Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Спасибо, теперь хоть что-то понятно.

— Старый Ярослав — это Ярослав Мудрый. Храбрый Мстислав — брат его. Два брата стоили друг друга. И о чем дальше будет «Слово», тебе сейчас и говорят перечислением князей.

— О чем?

— «Храброму Мстиславу, иже зарѣза Редедю предъ пълкы касожьскыми», — многозначительно сказал Ярослав.

Протянул руку за световой круг и из темноты вынул второй том «Полного собрания русских летописей».

Начал листать эту огроменную томину.

Потом вдруг остановился.

— Пойдем самым простым путем, — объяснил он мне и быстро вернулся на начало «Древнерусскую литературу», по которой читал мне «Слово».

— Вот, смотри, даже здесь есть выписка из «Повести временных лет», так и называется : <���О ЕДИНОБОРСТВЕ МСТИСЛАВА С РЕДЕДЕЮ> . Она то нам и нужна. Прочти вслух сама, пожалуйста.

Читать это было трудно, но я старалась:

— В лѣто… э-э-э… шесть пять три ноль, точка. Приде Ярославъ къ Берестию. Въ си же времена Мь… Мьстиславу сущю Тму… Тьму… Тму-то-ро-ка-ни поиде на касогы. Слышавъ же се князь касожь-жь-ский, нет! — кый, касожьскый Редедя изиде противу тому. (Ага… Против того. Вышел. Короче.) И ставшема обѣма полкома противу собѣ, и рече Редедя къ! Мьстиславу, двоеточие : «Что ради губивѣ дружину межи собою? Но снидеве ся сама бороть. Да аще одолѣеши ты, то возмеши имѣнье мое, и жену мою, и дѣти моѣ, и землю мою. Аще ли азъ одолѣю, то възму твое все». И рече Мьстиславъ, двоеточие: «Тако буди». И рече Редедя ко Мьстиславу, двоеточие: «Не оружьемь ся бьевѣ, но борьбою». И яста ся бороти крѣпко, и надолзѣ борющемася има, нача изнемагати Мьстиславъ: бѣ бо великъ и силенъ Редедя. И рече Мьстиславъ, двоеточие: «О пречистая бородице помози ми. Аще бо одолѣю сему, сьсижу, — нет! сЪзи-жю, о боже, съзижю церковь во имя твое». И се рекѣ удари им о землю. И вынзе ножь, и зарѣза Редедю. И шедъ в землю его, взя все имѣнье его, и жену его и дѣти его, и дань възложи на касогы. И пришедъ Тьмутороканю, заложи церковь святыя Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тьмуторокани. ВСЕ!!!

Эта пытка закончилась!

— А теперь давай я переведу, — любезно сказал Ярослав, насладившись моими мучениями.

Сам-то не лучше меня над «Хоббитом» скрипел!

— Переведи!

— Итак, что мы имеем. Ярослав боялся Мстислава как черт ладана. К Киеву боялся подойти, в Новгороде все больше сидел, уже будучи великим князем киевским. Мстислав пошел на касогов. Ярослав осмелел, пришел к Берестью. Надеялся, что касоги братца успокоят навсегда. Тем временем два войска, Мстиславово и касожское, встали друг напротив друга. Редедя предлагает: «Зачем губить дружину? Давай сами поборемся. Если ты одолеешь, возьмешь и имущество мое, и жену, и детей, и землю. Если же я одолею — твое все возьму». Мстислав говорит: «Давай так». Редедя, наслышанный о нашем честном роде, уточняет при всех: «Боремся без оружия». Мстислав ничего не возражает. Начали бороться, долго бились. Касожский князь — большой и сильный — побеждает. Мстислав достает нож из сапога, и все, конец борьбе. Редедя зарезан. Победа! Этот геройский поступок попал в «Слово». Это, вообще-то, по-русски называется ВЕРОЛОМСТВОМ. Ну, или подлостью. А потом непобедимый Мстислав погиб на охоте молодым, оставив мудрому брату всю власть. Ну а мудрость Ярослава всегда очень тесно была переплетена с коварством.

— А как же всякие военные хитрости? — вспомнила я.

— Военные хитрости — это другое, — отрезал Ярослав. И пояснил: — Когда ложным бегством выманивают, засадными полками нападают. К хвостам лошадей еловые ветки привязывают, чтобы пылили и враг думал, что войска больше идет, чем на самом деле. Здесь же поединок. С договором.

— А разве можно с врагом договариваться? «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет?» А?

— Так это Мстислав в земли касогов пришел дань наложить, не они к нему. Но Редедя нож в сапоге не оставил, а Мстислав оставил. Об этом и говорит автор «Слова». Что ему мешало написать просто: «иже победи Редедю предъ пълкы касожьскыми»? Нет, он написал «зарезал»!

— А красный Роман — кто?

— Красный Роман Святославличь — это внук Ярослава Мудрого, брат Олега Святославлича. Красивый был. Когда умер Святослав, средний сын Мудрого, начался, как всегда, передел власти. Младший брат Святослава Всеволод, женатый на гречанке, занял Чернигов, отдав Киев Изяславу. А детям Святослава в удел дали Муром дремучий да Тьмуторокань, от Руси почти совсем отрезанную. Оделили знатно. Святославличи поднялись на битву за свои права. В битвах Всеволод, отец Мономаха, был слаб, зато в интригах ему равных не было, да и в умении устраивать свои дела чужими руками. Святославличи вдруг стали погибать один за одним. Старшего, Глеба, в Заволочье якобы емь убила. Олег Святославличь понял, что ему не жить, ушел из Чернигова в Тьмуторокань. Потом они с Борисом обратно на Русь пришли, накатили Всеволоду на Сожице, Чернигов отбили. Всеволод к Изяславу побежал за подмогой. Потом Нежатина Нива была, о чем мы еще долго говорить будем. А потом красный Роман Святославличь привел войска к Переяславлю. Но Всеволод и сын его Владимир Мономах склонили на свою сторону половцев. И на обратном пути в Тьмуторокань Романа убили. Так же загадочно, как и Глеба. Разумеется, половцы, как Глеба — народ емь. И в это же время в Тьмуторокани взяли под стражу Олега и отправили в Царьград в заточение. Разумеется, хазары. Которые потом почему-то оказались торками, то есть черными клобуками, — когда Олег сумел вернуться и найти их. А кости Романа, брошенного непогребенным, так и остались белеть в Поле Половецком, напоминая нам обо всем об этом, то есть о ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ. Хорошенькое начало для героической песни о… как там в твоем листочке писано?

Он вытянул лист, про который я уже и позабыла за давностью, и с удовольствием зачитал:

— «Легкой дымкой романтики окутал автор несчастливый поход и его неблаговидные цели. Он не кривил душой, он сказал обо всем, но сказал мягко, отвлекая читателей или слушателей». Куда уж мягче, а? Ну и вот, после этого бодрого, радостного зачина, где мы узнали о том, что петь будут правду, а не славу старыми словами, петь будут о коварстве, вероломстве и предательстве, после этого, собственно говоря, и начинается наш окутанный легкой дымкой романтики сказ.

Он торжественно поставил цифру шесть: