Эрнест Зариньш - Заговор пушистых хвостов

Джуффин посмотрел на меня с явной укоризной.

— Макс, твои выдумки нас явно до добра не доведут. Я то тебя знаю, сначала убедишь меня попробовать, потом станешь хныкать, что ты несправедливо обделён дегустаторской порцией чудеснейшего на свете напитка, станешь уверять меня, что, мол, не захватив с собой пару бутылочек, мы нанесём непоправимый вред королевским коллекционным подвалам, а потом насупишься, и остаток пути я буду смотреть на твою скорченную физию.

Я уж не говорю, что будет твориться, если я позволю отхлебывающий тебе глоточек.

Предположим, распугать своей ездой местных собак тебе и так по плечу. Это не самое печальное, что с нами может приключиться. Самое печальное будет, если тебя занесёт на очередном овраге, и нам придётся ещё часа три дожидаться дежурного амобилера, пока наша раскореженная колымаги будет валяться в соседнем оросительной канале.

И это ещё хорошо, если Куруш не пострадает… Я то тебя знаю с твоей манерой водить, никогда себя удержать от крутого маневра не можешь.

— Так что, — констатировал Джуффин с абсолютно несвойственным ему апломбом институтского лектора, — Мы остановимся здесь лишь на минутку. Я пополню наши запасы воды, а ты пока посидишь за рулём, поговоришь с Курушем.

Порцию отборных местных пирожных я тебе, впрочем, обещаю! — лицо Джуффина приобрело более знакомый мне беззаботный оттенок, и как мне показалось, он даже подмигнул.

Впрочем, возможно мне все это лишь почудилось.

— Ладно, шэф, поехали!

— Что такое шэф, Макс? — изумлённо спросил Джуффин, и я понял, что некоторые фильмы из моего прошлого мира он ещё не смотрел.

— Это примерно как великий волшебник, или глава ордена, — тут же ответил ему я, и чуть было не утонул в собственном ехидстве.

Как бы то ни было, уже скоро мы приблизились к одинокой оранжевой постройке, видимо, сложенной целиком из-за местной глины. Здание, упирающейся в небо своей огромной трубой, состояло из глиняных кирпичиков, приглядевшись к которым, можно было прочитать какую-то чудесно-замысловатую букву неизвестного мне алфавита.

Если взглянуть вверх, то подобная же картина продолжалась до самого верха. По трубе, чудесными гроздьями словесного винограда вились необычные символы, иногда сплетаясь вместе, иногда как бы отталкиваясь друг от друга.

Я прошёл вдоль необычной постройки, и подумал, что что-то она мне напоминает.

Тогда я несколько раз обошёл здание по периметру, потом решил посмотреть на него издалека.

Я, пятясь словно рак, двинулся обратно к дороге, пока под моей ногой не хрустнули стебли чертополоха. Очертил взглядом огромный красно-коричневый остов здания, и понял наконец, что это такое.

Это было чем-то чудесным, даже для меня, повидавшего многое на этом и том свете.

Огромная труба со странными завитками, оказать раструбом чудовищной высоты ботинка, словно бы соскочившего с ножки девочки из романа Алиса в стране чудес в тот момент, когда она начала с чудовищной скоростью увеличиваться в размерах.

Да, да, это был именно ботинок, по бокам которого странной вязью скользили завитки, напоминающие шнурки, правда по размерам они больше были похожи на канаты.

Из огромного раструба, по голенищу которого поднималась огромная деревянная лестница, валил густой, наваристый дым.

Небольшие, словно утонувшие в толще глиняных стен, окна, порядком запылились, и лишь посередине через них можно было разглядеть яркое сияние свечей. Раздавалось тихое, заунывное пение скрипки. Массивные двери, находившиеся точно на заднем «каблуке» здания вдруг заскрипели, и на пороге появился заросший косматой бородой, заплетённой в несколько, довольно жидких косичек, гном. Ну, точнее, это я его так вот определил. Сообразуясь со своими потусторонними представлениями. На самом же деле это был, наверняка, простой, впрочем весьма эксцентричный гражданин Королевства.

Короткие зелёные шорты, белые гольфы, на верхних кромках которых были прикреплены какие-то детские тряпичные цветочки. На груди виднелись тёмные подтяжки. Верхняя одежда необычного посетителя трактира состояла из протёртого «пиратского» пиджака с фалдами, которые, постоянно переплетаясь с остроносыми ботинками незнакомца, уже превратились в какие-то грязные обрубки.

Ну и конечно, на светловолосой голове «гнома» возвышалась остроконечная «альпийская» шапочка.

Казалось он немного перебрал с супом отдохновения, и теперь шёл, как будто-бы приплясывая на ходу. Ноги его совершали постоянно какие-то хаотические движения,

он размахивал руками, в которых был заметен свиток, наподобие папируса.

Гном направлялся в сторону дорожки, которая в свою очередь вела к лесу.

При этом раздавался странный звук. Первоначально мы не могли определить, откуда он доноситься, однако чуть позже, когда гном завернул за угол небольшого сельского заборчиков, Джуффин указал мне на голову гнома.

На его белых длинных волосах, по бокам, висело несколько золотистых коробочек. Я их сразу узнал.

Это были колокольчики, которые, в такт каждому движению гнома производили пронзительный звон.

Я поразился, как ещё хозяин таких странных аксессуаров ещё не сошёл с ума. Хотя, возможно, это был какой-то парадно-выходной костюм.

Я подумал, что в конце концов не так уж и редко встречаются всяческие эксцентричные личности, даже из тех, кто порой не щадит своего здоровья на исполнение своих необычных шалостей. В конце концов, если бы все в этом мире были бы одинаковыми, такими как и все, тогда, наверное сам мир остановился бы, потому, что в нем не стало бы тех, кто его двигает вперёд, пусть и навстречу своим сумасшедшим мечтам, никто бы не хотел ничего никому донести, чему-то научить, да и учиться бы никто ничему не стал. В итоге все пришли бы к тому первобытному, животному состоянию, в котором пребывают только лишь самые примитивные амёбы. Но как сохранить человечество на уровне эксцентричности, граничащей с сумасшествием?

Мы подождали, пока радостный гном скроется за калиткой, и по возможности более бесшумно проскользнул во двор.

Во дворе царил первобытный хаос, составленный, казалось, из сотен тысяч самых разнообразных вещей.

На огромных деревянных столах, выставленных во дворе один напротив другого мирно соседствовали старые утюги, маленькие и большие молоточки, причудливые амулеты и спицы. К столам были привалены необычного вида шестерёнки, которые, в свою очередь соседствовали с обитыми грубой кожей сундуками, и прочей рухлядью подобного рода.

На столе также присутствовало несколько птичьих клеток, несколько связок ключей, и с десяток разнообразных вилок и ложек. Столовые приборы были самыми разнообразными, начиная с ничем не приметных грубо вырезанных оловянных, и заканчивая утончёнными серебряными ложечками, небольшого размера, и вилками с резными ручками, поблескивающими самыми разными цветами радуги, когда солнечный свет отражался от их, украшенный самоцветами и драгоценными камнями, ручек.