался после исцеления Шпата. А Крыс сюда не пришел. Она приметила позади толпы фигуру в капюшоне, потом вторую, потом еще, но все они явились с Хейнрейлом. Держались поодаль, склонив головы, и не вмешивались в происходящее.

Прибыли новые стражники – тоже сальники, но одеты в костюмы гильдии алхимиков, а не в поношенные синие кители городского дозора. То была почетная гвардия гильдмистрессы Роши. За ними следовала она сама, по-видимому, ничуть не пострадав от ножа и падения с крыши менее суток назад. Джери подтащил Кариллон и швырнул перед Рошей.

Вперед выступил Хейнрейл. Проходя мимо Кари, он пожал плечами, словно оправдывался: «Что я мог поделать?» Стоя вблизи, она слышит, как он обратился к Роше.

– Договор действует, правильно? – говорит он. – Одна сотня и пятьдесят на круг в чаны, и я накину Кари как возмещение за дурацкое нападение Шпата на резиденцию вашей гильдии. Но отбирать буду сам, и Братство останется. Вы отзовете сальников и отмените комендантский час.

– Наш договор был заключен в совершенно иных обстоятельствах, Хейнрейл. Вам это должно быть ясно. Когда я нанимала вас вначале, мне приходилось работать тайно и избегать внимания парламента, стражи и церкви Хранителей. Теперь же… – Она расправила руки, подчеркивая масштаб своего торжества, – церковь в замешательстве, дозор – мой, и в парламенте не осталось противников моей мудрой политики.

– Не делай этого, Роша, – полушепотом настаивал Хейнрейл, скосив глаза влево.

– По-моему, иначе нельзя, – ответила она, – в конце концов, было бы вопиющей халатностью позволить известному преступнику, главе Воровского Братства, уйти на свободу. Одно вытекает из другого, в самом-то деле. Последний гвоздь в гроб Эффро Келкина.

– Не надо. Ты получила, чего хотела. Черные говенные колокола теперь твои, туда им и дорога. Прими победные лавры и уходи.

– Я-то думала, ты понятливый, Хейнрейл. Наступает новая эра. Все прежние силы устарели и сгнили.

– Ну ясно. – Он полез в карман и достал нечто маленькое. Не амулет – сточенный кусок мела. Он подкинул его – мел упал у ног Роши и разбился на дюжину осколков. – Ясно, – повторил он, а затем себе под нос: – Мири.

Кари вздрогнула – Мири, она знала из наваждений, звали чародейку Хейнрейла. Тем не менее у алхимиков наверняка есть противочары: жезлы подавления и разделительные обереги, поэтому один заклинатель не добьется никакого эффекта.

У дальней стены помещения фигуры в плащах стряхнули с голов клобуки. То были ползущие – и каждый из них своими десятью тысячами червячных пастей пропел заклятие. Молния грянула сквозь толпу. Жахнули шлепки горячего воска, а за ними брызги крови с мясом – невезучих воров угораздило стать на пути. Воздух загустел от колдовства.

Заклинатель был не один. Их целое ползучее войско, и показуха Онгента на улице Желаний выглядела рядом с ними детской хлопушкой.

Разряд задел Таммура, и старого вора разорвало, как набитый мешок, толстый живот лопнул, а кости хрустели, пока по нему прокатывалось заклинание. Кари чуть не ослепла, когда гильдмистресса Роша превратилась в столп пламени. Роша не закричала, когда ее пожирали синие огни, и полыхала стоя. До тех пор, пока восковые глаза не потекли по щекам, а голова не опала, провалившись в плечи.

От колдовского жара пальцы Джери размякли, и Кари сумела вывернуться. Она рванула вперед, увернувшись от костра, прежде бывшего Рошей. Ничего не видя, она ловила поток свежего воздуха из-за дверей. Снова как в Башне Закона , подумала она, спотыкаясь. Хейнрейл опять поймал ее в огненную ловушку. Цеплялись чьи-то руки, но ей удавалось выскальзывать. Мимолетом она заметила, как Хейнрейл тянется к ней, кричит, но полоснула его ножом и – вот радость неимоверная – попала, и он отшатнулся. Другие преследователи – Джери? – наседали, поэтому она опустила голову и ломанулась вслепую, перепрыгивая отсеченные конечности и смертельно раненных воров.

Где-то в сердце резни – она слышала – грохочет Шпат. Ликование толпы обернулось воплями паники, но он принял власть, командуя бегством. На беду, между ней и Шпатом стена горящих сальников и мечущих заклятия ползущих, ей никак не к нему не пробиться.

Под дробным топотом ее ног исчезает пол, и целое мгновение она парит в вольном падении. Канал. Она перекувыркивается в воздухе, но все равно скверно бьется о воду, вышибает дыхание. Легкие горят, она ныряет в мутоту, стараясь протолкнуться глубже и не оставить следов на поверхности.