Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Ага, значит, разделились? — вставила умное замечание я.

— Да. Между ними день пути. Передние полки наткнулись на половцев, обратили их в бегство. Но преследовать долго побоялись, гнали до полудня. Собрали пленников, отошли и встали у Орели, на том берегу, что к Киеву. Основные силы — позади. Половецкий князь Кобяк собрал уцелевших воинов и повел их обратно. Подошел с той стороны реки на заре. Начал обстреливать. Владимир Глебович стал старших князей о помощи взывать, дескать, погибаю, половцев много.

Ярослав снова умолк. Пододвинул книги к себе поближе.

— И вот тут такая интересная у нас штука, — сказал он задумчиво. — В Киевской летописи, которая у вас зовется Ипатьевской, запись короткая. В «Истории» Татищева она длинней. И там есть одно отличие. Вот слушай: «А половцы, от часу умножаясь, Владимиру немалые утеснения чинили, но, увидев идущую помощь, подумали, что все войска русские идут, ибо чрез плененных уведали, что Святослав и Игорь недалеко, тотчас стали отступать». В Киеве летопись поправили: «и мнѣша тоу Ст҃ослава и Ририка».

— Какого Ририка? — изумилась я.

— Да Рюрика. Но половцы-то стали отступать, когда решили, что Игорь со Святославом недалеко. Почему Святослав так и гневался, что заменить Игоря некем: одно его имя половцев заставляло уходить, не оглядываясь. Владимир же Глебович только помощь просить был горазд. А дальше еще интереснее дела идут. Опять же в Киевской летописи почти ничего нет, все вычистили, а вот что нам «История» говорит: «На сем бою и на станах взяли половецких князей: Кобяка Каллиевича с двумя сынами, Билюлковича и зятя его Тавлыя с сыном; да брата его Такмыша Осолукова, Барака, Тогра, Данила, Содвика Колобицкого, Башкарта и Корязя Колотановича, да побили Тарсука, Изуглеба Тереевича, Искона, Алака, Атурия с сыном, Тетия с сыном и Турундия; к тому других много из них без числа погибло. Взяли же в плен всех до 7000, а кроме того множество русских пленников освободили. Даровал Бог сию победу июля 1-го в понедельник на память святого Иоанна воина» . То есть, по «Истории» в плен захватили тринадцать знатных половецких мужей. Да девять убили, да еще и много других. Семь тысяч пленников взяли. Русского полону множество освободили. По Киевской летописи убили двух, Корязя Колотановича и Тарсука. О тысячах пленников и освобожденных соотечественниках летопись почему-то стыдливо умолчала. Просто упомянула, что Святослав и Рюрик с великой славой и честью возвратились.

— И ты, конечно, знаешь, почему летопись так сократили… — заметила я.

— Знаю. Потому что «Слово» появилось.

Ярослав вдруг протянул руку, взял мою кружку и сделал хороший глоток:

— Но слушай дальше, что в «Истории»: «Святослав и Рюрик, видя к себе такую несказуемую божескую милость, и храбрость, а, кроме того, мудрость Владимира в воинстве, воздали на том месте Господу Богу должное благодарение, а Владимира во всех полках, выхваляя, прославляли и возвратились восвояси. В сем собрании половецких было 97 князей, а войска до 50000, кроме бывших на станах, и жен, и скота, из которых мало бегом спаслось. Пришедши же к Ворсклу, дали Владимиру в награждение всех тех князей и простой люд, которых его полком взяли, и оных отпустил он за тяжкий откуп».

— И что?

— Как что? Тебе опять с русского на русский перевести?

— Переведи, — сказала я.

— Перевожу: великий князь киевский по божьему, разумеется, вложению в сердце благой мысли, собрал десять князей, одного воеводу да союзных степняков и пошел постоять за Землю Русскую. Против них вышло девяносто семь князей половецких да войск пятьдесят тысяч. И всех их русские князья во главе с Владимиром Глебовичем переяславским победили, тринадцать половецких князей в плен взяли, десять убили, полону взяли семь тысяч и всю добычу Владимиру Глебовичу переяславскому отдали за его мудрость в воинстве и бедность в хозяйстве.

— Хороший был поход, — аккуратно заметила я. — И что?

— Да пока ничего. Я же тебе и говорю — великолепный поход. С честью, славой и достатком. В это же время князь Игорь к Мерлу пошел, о чем я тебе уже говорил. И столкнулся с Обовлы Костуковичем. А сиди он в это время на Орели у Святославого стремени, как великому князю киевскому мечталось, вот бы половцы на Северщине порезвились…

Ярослав вторым глотком окончательно опустошил мою кружку.

Все понятно, надо снова чайник ставить…

— Перерыв, — попросила я.

И после перерыва «Слово о полку Игореве» продолжало скромно лежать в сторонке. Ярослав же прочно утвердил перед собой Ипатьевскую летопись и татищевскую «Историю». В своей футболке и штанах от камуфляжа он был похож не на отличника, ведущего глубоко научный спор, а на спецназовца, приготовившегося палить по-македонски: сразу с двух стволов. А третий, запасной ствол — Лаврентьевскую летопись — отложил в сторонку.

Я села.

Ярослав подытожил историю, которую рассказал до перерыва:

— Летний поход князей закончился победой в Иванов день, первого июля, в понедельник. Забыл тебе сказать, что вообще-то в это время половцы обязались великому князю мир хранить.

— Чего? — удивилась я.

— «Половцы, хотя обязались Святославу хранить мир, но усмотрев удобное себе время, пришли с войсками к Дмитрову с Кончаком и Глебом Тиреевичем. Но Божиим заступлением не учинили никоего вреда, поскольку, взяв одного купца переяславльского, довольно знаемого им, спросили о войсках. И оный сказал им, что князи все, собравшись с войсками, стоят за Супоем, чего они убоявшись, возвратились», — зачитал Ярослав. — Перевожу для отдаленных потомков: с половцами заключен мир. Но великий князь лучше знает об их гнусных намерениях. Ведь один переяславский купец сообщил, что половцы шли к Дмитрову, но он, купец, им сказал, что князья с войсками стоят неподалеку, после чего они испугались и вернулись, никакого вреда не причинив. Кроме этого купца половецких войск никто не видел. А купец — из Переяславля, где Владимир Глебович все радел в Поле сходить, людишками и скотом разжиться. На основании неопровержимых данных о намерениях врага князь Святослав пошел грудью отражать половецкий набег. Аж пять дней пришлось от Сулы вглубь по пустой степи идти, так коварно половцы свои неисчислимые войска на рубежах Земли Русской расположили. Так понятно?

Отдаленные потомки в лице меня решили промолчать.

— Но половцы не угомонились, — зловеще сказал Ярослав. — Слушай: «Безбожный и свирепый Кончак, князь половецкий, собрав войско великое, пошел на пределы русские, желая все города попленить и разорить, имея с собою мужа, умеющего стрелять огнем и зажигать грады, у коего были самострельные туги столь великие, что едва 8 человек могли натягивать, и каждый укреплен был на возу великом. Сим мог бросать каменья в средину града в подъем человеку и для метания огня имел приспособление особое, небольшое, но весьма хитро сделанное. И так тот нечестивый шел с великою гордостию, но всемогущий Бог наказал злой совет его. Ибо пришедши на Хорол реку, он дожидался остальных войск, а между тем, желая закрыть злостное свое коварство, послал в Чернигов к Ярославу Всеволодичу посла своего якобы для учинения мира. Ярослав, не ведая лести той, послал к Кончаку боярина своего Олстина Алексинича. Но Святослав, уведав подлинно коварство Кончаково, немедля велел все войска собрать, а к Ярославу послал сказать, чтоб тому злодею не верил и никого к нему не посылал, объявил, что он сам на него с полками идет, и звал Ярослава с собою. А сам Святослав с Рюриком, собрав войска, пошли за Днепр наскоро и встретили на пути купцов, идущих от половцев, которые подтвердили Кончаково злонамерение и сказали, что он стоит за Хоролем, а за ним немалые войска поспешают».